— Вы оказали мне честь, открыв вашу тайну, Паха Сапа, а потому, прежде чем закончится наша сегодняшняя прогулка, я открою вам тайну про меня, которая известна очень немногим… почему моя мама, которая, кстати, тоже была лакота, решила назвать меня Рейн.
— Вы окажете мне огромную честь, мисс де Плашетт.
В индейской палатке ходили слухи о том, что дочь преподобного де Плашетта наполовину индианка. Все об этом слышали. Но каждый из четырех индейских народов, представленных в шоу «Дикий Запад», объявлял ее своей соплеменницей.
— Только попозже. А пока, Паха Сапа, хотите узнать, что я придумала? Что мы будем делать?
— Очень хочу.
Она хлопает в ладоши и на секунду, восторженная и улыбающаяся, превращается в совсем маленькую девочку. Из-под шляпы у нее снова выбилась медная прядь волос.
— Я думаю, мы должны пойти на мидвей и прокатиться на громадном колесе обозрения мистера Ферриса.
Паха Сапа неуверенно хмыкает и вытаскивает из кармана свои дешевые часы.
Мисс де Плашетт уже посмотрела на свои часики — крохотные, круглые, не больше чем красный снайперский значок кавалериста, они прикреплены к ее блузке золотистой ленточкой — и теперь отметает его тревогу.
— Не беспокойтесь, мистер… Паха Сапа. Мой друг. Еще и четверти пятого нет. Папа будет у Большого бассейна не раньше шести, и хотя папа всегда требует пунктуальности от других, сам он почти всегда опаздывает. У нас еще уйма времени. А я уже несколько недель набираюсь мужества, чтобы прокатиться на колесе. Ну пожалуйста.
«Уйма?» — думает Паха Сапа.
За семнадцать лет, что он борется с языком вазичу, он ни разу не встретил этого слова.
— Хорошо, мы прокатимся на колесе мистера Ферриса, только билеты куплю я. До мидвея путь неблизкий. Хотите проехаться в одной из колясок, которые толкают сзади?
— Ни в коем случае! Я люблю гулять. И до мидвея недалеко, а в коляске я уже накаталась, когда мы с папой были у моей тетушки в Эванстоне. Идемте, я подам вам пример!
Девушка ускоряет шаг, по-прежнему держа Паху Сапу под руку. Они быстро идут на север мимо громады Дома транспорта, потом немного по дуге, а потом снова на север мимо бесконечного павильона садоводства с куполами, арками и яркими вымпелами. Все это время справа от них остается гигантская лагуна (никак не связанная с Большим бассейном на курдонере), в центре которой расположен Лесистый остров и еще один, поменьше, названный Островом охотничьего домика.
Мисс де Плашетт болтает без умолку, хотя Паха Сапа не воспринимает это как болтовню — у него и мыслей таких нет. Ее голос кажется ему мелодичным и приятным.
— Вы были на Лесистом острове? Нет? Обязательно побывайте, Паха Сапа! Лучше всего там по вечерам, когда горят сказочные фонарики. Я люблю этот лабиринт тропинок — там и скамейки есть, можно присесть; такое замечательное место, можно принести с собой ланч, посидеть в тенечке и расслабиться, в особенности у южной оконечности, оттуда такой прекрасный вид на величественный купол здания администрации; я, конечно, признаю, что разбивка ландшафта не отвечает высоким стандартам, которые были заданы: все эти экзотические растения, нерегулярные цветочные сады, мхи и другие низшие растения, которые выглядят так, будто росли там сто лет, — но все это во много раз лучше небольших правильных посадок, которые делались на Парижской выставке четыре года назад. Вы, случайно, там не были? Нет? Ну, мне просто повезло, потому что папу пригласили выступить на теологическом конгрессе в Париже, и, хотя мне было всего шестнадцать, он, к счастью, счел возможным взять меня с собой на несколько недель… и эта башня, что построил мистер Эйфель! Многие находят ее вульгарной, но мне она показалась замечательной. Ее собирались разобрать по окончании выставки — называли бельмом на глазу, но я не верю, что они всерьез собирались это сделать. Столько железа! Но башня мистера Эйфеля, какой бы впечатляющей она ни была, неподвижна, а колесо мистера Ферриса, у которого мы будем всего через несколько минут, уж оно-то двигается. Ой, я чувствую запах сирени — она там, на Лесистом острове, среди северных посадок. Правда, какой чудный ветерок с озера? А я не говорила, что папа знаком с мистером Олмстедом, он ландшафтный архитектор и планировал не только Лесистый остров, но и ландшафт выставки в целом? Я имею в виду, этой выставки, а не те правильные посадки, что в Париже, — такое разочарование! — при всем великолепии башни мистера Эйфеля и, конечно, тамошней кухни. Французская еда всегда изумительная. Кстати, вы не проголодались, Паха Сапа? Для ланча уже поздновато, конечно, а для обеда еще рано, но тут в Женском доме замечательные буфеты, хотя некоторые из них до неловкости близко расположены к такому экспонату, как большой корсет… Ой, Паха Сапа, вы что, покраснели?
Паха Сапа и в самом деле покраснел — стал пунцовым, но храбро улыбается и качает головой; они как раз сворачивают влево от Женского дома. Мисс де Плашетт не дала ему возможности ответить, а сразу же стала рассказывать, что Женский дом спроектирован архитектором-женщиной и его размеры составляют сто девяносто девять на триста восемьдесят восемь футов при высоте в два этажа, или шестьдесят футов, а стоимость — сто тридцать восемь тысяч долларов. Это одно из небольших зданий среди архитектурных монстров выставки, но и оно достаточно велико, и его украшает множество арок, колонн и крылатых статуй.
Теперь она свободной рукой сжимает его предплечье.
— Вы видели выставку вечером, когда зажигают тысячи электрических огней, а купол здания администрации подсвечен лампочками и лучи прожекторов мечутся туда-сюда?
— Нет, я не был здесь вечером. Но с арены шоу «Дикий Запад» и из палаток видны и яркое свечение, и лучи прожекторов.
— Ах, Паха Сапа, обязательно посмотрите выставку вечером. Тогда-то и оживает Белый город. Он становится самым красивым местом на земле. Я видела его с парохода на озере Мичиган и с аллеи «Эль» по пути из города, и я хочу его увидеть с привязанного аэростата здесь, на мидвее, вот только он не поднимается по вечерам. Тут есть великолепные площадки обозрения на здании «Промышленные товары и гуманитарные науки» или на Доме транспорта — прожектора прямо оттуда так и пронизывают тьму! Но лучшее место на Лесистом острове — неяркие электрические лампы, волшебные фонарики и прекрасный вид на Белый город, в особенности на очертания куполов на юге. Но вы только представьте, как здорово было бы увидеть все эти яркие огни вечером с колеса Ферриса!
— Сначала нужно прокатиться на нем днем, мисс де Плашетт. Посмотреть — выживем ли мы на такой высоте.
Она отвечает ему мгновенным низким смехом.
Паха Сапа спрашивает себя, способна ли эта молодая дама, в состоянии ли понять, почему, одиннадцать или двенадцать раз побывав на выставке, он все время посещений простоял или просидел неподвижно только перед двумя стендами. Он понимает, что обсуждать это глупо, и теперь следит за своим языком тщательнее, чем до этого момента.
Двести солдат-кавалеристов и индейцев, не считая Анни Оукли, ее мужа и маленькой армии рабочих шоу «Дикий Запад», прибыли сюда, в Джексон-Парк, в конце марта, а свое первое представление мистер Коди показал третьего апреля, задолго до начала выставки и готовности аттракционов мидвея.
В мае президент Кливленд и огромная стая самых знаменитых иностранцев королевских кровей и местных сановников официально объявили об открытии Всемирной Колумбовской выставки для бизнеса, включив рубильник, который запустил гигантский паровой двигатель «Аллиса» [52] и тридцать вспомогательных двигателей в Доме машиностроения, запитав таким образом все оборудование выставки, работавшее от электричества. Вскоре после этого мистер Коди купил билеты для своих более чем двухсот сотрудников — индейцев, кавалеристов, снайперов и чернорабочих, ставивших палатки, которые хотели посетить выставку.
Тот день коллективного похода в памяти Паха Сапы сохранился как нечто расплывчатое: вкус нового попкорна в леденцовой оболочке, который у них назывался «Крэкер Джек»; разряды молний, соскакивающие с головы и рук Николы Теслы; мельком увиденный оптический телескоп размером больше хорошей пушки; более пристальный взгляд (другие лакота и шайенна пришли в ужас) на настоящую пушку, самую-самую, самую большую из когда-либо изготовленных пушек: пушка Круппа весом двести семнадцать