изумленный этим внезапным поворотом в настроении, смотрел на него во все глаза. Хорнблауэру это было приятно – скоро Рейнер удивится еще сильнее. Перегруженные барказы шли к «Сатерленду». Они разминулись с гичкой Осборна, медленно ползущей в наветренную сторону. В подзорную трубу Хорнблауэр видел, как Осборн из гички машет рукой: очевидно, он что-то кричал проходящей мимо шлюпке. Буш и Джерард, разумеется, не обратили на него внимания. Через две минуты шлюпки подошли к борту, и сто двадцать человек, нагруженные скромными пожитками, высыпали на палубу. Их сопровождали тридцать матросов с «Сатерленда». Команда, широко ухмыляясь, приветствовала пополнение. Насильно завербованный британский моряк всегда радуется, видя новых товарищей по несчастью: так бесхвостая лиса из басни мечтала, чтоб и остальные лишились хвостов.
Буш и Джерард выбрали отличных моряков. Хорнблауэр разглядывал их лица. Одни выражали апатию, другие – растерянность, третьи – угрюмую злобу. Этих людей в считанные минуты вытащили с комфортабельного судна, где регулярно платят, хорошо кормят, а дисциплина не слишком строга, и завербовали на суровую королевскую службу, где жалованье под вопросом, кормежка скудна, и по единому слову нового капитана их могут выпороть кошками. Даже простой матрос с удовольствием предвкушает, как вступит на щедрую индийскую почву; теперь эти люди обречены два года сносить однообразие, нарушаемое только опасностями, болезнями и вражескими ядрами.
– Поднимите шлюпки, мистер Рейнер, – приказал Хорнблауэр.
Рейнер сморгнул – он слышал, что Хорнблауэр пообещал Осборну, и знал: из ста двадцати человек охотников остаться будет немного. Шлюпки придется тут же спускать снова. Но если каменное лицо Хорнблауэра что и выражало, так это твердую уверенность в отданном приказе.
– Есть, сэр, – сказал Рейнер. Подошел Буш с листком бумаги – они с Джерардом только что подвели общий итог.
– Всего сто двадцать человек, как вы и приказывали, сэр, – сказал Буш. – Один купорский помощник – доброволец, сэр. Сто девять матросов – двое из них добровольцы. Шестеро канониров. Четверо новичков – эти вызвались добровольно.
– Отлично, мистер Буш. Прочтите им приказ о зачислении. Мистер Рейнер, как только шлюпки будут подняты, обрасопьте паруса фордевинд. Мистер Винсент! Сигнальте каравану: «Все завербовались добровольно. Спасибо. Всего доброго». Слова «завербовались добровольно» вам придется передавать по буквам, но они того стоят.
Опьяненный успехом, Хорнблауэр забылся и произнес лишнюю фразу, однако за оправданиями дело не стало. У него сто двадцать новобранцев, почти все – опытные матросы, команда «Сатерленда» укомплектована почти целиком. Мало того, он оградил себя от грядущего гнева. Когда из адмиралтейства придет неизбежное укоризненное письмо, он ответит, что позаимствовал матросов с ведома и разрешения коммодора. Если повезет, можно будет проволынить дело еще месяцев шесть. За год он убедит новобранцев, что они завербовались по собственному почину. Хотя бы часть их, пообвыкнув, полюбит новую жизнь и поклянется в чем угодно; многие уже и помнить не будут, что произошло. Адмиралтейство склонно глядеть на незаконную вербовку сквозь пальцы – теперь будет лазейка, чтоб не наказывать его слишком строго.
– «Лорд Монингтон» отвечает, сэр, – сказал Винсент. – «Не понял сигнала. Ждите шлюпку».
– Сигнальте «Всего доброго» еще раз, – сказал Хорнблауэр.
На главной палубе Буш еще читал новобранцам «Свод Законов Военного времени» – как только он покончит с этой необходимой формальностью, они превратятся в королевских слуг: с этого момента их можно вешать и наказывать кошками.
IX
До места встречи у мыса Паламос «Сатерленд» добрался первым, так что ни флагмана, ни «Калигулы» не обнаружил. Корабль под малыми парусами неторопливо лавировал против слабого юго- восточного ветра, и Джерард, пользуясь временной передышкой, натаскивал матросов в стрельбе. Буш вдосталь погонял команду на реях, теперь пришло время повозиться с большими пушками. Под обжигающим полуденным солнцем голые по пояс матросы обливались потом, выдвигая и задвигая пушки, разворачивая их правилами. Каждый по очереди орудовал гибким прибойником – все эти движения надо было довести до автоматизма, чтобы потом выдвигать, палить, банить и перезаряжать час за часом в густом пороховом дыму, среди смерти и разрушения. Скорость в первую очередь и лишь потом меткость, однако полезно время от времени и пострелять в цель – это некоторым образом вознаграждает матросов за утомительный труд.
В тысяче ярдов по левому борту подпрыгивала на волне шлюпка. Послышался всплеск, и на воде заплясало черное пятнышко – со шлюпки сбросили бочонок и тут же принялись грести подальше от линии огня.
– Пушка номер один! – заорал Джерард. – Цельсь! Взвести затворы! Пли! Запальные отверстия закрыть!
Громыхнула ближайшая к носу восемнадцатифунтовка. Десяток подзорных труб следил за ядром.
– Перелет и далеко вправо, – объявил Джерард. – Пушка номер два!
По очереди выпалили восемнадцатифунтовки главной палубы, затем двадцатичетырехфунтовки нижней. Даже опытные канониры тридцатью семью выстрелами с такого расстояния вряд ли поразили бы бочонок; он, целехонький, приплясывал на волнах. Пушки левого борта выстрелили еще по разу – бочонок был по-прежнему невредим.
– Уменьшим расстояние. Мистер Буш, положите руль на борт и подведите корабль на кабельтов к бочонку. Ну, мистер Джерард.
С двухсот ярдов бочонок могут достать и карронады; пока «Сатерленд» подходил к нему, их расчеты встали к своим орудиям. Пушки выпалили почти одновременно, корабль содрогнулся до основания, густой дым окутал полуголых людей. Вода кипела, разорванная тонной железных ядер, вдруг бочонок выпрыгнул из пенной воды и рассыпался на составные планки. Орудийная прислуга закричала «ура!».
Хорнблауэр дунул в серебряный свисток, чтоб больше не стреляли. Сияющие матросы хлопали друг друга по плечам. Радость увидеть, как разлетается в щепки бочонок, по их мнению, сполна вознаграждала за два часа изнурительных учений.
Со шлюпки сбросили еще бочонок, батарея правого борта приготовилась стрелять. Хорнблауэр, стоя на шканцах, блаженно щурился в ярком солнечном свете. Жизнь прекрасна. У него полностью укомплектованная команда, а умелых марсовых – больше, чем он смел надеяться. Пока все здоровы, новички быстро осваиваются с парусами, с пушками освоятся еще быстрее. Сухое летнее тепло действовало на него благотворно. Радуясь, как быстро сплачивается его команда, он позабыл тревожиться о леди Барбаре. Он наслаждался жизнью.
– Отличный выстрел! – сказал он. Одна из пушек нижней палубы удачным попаданием разнесла второй бочонок в щепки. – Мистер Буш! Проследите, чтоб сегодня вечером этому расчету выдали по чарке.
– Есть, сэр.
– Вижу парус! – донеслось с мачты. – Эй, на палубе! Парус прямо на ветре, быстро приближается.
– Мистер Буш, отзовите шлюпку. Положите судно на правый галс, пожалуйста.
– Есть, сэр.
Даже здесь, в каких-то пятидесяти милях от Франции, в двадцати от подвластной французам Испании, корабль, тем более идущий таким курсом, вряд ли окажется французским – в противном случае он был полз вдоль берега, не отваживаясь выйти в море и на милю.
– Эй, на мачте! Что нового?
– Корабль, сэр, под всеми парусами. Вижу бом-брамсели и брам-лисели.
– Отставить! – закричал боцман поднимавшим шлюпку матросам.
Корабль с полным парусным вооружением – не люггер, не бриг и не тартана – никак не может оказаться французским. Вероятно, это «Калигула» или «Плутон». Через минуту догадка подтвердилась.
– Эй, на палубе! Похоже на «Калигулу», сэр. Вижу его марсели.
Значит, это Болтон, проводивший грузовые суда в Маон. Через час «Калигула» подойдет на выстрел.
– «Калигула» сигналит, – сказал Винсент. – «Капитан – капитану. Рад встрече. Не отобедаете ли со мной?»