Вернувшись в отдел, Демин застал там Андрея Мысина, участкового с самого дальнего участка, практически, уже деревни, Синевки, на окраине Кривова. Невысокий, худощавый парень с остроносым, крысиным личиком, он был истинным хозяином своего района. Кроме чисто милицейской деятельности Андрей держал огромное хозяйство: коров, уток, кур, кроликов. Ну а баня у него была лучшей в городе, где тот же Демин хоть раз в месяц, но непременно парился. Мысин был не в духе, да и Виктор после увиденного на улице Лермонтова тоже был не в своей тарелке. Поздоровавшись, Мысин сообщил: — Виктор, надо что-то делать. У меня на участке еще один дом сгорел.

— Это какой уже по счету? — спросил Демин.

— Четвертый за две недели.

— И все так же?

— Да, все так же — приезжают люди, просят продать дом, хозяева отказываются. А через пару дней дом сгорает.

— И тогда те же самые приезжают, и покупают его у хозяев уже задарма, — докончил Демин.

Но Мысин отрицательно покачал головой.

— Да нет, приезжают другие. Вполне приличные с виду люди. Надо делать что-то, Виктор!

— Ну, рапорт я на имя Панкова написал, попросил выделить один патрульный экипаж на Синевку, а мне сказали, что сейчас он вообще один на город. Нет народа, некому работать. Кто на эти три тысячи сейчас пойдет в патрульные?

Закончить разговор они не успели. Открылась дверь, и в кабинет шустрым пингвином ворвался Колодников, за ним вошли Шаврин и Зудов.

— Так Виктор, ты ходил к этим старикам? — с порога спросил Андрей.

— Ходил. Зубаревская там постаралась.

Рассказ о судьбе двух стариков возмутил всех слушателей. Эта история проняла даже много чего видавших милиционеров.

— Да это уже предел!

— Повесить бы ее, суку, причем прилюдно, где-нибудь на площади.

— Да хрен там вы что сможете сделать, — Паша Зудов был, как всегда, настроен скептично. — Наверняка у этой сучки все документы тип-топ.

— Да документы то, это да, — согласился Колодников. — Но, пока у нас есть эти свидетели, у нас есть на что опереться.

— Боюсь я только, что бабка скоро крякнет, — возразил Демин, — болеет она сильно, простыла жутко в этой хибаре.

Колодников чуть озаботился, потом решил: — Ладно, надо их попробовать определить в соцпалаты. Есть такие у нас в четвертой медсанчасти. Там всякие бомжи и старики лежат. Знакомая у меня там врачом работает, я ей как-то кражу раскрыл, ковер вернули ей тогда, телевизор. Ты, главное, с ее слов показания снял?

— Конечно. И с нее, и с деда.

— Ну, уже хорошо. При случае отдай Юрке.

План Колодникова удался. Правда, ему пришлось самому, на служебном Уазике перевозить старуху из их хибары в больницу. Зато ее вынужденный сожитель, Соболев, так и не захотел покидать свое стылое жилье. Уже через час Антонина Монина была раздета, накупана, и ей начали делать какие-то уколы. Бабка просто плакала от счастья, да благодарила всех подряд.

А Зудов, Шаврин, и Виктор Демин прочесывали Цыганский поселок. Это был огромный по площади район города, застроенный частными домами. Раньше он назывался Владимирским поселком, но из-за избытка влаги место это начало постепенно превращаться в болото, по обочине дорог начал расти высоченный камыш, а дома сгнивали с пугающей быстротой. По мере того, как уезжали отсюда коренные кривовцы, эти дома-гнилушки скупали цыгане, а потом таджики, узбеки, азербайджанцы, и прочие приезжие нацменьшинства. Это был рассадник криминала, в каждом пятом доме продавали наркотики, в каждом десятом принимали ворованное барахло, а в каждом двадцатом торговали паленой водкой.

Сначала они завернули к официальному месту расположения участкового — в опорный пункт. Это было большое здание из красного кирпича, в одной половине которого располагалась станция техобслуживания. Об этом информировала небольшая табличка на покосившемся столбе с надписью: «СТО». Кто-то из шутников снизу пририсовал еще две буквы: «РБ». Вторая половина здания была закрыта на большой, амбарный замок.

— Зуев был сегодня? — спросил Шаврин одного из слесарей, вышедшего покурить. Тот отрицательно покачал головой.

— Не было, и, наверное, больше не будет. У него вчера там, — он ткнул пальцем в сторону запертого кабинета, — потолок обвалился, его чудом не убило.

— Так, и где нам тогда его ловить?

— Ну, ближе к вечеру он будет в «Кахети», а так — хрен его знает.

— А что, Мухин один весь Цыганский огоривает? — спросил Демин. — Тут район то — ого-го!

— Нет, небольшая часть Копчику отходит. От Короткой, через Пролетарскую и до Советской. Но, к нему и соваться не стоит.

Тогда они проехали по поселку, присматриваясь к домам, жителям. Там, где дома были получше, поухоженней, но, видно, что их давно уже не ремонтировали — жили русские. Другие дома, так же старые, но, то с новым забором, то с большой, спутниковой антенной — это уже жили цыгане. Они не утруждали себя большим ремонтом, все равно рано или поздно им придется уйти из этих мест. Азербайджанцы дома отделывали целиком, заборы ставили высоченные, из железного профиля. Все они были торговцами, и обычно рядом с солидным забором стояла грузовая «Газель», а то и огромная фура, только что прибывшая с юга.

Милиционерам же важны были другие дома, невзрачные халупы, с проваливающимся коньком крыши, с позеленевшим от старости шифером, с покосившимся забором. Около одного из таких домов они и остановились. То, что дом обитаем, подсказывал дым, идущий из печной трубы.

— Шевченко сто двадцать пять, — записал себе в книжку Демин. Шаврин толкнул дверь, в лицо ударила волна тепла, и одновременно запах чего-то кислого, неприятного. Лампочка, что светила в доме, была от силы ватт шестьдесят, и, к тому же, была сильно засижена мухами. В доме было трое жильцов: женщина лет шестидесяти, худощавый парень, непонятного возраста, и еще одна женщина, помоложе, лежавшая на кровати. Дергающийся, как эпилептик, старый телевизор был единственной ценной вещью в этом замке нищеты.

История этой троицы была столь же традиционна, столько и страшна. Все когда-то жили в своих квартирах, все были при работе. Когда в начале девяностых все обрушилось, военные заводы выкинули рабочих на улицу, эти трое не смогли выкарабкаться из алкогольной волны. Парень еще как-то подрабатывал на рынке грузчиком, а вот его женщины уже не могли. Одна еле ходила от жуткого артрита, у второй просто отнялись ноги, и она лежала на старом диване пластом. И все из-за паленой водки. Как оказалось, сюда их свела все та же Соня Зубаревская. Ни у кого из троицы не было паспортов, и то, что они протянули в этой халупе полтора года, было просто чудом.

— Так вы осознанно переехали сюда? — спросил Шаврин парня, его звали Василием.

— Да какой там! — отмахнулся тот. — Она мне обещала дом в деревне, с газом и хозяйством. Я всю жизнь мечтал в деревню переехать, кур там развести. А очутился я вот здесь, да с этими вон девками в нагрузку.

— Что ж вы ей так поверили на слово? — не удержался, и спросил Зудов.

— А как не поверить? Она перед этим дружку моему квартиру обменяла, двухкомнатную на однокомнатную, и все было нормально.

— Ну, может быть, он не пил так, как ты?

— Ну да! Еще как квасил. Она, кстати, потом его тоже опрокинула, с полгода назад. Встречал я его тут, в поселке.

— Как зовут?

— Паша, Садовый.

— А где он живет?

— Да хрен его знает. Не спросил я. У колонки с водой мы встретились, кажется, на Чапаева, там, недалеко от магазина. Воду он в ведро набирал.

Шаврина интересовало другое.