– Асена, ты себя слышишь? Именно поэтому я и не высказывался по поводу твоих друзей. Они нормальные ребята… были… В общем, спорить тут не о чем. Я щадил твои чувства. Поверь, мне было нетрудно общаться время от времени с твоими друзьями, чтобы не нарушать твоего душевного равновесия.
То, что он сказал, было в высшей степени лестно. Мужчина моей жизни так заботится о моих чувствах, что ради меня общается с людьми, которые ему неинтересны! Но в этом была фальшь, ложь, иезуитская вывернутость. Я была глубоко убеждена, что, если люди живут в браке, пусть даже гражданском, они должны быть искренни друг с другом. Я, к примеру, никогда не скрывала от него своих мыслей по поводу его знакомых.
– Ты мог не разделять моих взглядов на семью Бодровых, но мне нужно было об этом сказать, – устало заметила я. – Вчера ты скрыл свое мнение о моих друзьях, сегодня умолчал, что тебе не нравится, к примеру, моя прическа, одежда, манера себя вести, а завтра ты забудешь сообщить, что разлюбил меня…
– Дорогая, ты утрируешь. Есть определенная градация важности. Так вот твои друзья были важны для тебя, а для меня важнее мир в нашей семье. И я не вижу тут никакого обмана.
Спорить и что-то доказывать не было сил. Я приняла душ и завалилась спать. И в эту ночь Олег не счел нужным меня утешить в постели, хотя спала я плохо, ворочалась и очень нуждалась в ласке и нежности.
А может, он и прав, размышляла я утром, готовя завтрак. Может, и не стоит выкладывать партнеру все свои чувства, особенно если они его не порадуют. Вот не нравились Олегу отношения Бодровых. Он бы это озвучил, а я с пеной у рта ссорилась бы с ним, отстаивая лебединую верность их союза. А они взяли и…
Воспоминания о вчерашнем ужасе накрыли меня густой черной волной.
Есть я не могла, цедила кофе. Олег отсутствием аппетита не страдал, слопал все, что я приготовила, и, чмокнув меня в щечку, уехал в свою контору. А я принялась названивать Лене. Ее сотовый не отвечал, дома у них телефона не было. При вчерашнем обыске выяснилось, что ее сумка с кошельком и паспортом и вся верхняя одежда остались в доме. Где она могла быть, без денег и документов, я понятия не имела. Обзванивать общих знакомых сил не было. Я позвонила следователю, он сказал, что Бодрова не объявилась и все также находится в розыске. Тогда я набралась мужества и позвонила родителям Клима. Трубку взял дядя Сема.
– Ася, деточка, горе-то какое! – всхлипнул он в трубку. – Ты ж все знаешь, да? Нам сказали, что ты милицию вызвала.
– Да, я…
Слезы полились градом. Но тут он продолжил, и стало не до рыданий.
– Асенька, я тебя хотел попросить забрать к себе Вадика. Тетя Люба, как узнала, так тут же слегла. Уже две «Скорых» за утро побывало. На второй увезли ее… Предынсультное состояние, так-то. А я, ты же знаешь, слепой крот, тяжело мне с мальчонкой. А к Лениным родителям, куда?
– Господи, дядя Сема, я скоро буду у вас!
Я заметалась по квартире, дядя Сема уже несколько лет практически ничего не видит, и никакие операции не могут вернуть ему зрение. В доме он все делает на ощупь, а на улицу один не выходит. Естественно, ухаживать за маленьким ребенком он не в состоянии. А родители Лены делили свою «двушку» с молодой семьей младшей дочери. Оля вышла замуж за парня «со скромными возможностями». И тут же родила двойню. В результате на сорока метрах ютилось шесть человек. Действительно, куда им еще и Вадика?
Оделась я в рекордные сроки. И помчалась в дом моего детства. Мои родители оттуда давно переехали, а Клим своих так и не смог вытащить. Старая хрущевка. Третий этаж. В квартире отчаянно пахнет корвалолом и бедой.
Мужчины чаевничали. Притихший Вадик казался таким маленьким по сравнению с высоким сутулым дедом. В свои четыре года он был очень сообразительным ребенком. Он понял, что с папой что-то случилось и что мама куда-то потерялась. А тут еще и бабушку забрали в больницу. Ему было очень страшно.
– Ася, а вдруг ее съел дракон? – спросил он, и огромные голубые глаза наполнились слезами.
Я подхватила его на руки, прижала к себе.
– Драконы бывают только в сказках. Мы найдем твою маму. Ты же мне поможешь? – спросила я.
– У меня есть волшебный меч, – сказал Вадик. – Только он дома остался.
– Мы его заберем, не переживай, – пообещала я. – Пойди пока в комнату, посмотри телевизор, хорошо?
Я обследовала холодильник, прикинула, что нужно купить. Неизвестно, когда вернется домой хозяйка. Хотя дядя Сема твердил, чтобы я не беспокоилась.
Он рассказал, что к ним вчера приезжал следователь, отдал ключи от дома, расспрашивал о семейной жизни сына.
– А мы что с матерью? Мы же только хорошее видели, при нас они никогда не ссорились, – тихо говорил он, а его большие руки с выпуклыми жилами и старческими пятнышками перебирали бахрому скатерти. – Я им так и сказал, мол, дети ладили. Лена такая… приветливая всегда, щебечет, шутит. Всегда с подарками приезжали. Вадик вот у них какой справненький получился…
Честно говоря, мне тоже казалось, что это куда ближе к правде, чем заявления Олега. Хотя при мне Клим с Ленкой очень даже могли поспорить друг с другом. Но разве можно прожить без ссор? Я таких семей не знаю.
– Но как же так, Асечка? – вдруг спросил дядя Сема. – Я никак не уразумею, что такое могло произойти, чтобы вот так все повернулось?
И столько у него в голосе было боли, столько страдания, что в моей душе что-то надорвалось. И я вдруг отчетливо поняла, что не смогу дальше жить, если не докопаюсь до истины. Не пойму, «как же так все повернулось».
– Я не знаю, что вам наговорили менты, – сказала я, – только нельзя нам на Лену грешить. Не могла она этого сделать! Она так любила Клима, что скорее бы себя убила, чем его.
– Да мы с матерью и не думаем на нее! Просто обидно, что она не показывается. Такая беда, а она… в кусты. А о сыне кто думать будет?
Уезжала я с тяжелым сердцем. Вадик не отпускал мою руку, в глаза заглядывал.
– Сейчас поедем к вам домой, заберем твою одежду и игрушки. Ты пока поживешь у меня. Ты же не против?
– А когда мама с папой вернутся?
– Думаю, скоро.
А что я могла ему еще сказать?
По дороге я звонила следователю, но его номер все время был занят. Я знала, что дом опечатан, но мне нужно было в него попасть. На подъезде к Лазурному мне позвонил Олег, справиться о моем самочувствии. Я рассказала, что забрала Вадика.
– Так ты едешь к ним домой? – спросил он.
– Ну да, не будет же Вадик в одних трусах ходить…
– Понятно, тогда не болтай за рулем, дорогая.
И муж попрощался со мной до вечера. Кажется, он был не рад, что я забрала к нам ребенка. Иначе я не могла объяснить недовольство в его голосе.
Мы въехали в поселок, я припарковалась у дома Бодровых, помогла вылезти из машины Вадику. За забором выплясывал Марс, наверное, после отъезда милиции его выпустил кто-то из соседей. Хотя соседей, по большому счету, у них не было. Справа от их дома был пустой участок с зарослями бурьяна, а слева стоял законсервированный долгострой, выставленный на продажу, и только задней стороной участок примыкал к соседям, которых одно время атаковал Марс.
– А дядя Олег тоже приедет? – спросил малыш.
– Сюда? Нет. А что такое?
– А это не его машина? – спросил Вадик.
