Дорогой друг!

Я счел необходимым срочно сообщить тебе извес­тие о некотором событии, которое может оказатьрешающее влияние на ход вещей.Известный тебе Степан Ярый, стремясь оправ­дать наше доверие и исправить допущенную им наМухавце оплошность, доставил нам через брата Корнелиуса чрезвычайно важный документ — жалован­ную грамоту, в которой некий «великий князь литов­ский, и польский, и русский, и жмудский МихайлоОлелькович» жалует дворянина и слугу своего Степа­на Ярого должностью великокняжеского стольника.Под документом стоит собственноручная подписьОлельковича.

Князь Михайло Олелькович, по-видимому, уже на­столько уверен в том, что в ближайшее время коро­на непременно окажется на его голове, что позволя­ет себе подобные жесты. И по-видимому, у него естьнекоторые основания.

Через три недели в Кобрине состоится свадьбакнязя Федора Вельского и княжны Анны Кобринской,на которую король опрометчиво дал согласие прие­хать в качестве почетного гостя. По словам Степа­на, который сделал такой вывод на основе бесед с Олельковичем, там произойдет государственный пе­реворот. Король будет убит, власть захватят ли­товские магнаты русского происхождения и право­славного вероисповедания — князья Вельский, Олель­кович и Ольшанский, которые, ссылаясь, как этообычно делается в таких случаях, на волю народа,посадят на престол Литовского княжества МихаилаОлельковича. Между прочим, уже второй месяц рядомс Вельским постоянно находится хорошо нам с тобойизвестный Василий Медведев, который, как ты зна­ешь, всегда выполняет какие-то тайные поручениямосковского Ивана. Присутствие среди заговорщиков Медведева, как руки Москвы, подкрепляет версию, из­ложенную Степаном, и делает ее весьма правдопо­добной.

Так что, возможно, ты выбрал не самое верное ме­сто для наблюдения за поворотным историческимсобытием, потому что оно имеет серьезные шансыпроизойти вовсе не на Угре, а в Кобрине.

Думаю, в настоящий момент возникла ситуа­ция, когда в наших руках находится ключ к бу­дущему.

В зависимости от того, как мы поступим, сло­жится дальнейшая судьба двух княжеств.

Если мы промолчим и не допустим до ушей короляэту информацию, он, вероятнее всего, на днях от­даст приказ о выступлении давно собранного ополче­ния на помощь Ахмату, через неделю объединенныевойска перейдут Угру, и, хотя сам король еще черездве недели может быть низвергнут или даже убит,остановить Ахмата уже не удастся…

Неизвестно, победит ли Иван объединенное литов­ско-татарское войско. Мне это кажется маловеро­ятным.

То, что начнет твориться в Литовском княжест­ве после убийства короля, тоже трудно себе пред­ставить.

Таким образом, оба близких и даже дорогих нам поразным причинам княжества могут надолго погру­зиться в мрак, хаос и смуту.

Совершенно невозможно прогнозировать, как пой­дет в этих условиях ход многих начатых нами здесьдел.

Думаю, нам необходимо сейчас же собрать экс­тренное заседание Высшей Рады братства, после ко­торого мы с тобой, как обычно, выслушав всех, при­мем и обнародуем официальное решение Преемника.

Посему прошу тебя, мой дорогой друг, немедля всеоставить и отправиться ко мне в Рославль, куда втечение трех суток съедутся все остальные членыРады, которым сегодня же, как и тебе, написаны срочные письма с приглашением на экстренное засе­дание.

В ожидании скорой встречиВо имя Господа Единого и Вездесущего!

Елизар Бык. Рославль.

…В условиях войны, охватившей берега Угры, не мог­ло быть и речи о поддержании в Медведевке прежних порядков.

Пришлось снести сторожевые вышки в центре се­ления и на границах имения, потому что они стали служить ориентиром для татарских пушек, которые были меньше и легче московских, переносились быст­ро, неожиданно появлялись на вражеском берегу в са­мых непредвиденных местах и, хотя разброс их ядер был велик, иногда наносили урон.

Практически население Медведевки, которое зна­чительно увеличилось за счет переселения сюда жите­лей Бартеневки, никакого участия в военных действи'-ях пока не принимало, занимаясь лишь подготовкой к возможному штурму на случай перехода реки.

В целом в Медведевке оказалось около ста человек, которые с трудом ютились в одиннадцати домах, не считая хозяйского, где, кроме Анницы, жила еще На­стенька с детьми и кормилицей да выделили отдель­ную комнату в другом конце дома Генриху.

Бедный Генрих старался услужить Аннице и На­стеньке чем только мог, постоянно  ощущая вину за неудачное строительство в Бартеневке и вообще по­нимая некоторую странность своего положения — ведь он был управляющим имением, которого уже не существовало…

Тем не менее он не оставлял своего песенного творчества и по вечерам, когда смолкали пушки, пел собравшимся у огромного костра обитателям Медве­девки и пришлым московским пушкарям и воинам, за­нимавшим оборону на берегу вдоль реки.

По вечерам они любили заглядывать на огонек и при случае подкармливали своими воинскими припа­сами разбухшее население Медведевки, которое ввиду войны с трудом собрало лишь половину урожая хлеба и только часть овощей из вытоптанных людьми, ло­шадьми да пушками полей и огородов.

Чтобы поддержать людей в трудное время, отец Мефодий задумал поднять их боевой дух чтением. Среди большого числа книг, привезенных им с собой и доставленных по его заказам позже, у него оказался список весьма популярного в то время «Поучения» Владимира Мономаха. И вот отец Мефодий стал каж­дый день после заутренней службы по часу читать своим прихожанам под грохот пушек поучительное завещание давно усопшего киевского князя. Это про­извело на Генриха такое огромное впечатление, что он тут же написал балладу, использовав в ней те сло­ва «Поучения», которые особенно пришлись ему по сердцу.

Лив Генрих впервые исполнил эту балладу в самом начале октября в относительно еще теплый вечер, пе­ред внезапно начавшимися на следующий день моро­зами, и волей судьбы этот вечер оказался последним перед последовавшим затем целым рядом трагических событий, навсегда изменивших уклад жизни трех по­роднившихся семей, живущих на берегах Угры.

Смерти не бойтесь, дети,

Она приходит лишь раз —

И никому на всем белом свете

Неведом той встречи час.

Войны не бойтесь тем боле,

Раз уже смерть нипочем.

Сражайтесь за волю во чистом поле,

Не расставаясь с мечом.

А зверя не бойтесь подавно —

Охота нам в радость дана.

Пируйте разгульно, лихо и славно

И кубки пейте до дна!

Назад не глядите с тоскою,

Гордо смотрите вперед

И дело свое исполняйте мужское,

Как вам Господь пошлет!

Баллада всем понравилась, и Генрих был вне себя от счастья, только грусть Настеньки портила ему удо­вольствие.

— Скажи, милая госпожа, что я могу сделать, чтобы твое лицо озарилось улыбкой?

— Не знаю, — сказала Настенька и добавила:

—Я почему-то так скверно себя чувствую… Мне чего-то хочется, не знаю чего… Вот я бы, пожалуй, съела клюк­вы с медом…

— Мед есть у бортника Якова, а клюквы я тебе сам лично на рассвете свежей насобираю! Завтрак из меда с клюквой будет ждать тебя после пробуждения! — по­целовал ей руку Генрих.

— Спасибо, Генрих, ты очень мил. А я не знаю, что со мной… Что-то мне давит постоянно… Где-то вот тут, — она обхватила руками голову. — Как обруч ка­кой-то… Больно…

— Бедняжка, как мне тебя жалко, — погладил ее по голове Генрих. — Слушай, по-моему, у тебя жар… Ну-ка давай сейчас же позовем Надежду Неверову, пусть она тебя посмотрит…

…Лив Генрих хорошо знал, где растет клюква, и хотя вполне можно было поручить это простое дело любой девчонке из медведевских или бартеневских, у него, кроме непосредственного желания доставить Настень­ке удовольствие, была еще одна причина. Генрих очень любил по утрам ловить рыбу собственноручно изготов­ленной удочкой из орешника с леской из плетеного конского волоса и главной ценностью — железным крючком, выкованным еще в детстве дедом в родной ливской деревне, задолго до того, как они с отцом от­правились трудиться на конюшню в замок генерала Шлимана. Генрих никогда не расставался с этим крюч­ком и, когда поселился на Угре, был в восторге от воз­можности каждый рассвет проводить на берегу с удоч­кой. Правда, с тех пор, как там начались военные действия, ни о какой рыбалке на Угре не могло быть и речи, но и тут Генриху повезло.

После переезда в Медведевку он вскоре обнаружил неподалеку в лесу тайное озеро — то, на котором ко­гда-то прятал Медведев своего коня Малыша, когда ис­кал лагерь Антипа.

Никаких войск вокруг не было, пушечная пальба с берегов Угры еле доносилась, а рыбой заброшенное озеро просто кишело. Именно там на его заболочен­ных берегах и росло много клюквы.

Таким образом, на рассвете следующего дня, забро­сив удочку на живца (пойманного у самого берега шляпой) и привязав ее покрепче к дереву, Генрих от­правился за клюквой. Вскоре его широкополая шляпа послужила ему вторично, на этот раз в качестве лу­кошка, и, вернувшись обратно с полной шляпой клюк­вы, он увидел свою удочку, которая дергалась так, что с деревца, к которому он ее привязал, едва не слетели все пожелтевшие листья.

Огромная щука попалась на крючок, и через полча­са Генрих гордо шагал по лесной дороге, держа в од­ной руке шляпу, полную клюквы, а в другой — щуку на ветке, продетой сквозь жабры, причем рыба была та­кого размера, что ее хвост тащился по земле.

Услышав позади себя топот копыт, Генрих обернул­ся и сошел на обочину.

Двое московских воинов догнали его, и один спро­сил:

— Где тут Медведевка, не знаешь?