бывает. Мы живем, подчиняясь диктату чужих желаний. Натали с Франсуа не желали превращаться в семейный сериал для окружающих. На данный момент им нравилась мысль, что они вдвоем, одни в целом мире и что им просто-напросто, самым банальным образом, хорошо. С первой встречи их не покидало чувство абсолютной свободы. Оба обожали путешествовать и в своем невинном романтизме, едва выдавался солнечный выходной, колесили по всей Европе. Очевидцев их любви можно было встретить в Риме, в Лиссабоне и даже в Берлине. В этом вольном полете они ощущали себя близкими, как никогда. И еще в этих путешествиях выражалась их неподдельная страсть к невероятным приключениям. По вечерам они безумно любили вновь и вновь рассказывать друг другу про свою встречу, с удовольствием вспоминать все подробности, гордые тем, что им так невероятно повезло. Во всем, что касалось мифологии их любви, они были как дети: им никогда не надоедало слушать одну и ту же историю.
В общем, да, от такого счастья могло стать страшно.
Их не засосал быт. Оба работали все больше, но выкраивали время, чтобы повидаться в течение дня. Пообедать вместе, пусть и на скорую руку. «На одной ноге», как говорил Франсуа. Натали нравилось это словечко. Она воображала себе современную картину, где нарисована пара, обедающая на ступне огромной ноги, — что-то вроде завтрака на траве. Такую картину мог бы написать Дали, как-то сказала она. Бывают такие фразы: их обожают, считают бесподобными, хотя тот, кто их произнес, ничего такого не имел в виду. Франсуа нравилась эта возможность новой картины Дали, нравилось, что жена может придумывать и даже менять по-своему историю живописи. Это была какая-то предельная форма простодушия. Он шепнул, что хочет ее прямо сейчас, все равно где. Это было невозможно, она уже убегала. Значит, он подождет до вечера, набросится на нее со всей силой желания, скопившегося в нем за часы фрустрации. Их сексуальная жизнь со временем отнюдь не оскудела. Большая редкость: каждый их день до сих пор нес на себе отпечаток самого первого дня.
Еще они старались не выпадать из общественной жизни, по-прежнему виделись с друзьями, ходили в театр, без предупреждения заваливались в гости к бабушкам и дедушкам. Старались не сидеть взаперти. Не попасться в ловушку усталости и скуки. Так прошли годы, и все казалось очень просто. Тогда как другие прилагали усилия. Натали не понимала выражения: «Жизнь вдвоем — это труд». Она считала, что либо все просто, либо вообще никак. Легко так думать, когда все гладко и безоблачно. Нет, вообще-то иногда тучки бывали. Но невольно возникал вопрос, а не ссорятся ли они только ради удовольствия помириться. Ну что еще сказать? Все шло настолько удачно, что впору забеспокоиться. Время было бессильно перед этой легкостью, перед этим редким талантом живых.
10
• Барселона
• Майами
• Ла-Боль.
11
Не успеешь вздохнуть, а время пролетело. Натали работала в своей шведской фирме уже пять лет. Пять лет всяческих проектов, беготни взад-вперед по коридорам и поездок вверх-вниз на лифте. Почти что расстояние от Парижа до Москвы. Пять лет — и тысяча двести двенадцать стаканчиков кофе из автомата. Из них триста восемьдесят — во время четырехсот двадцати встреч с клиентами. Шарль был просто счастлив иметь такую сотрудницу в своем ближайшем окружении. И нередко приглашал ее к себе в кабинет, просто чтобы похвалить. Как правило, конечно, в конце рабочего дня. Когда все расходились по домам. Но ничего такого себе не позволял. Он испытывал к ней нежность и ценил моменты, когда они оставались наедине. Конечно, он пытался создать почву для более двусмысленных отношений. Любая другая женщина сразу бы раскусила его маневры, но Натали жила в странном тумане моногамии. Прошу прощения — любви. Той любви, для которой все прочие мужчины не существуют и которая одновременно лишает способности воспринимать попытки обольщения сколько-нибудь объективно. Шарля это забавляло, а Франсуа представлялся ему просто мифом. К тому же, наверно, в ее манере всегда оставаться в стороне от соблазна он усматривал своего рода вызов. Ему непременно надо было рано или поздно создать между ними какую- то зыбкость, пусть минимальную. Иногда его поведение вдруг резко менялось, и он жалел, что взял ее на работу. Созерцать каждый день эту недоступную женственность было утомительно.
Особые, как все считали, отношения Натали с шефом создавали некоторую нервозность. Она пыталась разрядить напряжение, не обращать внимания на мелкие офисные дрязги. Еще и по этой причине она держала Шарля на расстоянии. Чтобы не войти в старомодную роль фаворитки. Из-за своей элегантности и ореола близости к начальству она, наверное, казалась еще более требовательной. Такое у нее было ощущение, может быть, и неоправданное, она не знала. Все единодушно предсказывали этой незаурядной, энергичной и трудолюбивой женщине большое будущее в их фирме. Шведские акционеры успели уже не раз вкусить от плодов ее блестящих инициатив. Она возбуждала зависть и получала удары ниже пояса. Ее пытались вывести из равновесия. Она не жаловалась, никогда не плакалась в жилетку Франсуа по вечерам. Это тоже был способ показать, что ярмарка тщеславия и арена честолюбия ей совершенно безразличны. Эту способность не увязать в проблемах, пускать их по касательной все считали признаком силы. Быть может, это было самое прекрасное ее умение: умение не обнаруживать свои слабости.
12
2478 километров.
13
На выходных Натали часто чувствовала себя вымотанной. Она любила по воскресеньям полежать на тахте с книжкой, пытаясь чередовать прозу и грезы, когда дремота брала верх над литературным вымыслом. Укрывала ноги пледом и — что еще сказать: ах да, любила заварить себе чаю и пить по нескольку чашек, маленькими глоточками, словно из неиссякаемого чайного источника. В то воскресенье, когда все случилось, она читала толстый русский роман: писателя этого читают куда меньше, чем Толстого и Достоевского, что наводит на размышления о несправедливости потомков. Ей нравилась вялость главного героя, его бездеятельность, неспособность оставить на повседневной жизни отпечаток своей энергии. В этой его слабости было что-то грустное. Она любила длинные романы, которые можно смаковать долго, как чай.
Рядом вырос Франсуа: «Чего читаешь?» Она ответила, что одного русского писателя, не уточняя
