запереться на все засовы, жить в могиле. Друзья отвезли ее домой. В машине все молчали, никто не знал, что сказать. Шофер предложил включить музыку. Но Натали почти сразу попросила ее выключить. Это было невыносимо. Каждая мелодия напоминала ей Франсуа. Каждая нота звучала эхом какого-нибудь воспоминания, какой-нибудь истории, их общего смеха. Она поняла, что это будет ужасно. За семь лет совместной жизни он успел распространиться повсюду, оставить свой след на каждом ее вздохе. Ей стало ясно, что она не найдет в жизни ничего, что заставило бы забыть его смерть.
Друзья помогли ей поднять вещи в квартиру. Но внутрь она их не пустила.
— Не предлагаю вам остаться, я очень устала.
— Обещаешь позвонить, если тебе что-нибудь понадобится?
— Да.
— Точно обещаешь?
— Точно.
Она со всеми расцеловалась и всех поблагодарила. И с облегчением осталась одна. Другой не вынес бы одиночества в этот момент. Натали же о нем мечтала. Но обстановка становилась все более невыносимой. Она вошла в гостиную, и все было на месте. Точно так же. Ничего не изменилось. Плед по- прежнему лежал на тахте. На журнальном столике по-прежнему стоял чайник и лежала книга, которую она читала. Больше всего ее поразила закладка. Она рассекала книгу пополам; первую часть она прочла, когда Франсуа был еще жив. А на 321-й странице он умер. И что теперь делать? Можно ли дочитать книгу, если, пока вы читали, у вас умер муж?
17
Когда человек говорит, что хочет остаться один, его никто не слушает. Тяга к одиночеству — влечение непременно пагубное. Напрасно Натали пыталась всех успокоить — все рвались к ней зайти. А значит, она была обязана разговаривать. Но она не знала, что сказать. Ей казалось, что придется все начинать с нуля, в том числе и учиться говорить. Быть может, по сути, все они были правы, вынуждая ее хоть немного общаться, умываться, одеваться, принимать гостей. Знакомые передавали ее друг другу, как эстафетную палочку, это было до ужаса очевидно. Ей представлялось нечто вроде антикризисного комитета, управляющего ее драмой; она так и видела, как секретарь — конечно же ее мать — чертит гигантский график, искусно чередуя визиты родственников с визитами друзей. В ушах у нее звучали голоса членов этой секты поддержки, они комментировали каждый ее жест. «Ну как она?», «Что она делает?», «Что она ест?»… У нее складывалось впечатление, что, когда ее собственный мир рухнул, она внезапно превратилась в центр мироздания.
Едва ли не чаще всех появлялся Шарль. Он заходил каждые два-три дня. Помимо прочего, якобы для того, чтобы
— Ты можешь приступить к работе, когда захочешь. И знай, что вся наша фирма тебя поддерживает.
— Спасибо, это очень любезно.
— И ты знаешь, что можешь рассчитывать на меня.
— Спасибо.
— Рассчитывать на меня во всем.
Она не понимала, почему после смерти мужа он вдруг перешел с ней на «ты». Что бы это значило? Но, собственно, зачем искать в этой перемене какой-то смысл? У нее не было на это сил. Может, он чувствовал какую-то ответственность за нее; считал нужным показать, что целый пласт ее жизни остался незыблемым. И все-таки это «ты» звучало странно. А впрочем, нет, есть слова, которые невозможно сказать на «вы». Слова утешения. Чтобы их произнести, нужно максимально сократить дистанцию, нужно стать очень близким. Она находила, что он приходит несколько чаще, чем надо. Пыталась дать ему это понять. Но разве кто-нибудь слушает тех, кто плачет? Он был рядом, он становился назойлив. Однажды вечером он разговаривал с ней и положил ей руку на колено. Она ничего не сказала, но сочла, что он на редкость неделикатен. Он что, хочет воспользоваться ее горем и занять место Франсуа? Ему ли кататься на «месте смертника»? Может, он просто хотел дать ей понять, что он тут, рядом — на случай, если ей вдруг захочется ласки. Если ей захочется заняться любовью. Близость смерти иногда толкает нас в сексуальную сферу, не такая уж это редкость. Но здесь был иной случай. Она не могла представить себе другого мужчину. Она оттолкнула руку Шарля, и тот почувствовал, что, похоже, зашел слишком далеко.
«Я скоро выйду на работу», — сказала она.
Не вполне ясно представляя себе, что значит это «скоро».
18
Здесь все было не совсем так, смерть не прерывала чтения. Но Шэрон Тейт, жена Романа Полански, зверски убитая Чарльзом Мэнсоном, незадолго до смерти предложила мужу снять фильм по этой книге: она считала ее идеальной для экранизации. Поэтому, когда лет десять спустя выйдет фильм «Тэсс» с Настасьей Кински в заглавной роли, он будет посвящен ей.
19
Натали и Франсуа не захотели сразу заводить ребенка. Это входило в их планы на будущее. На будущее, которого отныне не существовало. Их ребенок так и останется виртуальным. Иногда думаешь обо всех этих музыкантах, которые постоянно умирают, и спрашиваешь себя — что они могли бы написать, если бы остались живы? Какой альбом выпустил бы Джон Леннон в 1992 году, если бы не умер в 1980-м? А какую жизнь мог бы прожить этот ребенок, так и не родившийся на свет? Надо бы иногда задумываться обо всех этих судьбах, выброшенных на берег морем возможного.
Несколько недель она вела себя почти как помешанная: не признавала смерти. Воображала себе повседневную жизнь так, как будто муж по-прежнему был с ней. Утром, уходя на прогулку, могла оставить ему записку на столе в гостиной. Часами бродила по улицам с одним-единственным желанием: затеряться в толпе. Случалось, заходила в церковь, хоть и была неверующей. И не сомневалась, что не уверует никогда. Ей трудно было понять тех, кто находит убежище в религии, трудно понять, как можно веровать после того, как переживешь такое. И все-таки, сидя под вечер среди пустых стульев, она испытывала пусть ничтожное, но облегчение — от самого места. Да, на какой-то миг, мельком, но ощущала тепло Христа. Тогда она преклоняла колени — и стояла так, словно святая с дьяволом в сердце.
