Скромность – душераздирающая. Являюсь в гости и у порога жалобно:
– Тапочки дадите? Хоть один…
Тайный приезд Людвига Заменгофа на строительство Вавилонской башни. Массовое изучение эсперанто (разумеется, подпольное). Заменгоф спасает Вавилон…
Не будешь верить в сны – они начнут сбываться.
А начиналось все с Кирилла. Кирилл вывел букву «А» – и надолго задумался. Мефодий ждал-ждал, но Кирилл по-прежнему молчал. И тогда Мефодий не сдержался:
– Господи! Сказал «А» – скажи уже «Б»!..
Остальное – они дописывали вместе.
Ей тридцать лет. Но мы знакомы, кажется, лет сто. Куда делись эти семьдесят – спросите у Эйнштейна…
«Уважаемый Вячеслав! Ваши рассказы никого не оставляют равнодушными. Что в ваших рассказах поражает больше всего – это поразительное незнание жизни…»
С костром у нас не вышло ничего: и картошка не пропеклась, и курица была еще живая.
Пошла муха на базар и исключительно для рифмы купила абсолютно ей не нужный самовар.
Наши цены – в два раза ниже, чем в Москве и Петербурге вместе взятых!
Внезапно вспомнить, что елочные игрушки размножаются боем. С елки аккуратно снять игрушки и разбить. Во дворе вскопать снег. Рассаду елочных игрушек посадить. Всходов ждать до полного отрезвления организма. В конце – по возможности устыдиться…
Обвесят так, что мало не покажется.
До того как чашка не разбилась, о счастье как-то мы не размышляли…
Смятая постель была точным слепком скомканной ночи…
Уже своей первой книгой он заслужил место на Ваганьковском кладбище. Вторая – и его с распростертыми объятьями ждало Новодевичье. Третья – за него уже боролись лучшие кладбища мира…
Казалось, что ему еще?! Неблагодарный! Он живет – и умирать не собирается.
– Его жена – глупая, как улитка.
– С чего ты взял?
– Тащить на себе весь дом?!..
– Я говорю: «Иван Петрович, вы, пожалуйста, повысьте мне зарплату!» Но Иван: «А вы что, стали больше ничего не делать, Марья Львовна?»
– Почему ты опоздал?!
– Такие пробки!
– Так ты же шел пешком!
– Не мог протиснуться!..
– Я уверена!
– Но почему?!
– А мне так кажется!
«…За квартиру не пл
Как-то мне поручили встретить одного большого начальника. На улице дождь, слякоть.
Вокзал. Наконец объявляется прибытие поезда. Выходит большой. Я к нему:
– Подождите, сейчас будет оркестр!
– Может, пойдем уже? Холодно, дождь.
– Нет, прошу, меня уволят! Еще немного!
Мы прождали битый час. Меня уволили…
– Извините, я чихнул или ослышался?
– Я вчера весь вечер у рояля…
– Вы играете?!
– Нет, мне не хватило места за столом…
Как часто стук колес из людей выбивает такие признания!
Мне рукопись вернули с неприязнью: «Все пишут плохо, а вы что, особенный?»
Фотограф их мурыжил очень долго:
– Ну-ка, обнимитесь! Ну-ка, улыбнитесь вот сюда! А теперь прильните, поцелуйтесь! Поиграйте взглядом, друг на дружку…
Невеста терпела, а жених вскочил и…
– Все, хватит, я уже устал быть счастливым!
Общение выдалось непринужденным.
– А кто ваша муза? – спросили из зала.
Старичок поэт не успел раскрыть рта, как в разных точках зрительного зала поднялись одиннадцать смущенных старушек и низко поклонились.
Она меня буквально окрылила – и от нее я тут же упорхнул…
Клянется, что во Львове видел улицу Коммунистической заразы…
В нашем доме мы не убирали очень долго. Но зато теперь как хорошо! Ни скандалов, ничего! Чтоб не поднимать в квартире пыль, мы даже говорили полушепотом…
Наше правительство – в изгнании! Мы изгнали их из наших душ…
– Тест на рассеянность! – объявил он. – Сколько раз в жизни, Вячеслав Верховский, ты надевал задом наперед свои трусы? Вот, смущаешься… Ну что ты, это жизнь! Ах, не помнишь? Заодно проверили и память!..
Шли по улице старичок и старушка. Похоже, что муж и жена. Вдруг старушка поскользнулась и упала. Он хотел ее поднять – она стала яростно отбиваться.
Скопились зеваки. И лежа она людям поясняла:
– Что он себе позволяет?! – вся испуганная. – Ему ж нельзя такие тяжести, нельзя!
Одного известного банкира застрелили. В прессе тут же дали все подробности. Но дело даже не в подробностях, не в них! Одно название! «Продырявлен денежный мешок»!..
А не пора ли в стране, где без образа врага не могут жить, этого врага канонизировать?
Продается свадебное платье. Передумал.
Только часы нам правду говорят. Да и то: то спешат они ее сказать, то отстают…
