десятое… А гвоздем программы стали губы… Да-да, Софи Лорен, улетевшие за сумму головокружительную. Как с куста – три тысячи пятьсот!!!

Конец цитаты. И конец всему.

P. S. Не знаю, стоит ли об этом говорить, но, возможно, кто-то и не знает, значит, стоит: на губах уже поставлен крест. С мая 93-го – для всех и навсегда. Нет-нет, Софи Лорен жива- здорова… Но знаменитая парижская «Л’Ореаль» оповестила, что после многолетнего труда в мир выдается принципиально новая помада… Суперустойчивая «Л’Ореаль», не оставляющая никаких следов: ни на стакане, ни на чем ином…

Ну и не надо, если след в моей судьбе уже оставлен.

А это значит, что печаль моя светла…

Брусино среди лесов и рек – аналогов не имеет, как не имеет их и первая любовь. Эта деревня на карте Родины предусмотрительно отсутствует. А то еще откроется паломничество. Тех, кто истосковался по тишине… Святое место с легкостью затопчут, по себе оставят горы мусора, все здесь низведут до суеты…

Нет, сюда стремятся ненапрасно! Здесь по капле выдавливают из себя человека – и становятся окружающим миром. В котором есть такое… Вот, смотрите.

Моя хозяйка всё время на грядке.

А не на грядке – что-то вышивает.

Не вышивает – где-то прибирается…

Я хозяйке:

– Вы всё время работаете! Вам что, извините, больше нечего делать?!

Помидоры подавала прямо с грядки. Это были чудо-помидоры! Только что сорванные, они еще не знали, что их уже нет…

У хозяйки личный пруд за огородами: караси и многое другое. Я:

– А чем вы ловите их, сеткой или удочкой?

– Вы что, смеетесь, «сеткой или удочкой»? Я их просто пальцем подзываю, это ж всё мое, вы что, забыли?!

Во дворе собачья будка. И мне опять, в который раз, не по себе: и будка пустая, и я на свободе.

Тревожная связь…

– Не прикасайтесь, Слава, – это падалица!

В мусорном ведре лежали груши, наказанные хозяйкой за плохое поведение…

Оступился – рухнул в яму из компоста.

Я смеюсь, а что мне остается?! И она смеется, заливается…

Выбираюсь не без помощи хозяйки. И, смущенный, я ее прошу:

– Вы ж никому хоть не рассказывайте, ладно?

Она вздохнула:

– Что мне тут рассказывать? Это ж нужно видеть, вы согласны?

В брусинском гастрономе ценник: «Генка. 30 гривен килограмм».

– Генка, – я поинтересовался, – это кто?

– Та кабанчик тети Лили, – мне ответили.

Хозяйка вечером доит корову. Я:

– Что ж вы в темноте? Включили б свет!

– А я вымя помню наизусть!

Проснулся на два часа раньше. «Вот, – подумал, – Бог подарил мне лишних два часа». Повернулся на другой бок. И эти два уже проспал, как свои собственные…

Крошечный базарчик, как домашний. Интересуюсь:

– Какой-то жидкий мед, вы не находите?

Доверительно, как своему, мне отвечают:

– Лето жаркое, пчелы потеют…

– Почему огурцы такие большие?

– А что, вы ничего еще не знаете? Ох! – вздохнула продавщица огурцов. – В голове, поверьте, не укладывается, но в этом году – такой неурожай маленьких!

И мне пришлось купить у них большие…

Движемся на речку. Дорога петляет так, будто ее прокладывали зайцы. На берегу молодой отец кричит ребенку:

– Саша, Саша, в воду не ходи, там жабы, жабы!

Три женщины в реке, они обиделись…

На побережье – санаторий Чехова. Громкоговоритель на столбе молчал- молчал. И вдруг – как встрепенулся! И как грянул с полуслова, этот марш «Прощание славянки»! Праздник был, конечно, неожиданный. По крайней мере, для рыбака Василия Сушкова (я фамилию специально уточнил). Всё утро, с полшестого до одиннадцати, у Сушкова не клевало ни в какую. Но радиоточка ожила и… Внушительная щука, вот такая! А здесь она вообще большая редкость. Его тут же обступили:

– На что ловите?

– Как когда, сегодня – на «Славянку»…

Спасатели на водах – тоже люди! Спасательная вышка. Объявление: «Просьба с двенадцати до часа не тонуть! У нас обед».

Северский Донец. Сквозь иссиня-прозрачную воду я наблюдал, как на глубине полутора метров плыли рыбины. Они не суетились, а проплывали царственно и величаво, как на параде подводная флотилия. И как флаги, реяли хвосты. Они ничего не боялись, эти рыбы. Они были еще ни разу не пойманные…

Переплывал я Северский Донец. За мною увязалась одна дама. Ну и пусть. В панамке и очках. Поплыли рядом, стали разговаривать. Уже потом, мои знакомые – о даме:

– Сразу видно, дамочка из бойких!

Я за даму тут же вступился:

– Ну не могла она без жестов! Утонула бы…

Метаморфоза! По мере удаленья от реки в глубь леса все лягушки превращались в певчих птиц, я слышал сам!

От хозяйки я услышал неожиданное:

– Армагеддон… Он наступит не сразу: нас еще заставят после себя убирать, вот увидите!

Я на нее взглянул уже по-новому.

Кому ни расскажу – им подавай подробности:

– Ладно, Брусино. Ну, речка. Ну, леса. А что там за места? Там говорят на русском? Украинском?

– Русских, – отвечаю, – там немного.

– А кто же там?

Опять я не скрываю:

– Лоси, кабаны, косули, зайцы…

Где деревня Старый Караван? Хозяйка мне:

– Это так близко, что даже если стоять на месте и никуда не уходить – к вечеру вы сможете добраться!..

В Брусино нет церкви до сих пор. Как же так? Везде! А здесь такое…

Объясняют, по возможности, доходчиво: сейчас же церковь – это стало модно. А мода в этом деле богохульство…

Мне говорят:

– Сходи, не пожалеешь. И от Брусино идти не больше часа. Ты такой деревни не встречал!

Пошел навстречу. Нужно ж знать окрестности.

Что за деревня, я так и не понял: указатель сдан в металлолом.

Всего две улицы.