небольшим количеством молока, плохого мяса и хлеба, в котором отрубей было больше, чем муки. Воздух был пронизан тошнотворным запахом от tezek'a — искусственного торфа из смеси навоза и грязи, — единственного топлива в таких деревушках. Из него иногда строят даже стены лачуг.

То, что по совету проводника провиантом запаслись заранее, оказалось весьма кстати: действительно, в этом месте жители были ближе к тому, чтобы просить благодеяния, а не предоставлять его.

Ночь прошла без приключений. Ахмет бодрствовал с еще большей, «чем раньше, настороженностью. И не зря: посреди ночи проводник покинул деревню и удалился на несколько сот шагов вперед.

Ахмет незримо следовал за ним и вернулся в лагерь только вслед за проводником.

Что нужно было этому человеку? Ахмет терялся в догадках. Никто к проводнику не подходил. Криков слышно не было. Ни единого сигнала…

«Ни единого сигнала? — снова подумал Ахмет, вернувшись в сарай. — А не был ли условленным сигналом тот огонек, который на миг промелькнул на горизонте с западной стороны?»

Мысль Ахмета настойчиво возвращалась к одному обстоятельству, которому он первоначально не придал значения. Он очень четко вспомнил, что в момент, когда проводник стоял на небольшом возвышении, вдали заблестел огонь и, прежде чем погаснуть, три раза мигнул с небольшими интервалами. Первоначально Ахмет решил, что это огонь пастуха.

Теперь же, сидя в одиноком, ничем не нарушаемом раздумье, племянник Керабана все больше и больше стал проникаться даже не подозрением, но настойчивой уверенностью, что этот огонь был сигналом.

— Да, — сказал он себе, — проводник предает нас, это ясно. И действует в интересах какой-то могущественной личности…

Какой? Этого Ахмет, разумеется, не знал. Но он чувствовал, что измена проводника должна быть связана с похищением Амазии. Вырванная из рук похитителей, она подвергалась теперь новым опасностям, и чем ближе подходило к концу путешествие, тем больше за нее следовало опасаться.

Остаток ночи Ахмет провел в крайнем беспокойстве, не зная, какое принять решение. Раскрыть немедля предательство проводника, в измене которого Ахмет не сомневался, или подождать, пока тот начнет действовать?

Наступивший день принес Ахмету некоторое успокоение. Он решил потерпеть еще сутки, чтобы лучше проникнуть в замыслы проводника, и не терять его ни на миг из виду ни в пути, ни во время стоянок. Впрочем, Ахмет и его спутники были хорошо вооружены, и если бы речь не шла об Амазии, то можно было бы не обращать внимания на опасность нападения.

В конце концов Ахмет полностью овладел собой. По его лицу ни о чем не могли догадаться ни его спутники, ни нежно-проницательные глаза Амазии, ни даже проводник, который довольно настойчиво наблюдал за ним. Единственное, что Ахмет решил пока сделать — посвятить дядю Керабана в свои новые подозрения, даже если из-за этого придется вступить с ним в жестокий спор.

Ранним утром путники покинули жалкую деревушку. Если не учитывать возможного предательства или еще чего-либо неожиданного, то этот день должен был стать последним в путешествии, предпринятом для удовлетворения самолюбия самого упрямого из османов. Трудности, конечно, предстояли в любом случае. Упряжкам требовались большие усилия для преодоления гористой местности, относившейся к массиву Элкен. Несколько раз приходилось высаживаться и идти пешком, чтобы облегчить повозки. Амазия и Неджеб во время этих трудных переходов проявляли большую энергию. Благородная курдчанка не уступала им. Что же до притихшего ван Миттена — милого жениха, — то со времени отъезда из Трапезунда он был под ее неослабным контролем.

Было ясно, что проводник безусловно хорошо знал каждый уголок в данной местности. Досконально знал — по мнению Керала, слишком знал — по определению Ахмета. Отсюда следовали комплименты проводнику со стороны дяди, к которым никак не мог присоединиться племянник. Впрочем, нужно заметить, что в этот день проводник не отлучался ни на мгновение и постоянно находился во главе маленького каравана.

В общем, все шло должным образом, если не считать неприятностей, неизбежных при плохом состоянии дорог, размытых дождями, и возникавших при прохождении рядом с какой-либо горой, когда передвигаться приходилось в слишком тесном пространстве. Однако лошади со всем этим справлялись, а кроме того, их можно было подбадривать больше, чем обычно, учитывая, что это — последний перегон и впереди достаточно времени для отдыха.

Все безропотно несли свой груз, включая и маленького ослика. Поэтому господин Керабан проникся к нему особой симпатией.

— Ей-богу! Он мне нравится, — повторял Керабан, — и, чтобы лучше досадить оттоманским властям, хотелось бы появиться на берегах Босфора верхом на этом животном.

Нужно признать, что это была идея, вполне в духе Керабана! Никто не стал с ним спорить, дабы не вводить его во искушение осуществить ее на самом деле.

К девяти часам вечера после действительно трудного дня небольшой отряд остановился и, по совету проводника, занялся организацией лагеря.

— На каком мы сейчас расстоянии от холмов Скутари? — спросил Ахмет.

— В пяти или шести лье, — ответил проводник.

— Тогда почему бы не двигаться дальше? — продолжал Ахмет. — Через несколько часов мы смогли бы добраться…

— Господин Ахмет, — ответил проводник, — я не стал бы рисковать ночью в этой области, где легко можно заблудиться. Напротив, завтра с наступлением дня нечего будет опасаться, и еще до полудня мы достигнем цели.

— Этот человек прав, — сказал господин Керабан. — Не стоит все портить поспешностью. Давайте расположимся здесь лагере последний раз поужинаем, а завтра еще до шести часов мы уже сможем приветствовать воды Босфора.

Все, кроме Ахмета, согласились с этим и постарались расположиться на отдых как можно удобнее.

Впрочем, место стоянки было выбрано проводником очень удачно. Оно представляло собой узкое ущелье между горами или, вернее, холмами, и называлось «Теснины Нерисы». В глубине его высокие скалы соединялись первыми пластами массива, полукруглые уступы которого громоздились с левой стороны. Справа открывалась глубокая пещера. В ней целиком мог уместиться весь маленький отряд.

Не менее удобным, чем для путников, было это место и для упряжки, столь же голодной, сколь и уставшей. Неподалеку от ущелья находился луг, богатый водой и травами. Туда-то и отвел лошадей Низиб, назначенный, как обычно, для их охраны ночью.

Итак, Низиб направился к лугу, а вместе с ним и Ахмет — с целью лучше узнать место и убедиться, безопасно ли оно.

И действительно, Ахмет не обнаружил ничего подозрительного. Лужайка, закрывавшаяся с востока несколькими неровными холмами, оказалась совершенно пустынной. Ночь была спокойной, и луна, которая к одиннадцати часам должна была появиться, достаточно осветит все пространство. Среди облаков сверкало несколько неподвижных, как бы заснувших звезд. Ни одно дуновение не колебало воздух, вокруг не было слышно ни малейшего шума.

Ахмет с предельным вниманием осмотрел горизонт. Не появится ли и этим вечером какой-либо огонь на гребне окрестных холмов? Не будет ли какого-нибудь сигнала для проводника?

Но ни одного огонька не появилось на краю луга и никакой сигнал не был подан из глубины долины.

Ахмет велел Низибу бдительно стеречь лошадей и сразу же вернуться, если что-либо произойдет. После этого со всей поспешностью он направился к месту ночевки.