повелителю подробный счет этим издержкам, итог которых простирался почти до баснословной суммы.

Алжирского пашу неприятно поразила огромность сумм, которых стоили скромные желания его друга-астролога, но он отвечал хазену-арджи: «Я обязался перед этим человеком своим словом и должен сносить, чего уже переменить нельзя. Притом же, город Алжир, защищенный отныне против всякого покушения врагов, вдесятеро вознаградит в короткое время морскими набегами суммы, взятые из казнохранилища для обеспечения его блеска и будущности. Кроме того, скажу тебе по доверенности, под печатью молчания, что ученый Ибрагим намерен создать в моих владениях совершенно сходную копию чудесной внутренности египетских пирамид, и я полагаю, что, по истечении еще нескольких дней, ему не останется желать ничего более».

— Дай-то Бог! — возразил хазен-арджи. — И да соделает пророк, чтобы этот мудрый египтянин, так искусно овладевший полной твоей доверенностью, не был ненасытимой пиявкой на горле алжирцев.

Сбылось то, что предвидел Эль-Хаджи-Мехеми. Убежище чародея вмещало в себя все, что находится самого драгоценного во дворцах величайших государей. Однажды явился он к казнохранителю и сказал ему с улыбкой: «Теперь, любезнейший, все мои желания об успокоении исполнились, я живой похороню себя в своем милом уединении и посвящу наукам последние дни свои. Не требую более никакой прибавки великолепия, но желал бы добыть безделицу, которая развлекала бы меня среди важных занятий».

— Да исполнятся все твои желания, — отвечал, кланяясь до земли, казнохранитель, — ибо такова воля моего государя, чтобы тебе не было отказано ни в чем, а я только раб его, который обязан повиноваться каждому, кто приобрел его благорасположение.

— Итак, — продолжал мудрец, — мне хотелось бы иметь несколько танцовщиц, прелестных во всех отношениях.

— Танцовщиц! — воскликнул казнохранитель, пораженный изумлением, услышав желание, так мало сообразное с привычками человека, посвятившего себя созерцанию и сношениям с высшими существами.

— Да, танцовщиц, — холодно отвечал Ибрагим, — впрочем, да не покажется тебе трудным исполнение этой прихоти, уверяю тебя, что на первое время мне достаточно весьма небольшого числа хорошеньких девушек. Вкус мой очень прост, я люблю созерцать великого зиждителя вселенной в его прекраснейших созданиях. Притом же, тебе известно, что вид юности и красоты возрождает утраченные силы стариков.

И в этом отношении исполнили желание почтенного друга алжирского паши, и в продолжение долгих дней, которые он проводил в своем кудиат-эль-сабунском убежище в совершенном затворничестве, Эль- Хаджи-Мехеми навещал его каждый раз, когда серебряный всадник обращался в ту или другую сторону, и поражал врагов множеством столь же легких побед, какова была первая. Игра эта до того полюбилась наконец поседевшему в боях воину, что он часто оскорблял своих соседей в долине и в горах. Вскоре все племена алжирской территории, ужасаясь беспрерывных неудач, бывших всегда и везде результатом внезапного панического страха, решили, что Эль-Хаджи-Мехеми находится под покровительством сверхъестественной силы и решились лучше переносить его притеснения, чем увеличивать свое бедственное положение бесполезным сопротивлением. В продолжение нескольких месяцев, серебряный всадник оставался неподвижен, обратив лицо к Алжиру в знак мира, и вся страна, казалось, наслаждалась спокойствием, которого, по-видимому, никто не осмеливался нарушить, и старый паша начинал уже скучать своим бездействием, когда всадник вдруг пришел в движение, опустил копье наперевес и обратился лицом на оранскую дорогу.

Эль-Хаджи-Мехеми тотчас побежал к астрологу и взошел с ним на башню, чтобы выиграть здесь, как полагал, победу, достойную славнейших подвигов эпохи Барберуссов. Но каково было его удивление, когда он застал солдатиков окна, обращенного к западу, в совершенной неподвижности! Сильно обеспокоенный этим и молчанием Ибрагима, не дававшего ему удовлетворительного объяснения, он отправил отряд янычар для обозрения окрестностей по оранской дороге.

Посланные воротились через трое суток, проведенных в бесполезных поисках.

— Государь, — сказал начальник их паше, — по твоему повелению осмотрели мы все дороги, обыскали пропасти, горы и долины, но нигде не видали блеска оружия: вся страна погружена в совершенный покой. Только возвращаясь, мы нашли чудно прелестную девушку, прикованную к скале на взморье. Вдали мелькала барка, освещаемая лунным светом, но мы не могли распознать людей, на ней находившихся, и не имели средств преследовать их.

— А что сделали вы с этой девушкой?

— Мы привезли ее на самом кротком коне, скажи слово, и она будет тебе представлена, это цветок, достойный украшать гарем верховного султана.

Старый паша вздрогнул на своем диване, глаза его метнули молнии. Он забыл все и помышлял только об открытии этого сокровища.

— Молодая девушка чудно прелестная!.. Да это и есть настоящий талисман старика! Приведите ее сюда без покрывала.

Приказание было исполнено немедленно и Эль-Хаджи-Мехеми увидел девушку лет около шестнадцати, красота которой превосходила все, что может создать воображение. Она вошла в павильон Дженины покрытая бурнусом из тонкой белой шерсти, по знаку паши, бурнус упал к ногам ее и прелестная пленница явилась во всей очаровательной девической наготе, краснея и бледнея от стыда.

Когда взоры этой восхитительной девушки боязливо обратились на того, в чьих руках была судьба ее, Эль-Хаджи-Мехеми был проникнут электрическим пламенем.

— О, прелестнейшее создание Всевышнего! — воскликнул он наконец. — Кто ты? Где твоя отчизна? Гурия небес, какое имя носишь ты между женщинами земными?..

Незнакомка отвечала самым сладостным голосом:

— Государь, я не та, за кого ты меня принимаешь, но твое великодушие может сравниться с моим несчастием. Ты видишь перед собой дочь Оранского губернатора. Отец мой вверил меня одному из своих капитанов, поручив отвезти меня в Испанию на время экспедиции, которую намеревался предпринять против Алжира. Но этот неверный друг воспылал ко мне преступной страстью и хотел употребить против меня насилие на корабле, долженствовавшем отвезти меня в Испанию. Взбешенный моим сопротивлением, он решился отомстить за себя другим злодеянием и, переменив путь, высадил меня на пустынном берегу, оставляя таким образом в добычу хищным зверям или мучениям неверных. Сообщники его приковали меня к скале и несколько минут после их отъезда нашли меня твои воины. Неужели они спасли меня от ужасной смерти единственно для того, чтобы подвергнуть другим бедствиям?

Эта трогательная жалоба и слезы красавицы только еще больше разожгли чувства паши, который пожирал глазами свою будущую одалиску. Ибрагим-бен-Абу-Агиб пристально наблюдал за ним и, наклонясь, шепнул ему:

— Не доверяй льстивым словам этой женщины и рассказу ее. Наука открывает мне, что мнимая дочь оранского губернатора очень может быть одной из тех северных волшебниц, которые облекаются в самые обольстительные формы, чтобы поймать в свои сети неосторожных. Во взорах и даже в малейших ее движениях нахожу я что-то необыкновенное, что необходимо должно произвести неодолимое очарование на слабые души. Нет сомнения, что эта встреча связана с колдовством. Эта красавица и есть враг, против которого обратился серебряный всадник, но сила копья, вверенного тебе мною, не может сделать ничего против подобных противников.

— Почтенный сын Абу-Агиба, — возразил с насмешливой улыбкой паша алжирский, — ты самый искусный чародей, какого мне случалось видеть, но в отношении женщин ты, признаюсь, не смыслишь ничего и в твои лета не мудрено принять прелестную девушку за врага. Итак, поверь моей опытности, — в этом отношении я не уступлю никому. Чем более смотрю на эту девушку, тем более чувствую к ней страсти и желания обладать ею сию же минуту. Ничто не возбуждает во мне к ней подозрения и я оскорбил бы Всевышнего, пренебрегая таким неоцененным даром.

— Друг мой, — сказал астролог, — войди в себя и поразмысли сообразно зрелости лет твоих. Не мне ли одному обязан ты многочисленными победами, уничтожившими всех твоих врагов, рассеявшими вокруг тебя дух возмущения и подчинившими тебе владения твои беспрекословно?

— Я и не отрицаю этого.

— Просил ли я когда-нибудь у тебя хоть малейшей части добычи, которую твои корсары свозят