– Теперь второй вопрос Гладстон. Мы не знаем, где находится Техно-Центр. Уже много веков мы бежим от него, боремся с ним, боимся его, ищем, но он неизменно ускользает. По совести, не вы, а мы должны спросить, где она, эта паразитическая опухоль, которой мы давным-давно объявили войну.
Консул ссутулился:
– Если бы мы знали! Руководство Сети принялось разыскивать Техно-Центр еще до Хиджры, но он неуловим, как Эльдорадо. Ничего – ни потаенных планет, ни астероидов, нафаршированных аппаратурой. Никакого ключа к разгадке! – Он безнадежно махнул рукой. – С тем же успехом можно предположить, что Центр затаился в каком-нибудь из ваших Роев.
– У нас его нет, – твердо заявил Глашатай Минмун.
Консул все же пожал плечами:
– В ходе Хиджры проводилась Великая Разведка. Были обследованы тысячи миров, и планеты, не набравшие 9,7 балла по десятибалльной шкале, просто игнорировались. Так вот, Техно-Центр может оказаться в любой точке тех исследовательских трасс. Разве найдешь его… Да и Сеть за это время успеет сто раз погибнуть. Вся надежда была на вас.
Дженга покачала головой. Первый рассветный луч озарил вершину горы, и линия терминатора с поразительной быстротой заскользила по ледникам в их сторону.
– В-третьих, Гладстон просит нас прекратить огонь. Если не считать Рой в системе Гипериона, мы вообще не являемся воюющей стороной. И прекратим огонь, как только установим контроль над Гиперионом… Кстати, это может случиться с минуты на минуту. Нам только что донесли: десант овладел столицей и ее космопортом.
– Великолепно! Поздравляю! – бросил в сердцах Тео, невольно сжав кулаки.
– Спасибо за поздравления, – с достоинством ответила Свободная Дженга. – Передайте Гладстон, что мы готовы объединиться с вами в борьбе против Техно-Центра. – Она обвела взглядом безмолвных членов Трибунала. – Но поскольку нас отделяют от Сети многие годы пути, а контролируемым Техно-Центром порталам мы не доверяем, наша помощь скорее всего превратится в отмщение за гибель Гегемонии. Техно-Центр не уйдет от возмездия.
– Это обнадеживает, – сухая улыбка тронула губы Консула.
– В-четвертых, Гладстон спрашивает, можем ли мы встретиться с нею. Разумеется… если, конечно, она согласна прибыть в систему Гипериона. Только ради этого мы сохраним портал ВКС. Сами мы не собираемся им пользоваться.
– Почему? – озадаченно спросил Арундес.
Ему ответил не представленный гостям мохнатый, фантастически разукрашенный Бродяга:
– Приборы, которые вы называете «порталами», – это мерзость… надругательство над Связующей Пропастью.
– Понимаю. Религиозное табу. – Консул сочувственно кивнул.
Мохнатый Бродяга энергично замотал головой:
– Ничего подобного! Ярмо на шее, дьявольский контракт, который обрек вас на застой, – вот что такое на самом деле порталы. Мы к ним и близко не подойдем.
– В-пятых, – продолжала Свободная Дженга, – упоминание Гладстон о взрывном нейродеструкторе – не что иное, как ультиматум. Только направлен он не по адресу. Силы, которые крушат вашу Сеть, не имеют ни малейшего отношения к Кланам Двенадцати Братьев.
– Остается верить вам на слово. – Консул, слегка откинув голову, пристально глядел на Дженгу.
– Я не собираюсь убеждать вас, – ответила та. – Старейшины Клана не обязаны отчитываться перед рабами Техно-Центра. Но я сказала чистую правду.
Консул повернулся к Тео.
– Мы должны немедленно известить об этом Гладстон! – Он снова взглянул на Дженгу. – Глашатай, могут ли мои друзья вернуться на корабль, чтобы сообщить ваши ответы?
Дженга молча кивнула и дала знак готовить лодку.
– Без вас мы не вернемся, – воинственно заявил Тео, становясь между Консулом и Бродягами.
– Тео, не надо. – Консул крепко сжал плечо друга. – Не глупите.
– Он прав. – Арундес, оттеснив изумленного генерал-губернатора, занял его место. – Возвращайтесь, Тео! Останусь я. Вы же понимаете, как важно, чтобы Гладстон услышала все именно от вас!
Дженга между тем подозвала двух мускулистых, звероподобных Бродяг.
– Вы вернетесь на корабль, а Консул останется. Трибунал должен решить его судьбу.
Арундес и Тео резко повернулись, готовые к драке, но мохнатые Бродяги схватили их и играючи, словно расшалившихся детей, отнесли к воде.
Консул видел, как их усадили в гондолу. Он с трудом сдержался, чтобы не помахать друзьям, пока лодка, пройдя метров двадцать по открытой глади, не скрылась за краем террасы. Вот она появилась снова и принялась карабкаться вверх по водопаду к черному космосу, чтобы через считанные минуты окончательно затеряться между золотыми бликами. Повернувшись к семнадцати Бродягам, Консул медленно обвел их взглядом.
– Если можно, давайте побыстрее, – сказал он. – Я и так ждал слишком долго.
Сол Вайнтрауб сидел на ступеньке между массивными лапами Сфинкса, глядя прямо перед собой. Буря постепенно стихала, ветер уже не ревел, не выл, а лишь вздыхал; пылевая завеса поредела, а потом и вовсе рассеялась, открыв далекие звезды. Ночь снова вступила в свои права. Гробницы засияли еще ярче, но из сверкающих дверей Сфинкса никто не появлялся. Сол не мог даже подойти к ним – слепящие лучи вонзались в него, как тысячи металлических пальцев, и, как Сол ни старался, не подпускали ближе трех метров. Из-за этого сводящего с ума блеска невозможно было понять, есть ли кто внутри.
Сол вцепился в камень, чтобы противостоять неистовству темпоральных волн. Казалось, весь Сфинкс дрожит и шатается в такт тошнотворным приливам, то слабеющим, то набирающим силу.
О Рахиль…
Пока есть хоть малейшая надежда, он не уйдет отсюда. Лежа на холодных камнях, Сол смотрел на звезды, на следы метеоров и фейерверк лазерной перестрелки в верхних слоях атмосферы и понимал, что война проиграна и Сеть на краю гибели, что миры и империи рушатся прямо на его глазах. Может быть, эта нескончаемая ночь определит дальнейшую судьбу человечества. Но ему что до этого?
Сол Вайнтрауб думал о дочери.
И вдруг в какой-то миг, исхлестанный ветром и темпоральными волнами, едва живой от усталости и голода, Сол явственно ощутил, как снисходит на него умиротворение. Он отдал дочь чудовищу, но не по воле Бога или судьбы, и не из страха, нет. А потому, что дочь явилась ему во сне и сказала, что это веление любви, связавшей его, Сару и Рахиль.
«Когда близок конец, – отрешенно размышлял Сол, – когда отступают разум и надежда, только в наших снах и любви дорогих нам людей мы находим ответ Богу. Авраамов ответ».
Комлог Сола давным-давно отключился. Сколько времени прошло с того момента, когда он вручил свое дитя чудовищу? Час? Пять? Темпоральные волны снова швыряли Сфинкс, как крошечную шлюпку, а Сол, вцепившись в камень, смотрел на звезды и космическую битву.
По небу во все стороны разлетались искры и, попадая под удары лазерных копий, то вспыхивали, как сверхновые звезды, то рассыпались веером раскаленных осколков, меняющих на лету цвет – от белого до лилового и алого. Сол, как ни старался, не мог представить себе горящие корабли, десантников-Бродяг и морских пехотинцев Гегемонии, умирающих под рев кипящего титана и встречного воздуха… Это было выше его разумения – все эти грандиозные, эпохальные события: космические сражения, маневры флотов, падение империй… Его способность сопереживать, а значит, понимать и постигать, тут оказалась бессильной. Все это требует таланта Фукидида и Тацита, Катона и By. Сол был знаком с Фельдстайн – сенатором от его родного Барнарда, встречался с нею не раз, когда вместе с Сарой отчаянно искал способ излечить Рахиль, но даже ее, эту горячую, энергичную женщину, не мог представить себе участницей дебатов, посвященных межзвездным войнам, – другое дело на открытии нового медицинского центра в столице или на лекции в Кроуфордском университете.
С нынешним секретарем Сената Солу не доводилось встречаться, но как ученому ему были небезынтересны ее выступления, в которых она чрезвычайно искусно использовала классические высказывания знаменитых политиков – Черчилля, Линкольна, Альвареса-Темпа. И сейчас, пристроившись
