Раньше Сержанта звали… Коля. Его звали Коля. Хозяин называл просто Колямба. Сейчас у Сержанта не было хозяина, Сержант был сам по себе. Сержант сидел на месте, курил самокрутку и сквозь спекшиеся веки глядел на пустыню.

Вот так.

Зимин закончил обед и принялся выгребать из брони песок.

Однажды они с родителями почти съездили к Черному морю, но он взял да и заболел ангиной. Прямо летом. На Черном море был почти такой же вот песок. Наверное. Там было такое же небо. Там еще и вода была. Зеленая и густая. Здесь воды не было. Вода была впереди.

– Во второй половине дня у нас запланирована операция «Неотвратимая Заря», – сказал Сержант и потушил окурок в ладонь. – Готовность: пятнадцать минут.

Зимин посмотрел на юг, туда, где была Бирюзовая Гора, маленькое королевство Лары.

Но на юге не было видно ни гор, ни водопадов, ни хрустальных столбов, одна пустыня и только пустыня от края до края.

– Вперед! – Сержант первым рванул к танку и запрыгнул на броню.

Рейнджеры устремились за ним. Зимин опоздал, и ему досталось переднее место, справа от зенитной установки. Это считалось самым неудобным местом, тут была самая горячая броня, и пыль летела прямо в рожу. В рот, в нос, в глаза, всюду, куда только могла пролезть. Все схватились за внешние скобы. Водитель спрыгнул в люк и задвигал рычагами.

– Держись! – крикнул Сержант всем сразу.

Двигатель заревел, танк взбрыкнул на неточной передаче и покатился по песку. Зимин держался двумя руками, но помогало слабо.

– Широчи качать ваще просто, – рассказывали за спиной. – Берешь, руку выворачиваешь вот так и отжимаешься. Только отжиматься надо на одной руке, а то амплитуды нужной не будет…

– А я хочу себе комбайн. Чтобы рама от «М-16», но с укороченным стволом, модернизация для джунглей, чтобы надствольный гранатомет был, подствольный огнемет и два штыка выщелкивались…

– «Лексус» это «Лексус». Какой тебе он «Нексус»…

– Я вернусь, значит, домой на восходе дня, накормлю жену, обниму коня…

Танк спускался с барханов, танк поднимался на барханы, иногда он объезжал барханы, а иногда даже пробивался сквозь них с разгона. Зимин постоянно окатывало пылью, песком и даже мелкими камнями. Иногда кто-нибудь стрелял в песок или в небо, издавал вопль, кричал «не дрова везешь, вешалка», требовал у водителя остановиться или, наоборот, прибавить хода. Было весело.

И Зимину тоже было весело, езда напоминала американские горки, только тут можно было еще и стрелять. А можно было и не стрелять, так, просто держать руку на масляной ребристой поверхности бластера, чувствовать себя вооруженным, значительным и сильным. Зимин представлял танк корветом и представлял, что тот идет по морю. От этого путешествие становилось загадочнее и интереснее. Иногда он, как все, поднимал бластер и с усталым видом смотрел в визор, а потом разочарованно опускал ствол и плевал через броню.

Сержант посматривал в бинокль. Когда из-за очередного бархана появилось большое глиняное пуэбло, он застучал по броне сапогом, и водитель снизил скорость.

– Готовность ноль, – объявил Сержант и сделал рукой непонятный знак. – Во, Мексика-на!

Пуэбло походило на вкопанное в песок ведро. Ведро вкопали, а потом кто-то саданул по нему из дробовика, получилась целая куча маленьких, беспорядочно разбросанных дырочек. Каждая дырочка – примерно три гнома, прикидывал Зимин. Всего… Сколько всего гномов – сосчитать трудно.

Рейнджеры приготовились и насторожились. Танк медленно подъехал к строению и замер, бойцы спрыгнули в песок и растянулись цепью, Зимин оказался крайним справа.

– Граждане гномы! – крикнул Сержант в мегафон. – Нам стало известно, что в вашем кондоминиуме приготовляется оружие массового поражения, что угрожает миру, интересам Чудесной Страны и всеобщей демократизации. В рамках реализации операции «Неотвратимая Заря», с целью предотвращения эскалации вооруженного конфликта и укрепления всеобщей безопасности предлагаю выплатить оговоренную ранее контрибуцию.

Пуэбло не ответило.

– Сопротивление, кстати, бесполезно, – промегафонил Сержант и кивнул водителю.

Башня танка повернулась с песчаным хрустом, зенитка гаркнула и выплюнула гильзу, в верхнем крае пуэбло появилась щербина, в воздухе повисла кирпичная пыль.

– Я повторяю…

Пуэбло отвалило откидной мост, и наружу вышли гномы с корзинами. Эти были желтыми, как Яша Автохтон, даже, наверное, кирпичными. Песчаными и какими-то иссохшими и ломкими с виду, похожими на игрушки. Корзины они волокли с трудом, а вооружения никакого на них не наблюдалось, даже пращей. Гномы опасливо подошли к танку и поставили корзины на песок. Сержант пересчитал их и сказал:

– Двух не хватает.

– Масса пусть простит, – сказал самый тощий гном. – Очень плохой урожай. Очень сухо.

– Ладно, – Сержант плюнул. – Это вы ведь мичуринцы, не мы. Вы в охране нуждаетесь… Мы вас охраняем. Охраняем. А вы что?

Гном потупился.

– А у моих бойцов от голода ухудшается психологическая устойчивость. Звереют, короче, бойцы.

Гном готов был заплакать. Его заячьи губы дергались в нервном припадке.

– Ладно еще раз, фиг с вами, – сжалился Сержант. – В следующий раз возместите.

Гномы поклонились. Рейнджеры дали им для порядку по торжественному пинку и стали грузить корзины на танк.

– Что за существа? – ругался Сержант. – Никакой дисциплины! И кто таких только придумывает?

Дежавю, вспомнил Зимин слово. Это называется дежавю. Кажется, даже игрушка такая была. Дурная бесконечность, зацикленная сама на себе.

– По машинам, – устало скомандовал Сержант. – Солнце скоро сядет…

Рейнджеры устало пошагали к машине.

Танк остановился в шести километрах от лагеря – кончилась соляра. Пришлось толкать. Толкали четыре часа, потом устроили привал, расположились прямо на песке и стали поедать сыр, яблоки и запивать молоком. Яблоки были, как всегда, вкусные, сыр свежий, молоко холодное.

– Откуда у них всегда яблоки? – говорили между собой рейнджеры. – У них всегда эти яблоки, а я яблонь никогда не видел лично…

– Они их под землей выращивают. А вот откуда молоко? Коров-то у них нет…

– Я бы тебе сказал, да боюсь испортить аппетит.

– Ты хочешь сказать… ты хочешь сказать, они свиней, что ли, доят?

Рейнджеры ржали. Зимин же о яблоках не задумывался. Разболелись руки, толкание танков оказалось нелегким занятием. Зимин пытался руки массировать, чтобы облегчить боль, но боль уходила слабо.

– Полосатик! – заорали вдруг справа. – Полосатик!

Бойцы вскочили, Зимин тоже вскочил и посмотрел в небо.

Полосатик плыл высоко. Он медленно поворачивался вокруг своей оси и ловил потоки нагретого воздуха, синие и белые полосы переливались на солнце. Полосатик походил на дирижабль.

– Здоровый какой! Никогда такого не видел. Их мало теперь, давно уже всех перебили, а это, погляди- ка, остался…

– Это не кит, это моллюск на самом деле. Такой гигантский осьминог. У него внутри полости, а легкие вырабатывают гелий…

– Какая разница, блин, полости, лопасти, пропасти… Если в него попасть, такой фейерверк будет! Спорим, завалю его.

– Тебе, Глина, по банкам только стрелять…

– Я говорю, спорим! На три тушенки и бутылку, блин, молока. Завалю с двух разрядов, блин.

Глина поднял бластер и стал целиться, подкручивая рамки и щурясь в визор.

– Не трожь полосатика, – сказал вдруг Зимин.

Сказал совершенно неожиданно для себя. Раньше Зимин полосатиков вообще не любил. Впрочем, как и