различия в развитии поселений? Ты забываешь о факторах, влияющих на технологическое развитие. А ведь эти факторы в конечном счете определяют экономические и культурные различия. Вспомни пески Аль-Ары. Жители ее привыкли к своим пескоходам, неподвижные пески Земли вызывают у них недоумение и даже страх. А репликаторы произвели настоящую революцию почти на всех планетах Федерации, ликвидировав привычное сельское хозяйство. Земля не приняла многого из того, что является неотъемлемой частью общественной жизни на Авроре и Пилигриме. В результате мы имеем существенные различия в развитии этих планет. На Земле лишь единицы слышали о Лемерье. А он основатель фантоматики, на которой зиждется искусство целой планеты. А на Ллаланде фантоматика используется для украшения жилищ, городов, создания чисто условных пейзажей. В результате — опять раздельность общественного развития. С каждым годом отличия будут весомее.
Человечество земное породило человечество галактическое.
Да, наши потомки не будут вздыхать перед полотнами земных мастеров, не будут радоваться и тосковать, читая стихи земных авторов. Ну и что? У них будет своя культура, свои гении и пророки, свои понятия о красоте, о добре и зле… Но они ведь будут, эти понятия!
На террасе вспыхнул свет, и Худов торопливо отвел взгляд в сторону.
— Не нравится? — спросил каратианин. — Между тем мои возможности в десятки раз больше твоих. Я могу, например, летать, менять метаболизм своего организма, а следовательно — жить в условиях, не пригодных для человека. Я могу перемещаться в открытом космосе, могу жить там, где человек поселиться не смеет. Даже разрешающие способности моего мозга на несколько порядков выше, чем у тебя. Так кто же из нас пострадавший?
— Но почему именно этот вид? — не выдержал Худов. — Разве перестройка была невозможна без сохранения человеческого облика?
— Генетические изменения, — пояснил Отрогов. — Возможно, что в дальнейшем их удастся избежать.
— Зачем же было спешить?
— Цель была слишком заманчивой, чтобы остановиться на полдороге. Мы решили начать освоение Кольца. Одним трудно, мы нашли Симбиотов и ведем с ними переговоры.
— Какой же вы представляете себе жизнь на Кольце?
— Разве земляне предполагали, какой будет их жизнь на Кассиде, Аль-Аре или Карате? — вопросом на вопрос ответил каратианин.
Они опять замолчали.
— И все-таки, откуда у вас именно такой вид?
— Мы использовали для генетической перестройки клетки Лебедя, убитого на Кассиде. Ты еще не забыл всю эту историю?
— Помню, — подтвердил Худов.
— А в результате появились такие монстры, как мы, — закончил каратианин.
— И ты действительно не испытываешь сожалений?
— Нет, — сказал Строгое коротко. — Я уже говорил, что трудно избавиться от вчерашних привычек. Хочешь почистить зубы и не сразу вспоминаешь, что тебе уже нечего чистить. Крепко в нас все-таки это сидит, а?
— Вы осознаете свое положение в сообществе?
— Мы все взвесили, Алексей. Мы — в начале нового витка. Должен ведь кто-то начать!
— Виток? — Худов грустно улыбнулся. — Скорее это росток нового дерева. Но кто поручится, что это не побег, которому предстоит отмереть?
Они замолчали.
Каратианин смотрел вниз, где журчала невидимая в ночных сумерках река.
— Будущее покажет, — сказал он наконец. — Чтобы не стоять на месте, надо двигаться вперед. Даже совершая ошибки.
Медленно они прошли по коридору. У одного из красочных панно Худов остановился. На панно была изображена группа каратиан, устремляющихся от опаловой капли планеты к скоплению звезд.
— Странная картина, — пробормотал командир «Урала».
Строгое услышал его.
— Это не картина, — сказал он. — Это проект. Они двинулись дальше.
На маленькой веранде у освещенного столика неподвижными тумбами стояли два каратианина. Стол представлял собой доску, расчерченную ромбами, которые к краям стола выравнивались в правильные квадраты. Худов заинтересованно остановился. Каратиане держали над столиком расставленные веером щупальца, время от времени поворачивая их в различных плоскостях. Манипуляции каратиан приводили к тому, что на клетках доски вспыхивали нежно-голубые и розовые искры, выстраивающиеся в диагонали или линейные цепочки. При соприкосновениях цепочек разных цветов на доске возникали фонтаны искр и в воздухе стоял резкий запах озона. Цепочки исчезали, а игроки начинали свою игру заново. Иногда кто-то из них выигрывал и на табло, установленном на столике, загорались многозначные цифры.
— Что это?
— Игра, — односложно сказал Строгое, с видимым интересом наблюдая за позициями на доске,
— Для меня это слишком сложно? — хмыкнул звездолетчик.
— Это сложно для любого каратианина. Для землянина эта игра вообще недоступна. Вы слишком медлительны для нее.
Худов промолчал.
Они снова двинулись по коридору.
— Просмотрел вас Техком, — подумал вслух звездолетчик.
— На Карате подобрался коллектив единомышленников, и это позволило нам сохранить тайну. Мы понимали, что Техком наложит запрет на разработку, едва только узнает о ней.
— Жаль, что своевременно не узнал.
— Неделю назад на Кольцо ушла первая группа, — сообщил каратианин. — Полагаю, что освоение Кольца уже началось.
— Исторический день?
— Для нас? — уточнил Строгое. — Пожалуй. Но разве для Федерации это не будет событием?
— Для жителей Федерации вы уже оказались событием, — сообщил Худов. — И событием тревожным. Группа ваших первопроходцев посетила Землю. Никто из них не удосужился сообщить о событиях на Карате. На Земле некоторые решили, что началось массовое вторжение Иноразума.
Каратианин остановился.
— А я еще думал, почему Эвервиль включил в первую группу уроженцев Земли, — прогудел он. — Досадный промах. Мы этого не учли. И что на Земле?
— О реакции Федерации вы можете судить по телеграмме, что принята пространственной станцией Карата. Увлекшись перестройкой, вы несколько запустили свои общественные дела.
— Спасибо, — поблагодарил Строгое, продолжая движение. — Твоя информация уже доведена до всех жителей Карата.
— Телепатия? — Худов даже приостановился.
— Не совсем так, но похоже. Ты не волнуйся, наша беседа конфиденциальна, — сказал каратианин. — И мысли твои я не читаю, мне это не под силу.
Они опять замолчали, и молчание это было достаточно долгим, чтобы каждый успел подумать о своем.
— Хотел бы я знать, что вы сохранили в себе от человека, — подумав вслух Худов.
— Все, — сказал Строгое. — Даже память, какую бы боль она нам ни причиняла. Не считай нас за бесчувственных антробиоров, это лишь внешняя схожесть. Может ли знать воробей, каково на душе у аиста?
— Трудно представить, — отозвался Худов. — Честно говоря, я не вижу в тебе человека. Я вижу в тебе чужака.
