страстей, или от обстоятельств. Таким образом, соответственно болезни своей или здравию своему ищет ум словесного питания, которое давало бы ему материал[1311] для созерцания, подобно пчеле, которая облетает различные цветы[1312] и собирает с них материал, <из которого> изготавливает соты.

2. Когда же ум просвещен хотя бы немного, тогда он не слишком нуждается в материале чувственных слов для созерцания, ибо сами естества тварей и различные промыслительные <действия Божии>[1313] по отношению к ним могут <для ума> заменить написанные <слова>.[1314] Часто выходит он за пределы этих видимых естеств и в сокровенные сущности проникает мыслью.[1315] Бывает, что даже выше этого восходит он и приобретает силу размышлять[1316] о досточтимом Творце: благодаря милосердию, <истекающему> из Источника жизни,[1317] приближается он внезапно к движениям ума, проникает в божественное Святое Святых, насколько это позволено тварям, <и получает> некое таинственное прозрение относительно их, а также истинное знание достославного и великого естества <Божия>[1318] и истинное ощущение того, чего не дерзают касаться написанные слова.[1319] Бывает, что по причине таинственности их непозволительно дерзать на то, чтобы записывать их.[1320] И бывает, что, поскольку они даже не записаны, то и говорить о них нельзя.

1. Постоянные выговоры <со стороны> совести есть признак смирения. Отсутствие их в каком бы то ни было действии есть <признак> ожесточения сердца: это указание на то, что человек привык оправдывать себя, обвиняя вместо <себя> своего ближнего, или — хуже того — сам премудрый Промысл Божий. Человек не может выйти из границ смирения, если он сначала не увидит себя невиновным, обвинив вместо <себя> события и случаи, которые были промыслительно <уготованы> для него Богом.

2. Ибо когда, строго следуя <голосу> совести, увидит он себя виновным в происшедшем, тогда узнает он, что состояние его есть глубокая степень смирения. Это явно из того, что он мирен и спокоен в неожиданностях, ибо остается он невозмутимым. Вот тот покой смирения, который есть плод зрелости.[1323] Кто вошел в это <состояние>, у того во всяком искушении покой будет больше, чем смущение.

3. Но пока не обрел человек истинного знания,[1324] не может он видеть в жезле Божием, причиняющем боль, нечто благое, и не перестает он жаловаться на промышление Божие о нем, <проявляющееся> по–разному в том, что различным образом промыслительно <уготовано> для него премудростью Божией под видом неприятностей. Бывает, что ближний внезапно встречает <человека> резким словом о чем–то неприятном; или что–либо из того, чем обладал человек, оказывается повреждено, и от этого раздражается он и досадует; или болезнь какая–либо приключится с ним, или недомогание, или что–нибудь другое, <связанное> с телом; бывает, опять же, что демоны одолевают человека; бывает, что лишается он собственности своей.[1325] <Человек> немощный не видит перст <Божий>, действующий через эти обстоятельства, но негодует,[1326] досадует и огорчается внешними событиями. О несмысленное дитя! Зачем обвиняешь ты человека, или демона, или события, которые происходят рядом <с тобой>?[1327] Лучше взгляни на внутренние, более отдаленные и сокровенные причины этих <событий>.[1328] Перестань возмущаться действиями Божиими через людей, которые приводят их в исполнение, а также внешней стороной[1329] событий; и обретешь ты в них познание истины, смирение и другие блага.

4. Ибо если будешь ты иногда исследовать события, причиняющие боль сокровенным ранам, и входить внутрь себя и проверять то, что сокрыто в тебе, и будешь напоминать себе, что Бог, Который внезапно посылает неприятность человеку, не является злым, тогда быстро обретешь ты облегчение от искушений твоих и утешение в досаде твоей, и достигнешь истинного знания благодаря тому возрастанию, которое <происходит> в искушениях твоих.

5. Но если во время досадных обстоятельств ты смотришь только на их внешнюю сторону и не смотришь на сокровенные язвы свои, которые являются действительной причиной этих обстоятельств,[1330] и не исследуешь их, <тогда>, сколько бы ты ни возмущался, ты тем самым только усугубишь несчастье свое и только увеличишь неприятности свои, которые навлек на себя: из одной в другую будет бросать тебя, подобно тому, как океанские волны встречаются одна с другой и накатываются одна на другую.

1. О, какая глубина богатства, <какой великий> замысел и <какая> высокая премудрость у Бога! О, какое сострадательное милосердие и богатая благость у Создателя! С какой мыслью и с какой любовью сотворил Он этот мир и привел его в бытие! На какую тайну взирает приход в бытие этого творения и к чему призвано наше общее естество! Какая любовь была источником сотворения мира! Ибо та же самая любовь, которая начала сотворение, заранее уготовала также и установление всех последующих <благ>, соответствующих Его величию,[1332] которые проистекли благодаря мощи любви Его.[1333]

2. Любовью привел Он мир в бытие; любовью ведет Он его в этом его временном образе существования; любовью Он приведет его к тому чудному изменению, и любовью мир будет поглощен в этой великой тайне Того, Кто совершил все это; в любви заключается исход всей истории существования твари. И поскольку в новом веке любовь Создателя царствует над всем разумным естеством, изумление тайнами Его, которые <тогда> откроются, пленит для Него ум разумных <существ>, которых Он сотворил для того, чтобы они наслаждались в Нем — будь то злые, или добрые. С этим намерением[1334] привел Он их в бытие, хотя они сами сделали различие между злыми и добрыми — после своего прихода в бытие.[1335] Тем не менее в сознании Создателя нет первого и нет последнего в любви,[1336]  ^— из всех тех, кто был сотворен и приведен в бытие и из всего разумного естества. Но у Него единая равная любовь, простирающаяся на всю полноту разумного творения, — будь то видимого или невидимого, — на всех вообще: нет у Него первого или последнего места [1337] в этой любви к каждому из них, как я сказал.

3. И как нет в знании Создателя ни единого тварного естества, которое было бы раньше или позже, но в сознании Его извечно находится то, что Он привел в бытие, — и не так, чтобы Он знал одного раньше или позже другого, но всех их одинаково без того, чтобы кто–либо был раньше или позже, даже на одну секунду, — так нет никого впереди или позади[1338] в Его любви к ним: нет у Него вообще «больше» или «меньше».[1339] Напротив, как есть