Первый удар большевики нанесли 6-го апреля в направлении станицы Кривянской. После плотного артиллерийского обстрела станицы красногвардейцы перешли в наступление. Каково же было их удивление, когда вместо жидких цепей залегших у околицы ополченцев они напоролись на полнопрофильные окопы с пулеметами и хорошо вооруженный пехотный полк, который поддерживала кавалерия. Атака была отбита.
Весь следующий день противник активных действий не предпринимал. И только утром 8-го апреля большевики перешли в наступление сразу на двух направлениях: Кривянском и основном – Заплавском».
Из дневников очевидца
Лиходедов использовал любую возможность, чтобы забежать в лазарет и повидаться с Улей. Хоть на минуточку, хоть краешком глаза ему хотелось увидеть ту, без которой себя не мыслил. Мысли о том, что все происходит не вовремя, иногда посещали его, но Алешка сопротивлялся им: «А когда же и где мне прикажете жить свою жизнь? А если эта война никогда не кончится?»
В то, что его могут убить, юноша категорически не верил, но все-таки допускал ранения и разлуку. Понятие «плен» для него тоже не существовало.
«Все что угодно может случиться, – думал он, – и мы потеряемся в этой ирреальной реальности». Взятое у Барашкова напрокат выражение жгло сердце непроходимой безнадежностью. И Алексей летел в госпиталь – к своему теплому, живому счастью.
Но сегодня, не успел Алексей ступить на порог, грохот рвущихся на позициях снарядов возвестил об очередном намерении красных стереть с лица земли «контрреволюционное гнездо буржуазной сволочи».
Дымно-черные земляные фонтаны поднимались и опадали у траншей Новочеркасского полка, в самом центре оборонительной линии. Большевики вели огонь из подвезенных на грузовиках пушек малого калибра – орудия бронепоезда сюда не доставали. Они держали под прицелом Кривянский полк.
Алешка, стремительно осыпав любимую поцелуями, бросился в штаб. Конные ординарцы уже получали распоряжения.
Отрапортовав о прибытии, Лиходедов стал ждать своей очереди. Полковник Смоляков кричал в телефонную трубку, чтобы орудийная батарея Некрасова оставила артиллерийскую дуэль с красными пушкарями и перенесла огонь влево, за красногвардейские цепи, по идущим вдали плотными массами матросам.
– Не дайте им выйти к позициям и развернуться! – повторял Иван Александрович. – Если они успеют поддержать рабочих – нашему левому флангу конец!
Увидев Лиходедова, полковник подозвал его:
– Алексей! Давай к кавалеристам, передай приказ: выйти к левому флангу новочеркасцев, между ними и богаевцами. Если матросы прорвутся – атаковать, если нет – стоять на месте, пока… Нет, пусть Мельников скачет, а ты предупреди партизан, чтобы на матросов не отвлекались. Перебежчик сказал, против них красные полк Гитова бросили. Гегемоны матерые – все из пришлых! Подожди, возьми штабной пулемет и грузовик – пусть партизаны вместо тачанки используют. Да сам в огонь не лезь, умоляю тебя. Если телефонная связь оборвется – сразу ко мне с обстановкой! Понял?
Грузовик стоял за станичным правлением. Алешка с Серегой бросили в кузов три мешка с песком, пулемет «максим», и Мельников, пожелав удачи, помчался с донесением.
Из трех грузовых автомобилей, пришедших из-под Мишкина, только в этом оставалось немного горючего. Кроме них в автомобильном парке Донской армии под командой урядника Журбы имелось еще шесть грузовиков «Паккард» и четыре легковых «Руссо-Балта». Впрочем, бензина для них все равно не было.
«Паккард» недовольно зарычал и нехотя пополз по степи. Навыки вождения, полученные в красном броне-отряде, очень пригодились – теперь Лиходедов мог сдвинуть с места любую автоколесную технику. «Осталось всего ничего – только паровоз, пароход и аэроплан научиться водить», – усмехнулся Алешка, объезжая мокрые вмятины и редкие воронки.
Ближе к передовой воронок становилось больше. Приходилось высовываться из кабины и смотреть, чтобы не угодить колесом в яму. Дождей в последние дни не было, и, слава Богу, имелась возможность объезжать рытвины посуху.
На позициях шел бой. Красные при поддержке конной артиллерии уверенно продвигались к траншеям Новочеркасского полка. С обеих сторон строчили пулеметы. Вскоре Алексей понял, что тоже стал мишенью для артиллеристов. Снаряды стали ложиться справа и слева от намеченного пути. Так и подмывало съехать в ближайшую лощину, чтобы укрыть грузовик от большевистских наводчиков.
Подъехав почти к самым окопам, Лиходедов побежал на батарею к Некрасову. Штабс-капитан и его пушкари, как и приказал полковник Смоляков, вели редкий прицельный огонь по идущим на правый фланг багаевцев морским ватагам.
– Мы бы их подчистую расстреляли, кабы снаряды были! – кричал капитан в телефон. – А так, боюсь, не удержим полосатых! Нас самих скоро вдребезги разнесут!
Словно в подтверждение, рядом с четвертым орудием разорвался снаряд. Осколки осыпали батарею, свистнули над Алешкиной головой. Он даже упасть на землю не успел. Двоих артиллеристов третьего расчета ранило, а наводчика четвертого убило.
Некрасов, убедившись, что орудие не повреждено, побежал в офицерскую траншею искать замену наводчику, а Лиходедов бросился в противоположную сторону, к партизанам.
Студенты и офицеры уже примкнули штыки, собираясь встретить красногвардейцев титовского полка. Те, несмотря на пулеметный огонь, короткими перебежками, залегая за неровностями и вновь внезапно вскакивая, подбирались к позиции. За ними шли два грузовика с установленными на кабинах пулеметами. Стрелять на ходу было невозможно, и грузовики время от времени останавливались для прицельной стрельбы по окопам. Тогда партизаны прекращали винтовочный огонь, ожидая, когда автомобили тронутся с места. В этот момент по рабочим били только расчеты двух партизанских «максимов».
Барашков и партизанский ротный – лысоватый студент-старшекурсник – находились на самом краю позиции, на стыке с Богаевским полком. Они с тревогой наблюдали, как часть моряков откололась от общей массы и повернула в их сторону.
– Пусть тащат один пулемет сюда! – крикнул ротный студентам. – Передайте расчету: срочно на левый край!
– Подождите! – подбежал к нему Алексей. – У меня донесение, и еще грузовик с пулеметом!
– «Расчет сюда» отменяется! – распорядился ротный и, выслушав Лиходедова, сказал Барашкову: – Давай, Веня, бери белую тряпку и действуйте!
Вениамин кликнул Журавлева, и они втроем, пригибаясь и петляя, как зайцы, побежали к автомобилю. Повредить «Паккард» красные пушкари не успели, сосредоточив огонь на батарее Некрасова.
Барашков сел за руль, а Алешка с Анатолием запрыгнули в кузов. Грузовик сорвался с места и понесся к месту соединения полков.
Моряки слегка опешили, увидев мчащийся навстречу грузовик с белым флагом. Пока они соображали, закидать ли его гранатами или захватить, «Паккард» сделал крутой разворот у них перед носом и остановился. Несколько секунд ничего не происходило, потом задний борт откинулся и из кузова остервенело застрочил «максим». Журавлев лупил длинными очередями с таким азартом, что Алешка еле успевал подавать ленту. Моряки были очень близко, и Лиходедов боялся, что пулеметная лента в первой коробке закончится быстрее, чем опомнится и заляжет «авангард революции».
Барашков, заметив, что подъехал ближе чем хотел, страховал друзей, стоя на подножке и стреляя из револьвера. Когда пришло время перезаряжать ленту, Вениамин швырнул в залегших матросов гранату и дал по газам. Теперь сектор обстрела был такой, что в него попала часть красногвардейцев, атакующих партизанскую траншею. Выпустив несколько очередей по ним, пулеметчики вдруг увидели, как пролетарии поворачивают вспять.
Позади грузовика от топота копыт загудела земля, раздались свист и гиканье. Седьмой Донской кавалерийский полк пошел в атаку, с ходу перемахивая через головы засевших в траншее партизан. Но кавалерия, вопреки гибельным ожиданиям красногвардейцев, не развернулась лавой по всему фронту, а вытянулась влево, на помощь богаевцам, уже вступившим в прямое соприкосновение с основной массой