рассказанное им полностью соответствует истине, или соответствует, но не полностью. Впрочем, в таком случае все равно нет оснований считать Перейру помешанным, скорее, наоборот — расчетливым игроком, открывающим партнеру только тот минимум козырей, который необходим для выигрыша. Как бы то ни было, а в мыслях Хорнблоуэра царила полная неразбериха. Чтобы собраться и прийти к однозначному решению он задал еще один вопрос:

— Скажите, Рикардо, спрятанные сокровища имеют ко всему этому какое-нибудь отношение?

Перейра ненадолго задумался, как бы решая, стоит ли касаться этой темы. Когда он заговорил, по голосу чувствовалось, что он колеблется и не уверен в разумности своего поступка.

— Может быть — да, может быть — нет. Честное слово, не знаю, дон Горацио. Сокровище существует, но у него свои Хранители. Возможно, мой дед один из них. С этим золотом связано много всяких легенд и суеверий. В одном можно не сомневаться: ни один индеец добровольно не притронется к самому маленькому слитку, случись ему вдруг каким-то образом очутиться рядом с кладом. Это проклятое золото. Среди индейских племен бытует поверье, что однажды явится великий герой, достанет спрятанные сокровища и с их помощью возродит некогда могучую империю инков. Кто знает, кем он будет, этот герой. Не исключено, что его будут звать Франсиско Миранда. Лично я в этом сомневаюсь. Франсиско нет дела до индейцев. Он их и за людей-то не считает.

— А как же пророчество? — не удержался Хорнблоуэр.

— А что пророчество? В нем сказано: «разрушит», но не сказано: «построит».

Последняя фраза окончательно рассеяла сомнения. Безумец не смог бы рассуждать с такой безупречной логикой. Но если Рикардо не сумасшедший, тогда кто же он? Фанатик? Потенциальный мученик? Фаталист? Ни одно из этих определений не отвечало полностью истинной натуре сержанта Перейры. Во многом он продолжал оставаться для Хорнблоуэра такой же загадкой, как при первом знакомстве, но ощущение исходящей от него опасности больше его не беспокоило. С этой минуты он считал Рикардо союзником и готов был доверять ему и поддерживать во всем, что имело отношение к предстоящему делу.

— Ну ладно, Рикардо, я согласен поддержать вашу просьбу перед сеньором Мирандой и поговорить с м-ром Марсденом, — сказал Хорнблоуэр, выдержав приличествующую случаю паузу, — но должен предупредить, если дон Франсиско вдруг заупрямится, настаивать не буду. Он и так вас в чем-то подозревает, раз отправил вслед за нами Гонсалеса, а если еще я встряну, то как бы вам с ним вообще не поссориться.

— Благодарю вас от всей души, дон Горацио, — церемонно поклонился Перейра. — Вы приняли правильное решение и не пожалеете об этом, уверяю вас. Что касается Гонсалеса и моих отношений с Франсиско, то ни в первом, ни во втором нет абсолютно никакого повода для беспокойства.

— В самом деле? А разве ваш любопытствующий друг не доложит хозяину, что вы намеренно избавились от него и провели наедине со мной целый час?

Рикардо таинственно усмехнулся.

— Доложит. Только совсем не то, что вы думаете. А вот и он.

В окружающих поляну зарослях послышался какой-то шум, напоминающий фырканье разъяренной кошки и сопровождаемый треском ломающихся веток и громким пыхтением. Минуту спустя на площадку перед беседкой выкатился Гонсалес. На беднягу невозможно было смотреть без смеха. Рубаха его насквозь промокла от пота, курчавые волосы были облеплены паутиной, на щеках красовались свежие царапины, зато круглая физиономия сияла торжеством.

— Я успел! Я успел, сеньор Перейра, и теперь могу еще девять раз назвать вас сеньором, — задыхаясь проговорил он, с гордостью демонстрируя открытую луковицу дешевых карманных часов. — Пятьдесят минут! Вот так-то, сеньор Перейра! И толстяк может быстро бегать, если необходимо.

— Восемь, — флегматично произнес Рикардо.

— Что восемь? — непонимающе уставился на него Гонсалес.

— У тебя в запасе осталось восемь «сеньоров», — пояснил сержант. — Не трать их зря и не забывай считать. Переберешь — знаешь, что тебя ждет.

— Ну вот, всегда вы так, — обиженно протянул повар. — Стараешься, из кожи лезешь, а все зря…

— Ну-ну, успокойся, — Перейра покровительственно похлопал Гонсалеса по плечу. — Ты у нас молодец. Выпей-ка лучше с нами за компанию стаканчик бургундского. Пить-то, небось, хочется?

Гонсалес непроизвольно облизал пересохшие губы, и тут же в глазах его мелькнуло подозрение, сменившееся выражением панического ужаса.

— К-какое бургундское? — пролепетал он, заикаясь. — Где вы его взяли? У вас же ничего с собой не было.

— Это у тебя надо спросить, какое, — сурово сказал Рикардо. — Или ты считаешь, что этот вопрос лучше задать Его Сиятельству?

Реакция повара поразила Хорнблоуэра. Толстяк затравленно оглянулся, словно рассчитывая узреть здесь графа собственной персоной, потом пал на колени и с мольбой в голосе обратился к сержанту:

— Не выдавайте меня, очень прошу! Мы же с вами родственники, сеньор Перейра. Век буду за вас Бога молить, только не говорите ничего Его Сиятельству! Клянусь, что никогда в жизни не притронусь больше к вину!

— Семь, — холодно отметил Рикардо. — К тому же, «никогда» — это очень долго. А таких, как ты, родственников у меня половина Лимы, и я не могу сказать, что горжусь этим родством. Хорошо, я не сообщу дону Франсиско, что ты нарушил сухой закон, да еще с помощью его лучшего бургундского по гинее за бутылку. Остается только решить, что именно ему расскажешь ты. Я бы посоветовал говорить правду, но не вдаваться в подробности. Погуляли. Половили рыбки. Поговорили о погоде. Ты меня понял?

Гонсалес обрадованно закивал.

— Конечно, конечно. Я не отходил от вас ни на шаг. Вы помогли мне поставить сеть, а потом мы все вместе сидели в беседке и разговаривали о погоде и всяких пустяках. Потом собрались и пошли домой. Верно?

— Соображаешь, — похвалил сержант. — Можешь теперь выпить стаканчик, и пойдем снимать сеть.

Сразу же при входе во двор монастыря Хорнблоуэру бросилась в глаза стоящая возле крыльца трапезной карета. Сначала он решил, что она принадлежит Марсдену, но, приглядевшись, понял свою ошибку. Этот экипаж заметно уступал в размерах и выглядел далеко не так импозантно, как выезд Первого Секретаря. Тащившийся сзади Гонсалес сразу узнал его и обрадованно воскликнул: «Это лорд Байрон приехал! Помните, я вам говорил, сеньор капитан?»

Вслед за этим повар нырнул на кухню, заботливо придерживая, чтобы не расплескать, ведерко с пойманной рыбой, а Хорнблоуэр в сопровождении сержанта поднялся наверх в свою комнату. Рикардо проводил его до двери, пожелал приятного отдыха и распрощался до обеда. Хорнблоуэр с наслаждением снял тяжелый мундир и развалился в единственном, но очень удобном кресле. Теперь предстояло как следует обдумать, что он будет говорить при окончательном обсуждении плана будущих действий. Собственно говоря, в голове капитана намечаемая кампания успела сложиться в довольно стройную логическую цепочку. Теперь требовалось только выяснить у сеньора Миранды несколько второстепенных вопросов и получить подтверждение паре-тройке догадок. Он выглянул в окно, не увидел там ничего интересного, снова уселся в кресло и сам не заметил, как задремал.

Разбудил его Гонсалес, сообщивший, что обед готов, а «Его Сиятельство и Его Светлость ждут сеньора капитана через пятнадцать минут». Наскоро умывшись и причесавшись, ровно в назначенный срок капитан отворил дверь уже знакомых ему апартаментов графа Миранды. Помимо самого хозяина, неизменного Рикардо и хлопотавшего вокруг накрытого стола Гонсалеса, в комнате присутствовал молодой человек лет семнадцати, весьма замечательной наружности. Черные, вьющиеся волосы обрамляли немного вытянутое породистое лицо, на котором выделялись удивительно красивые, горящие странным внутренним огнем глаза. Общее впечатление от внешности юноши несколько портил по-детски пухлый подбородок с ямочкой и такие же пухлые губы, свидетельствующие о капризной и чересчур увлекающейся натуре. Роста он был выше среднего, на вид хорошо развит физически, но подростковая угловатость еще не до конца уступила место законченным пропорциям мужчины.

Миранда представил гостей друг другу, туманно отрекомендовав при этом Хорнблоуэра «находящимся в