остальные, причём многие — серьёзно. Таким уррвы начали оказывать помощь прямо в помещении.
То, что не было иллюминаторов, сильно раздражало. Олег сам себе начал казаться килькой, запаянной в банку, за пределами которой неизвестно что происходит. Кроме того, он тут же начал думать о друзьях, оставленных в пещере, и от этих мыслей отвязаться никак не мог.
Немного помогло, когда к нему подошёл медик — без каких-либо внешних атрибутов своей профессии, без нашивок или эмблем на форме, только с раскладной пластиковой коробкой.
— Юрке помогли? — спросил Олег, внутренне сжимаясь — противненько и явно от страха. Уррв абсолютно по-человечески покачал головой в знак того, что не понимает языка, потом указал Олегу на вделанную в стену и обтянутую той же резиной низкую кушетку, на которой сидел мальчишка.
Олег сел. Выставил раненую ногу, со вздохом приспустил штаны. Рана в бедро выглядела как большой чёрно-красный синяк, и Олег понадеялся — может, просто ушиб? Но нога была перемазана засохшей кровью. И уррв, что-то пробормотав, достал марлевый тампон.
Абзац, подумал Олег. Вскинул на человека-волка отчаянные глаза, собираясь попросить, чтобы вколол какое-нибудь обезболивающее. Но потом глянул вокруг и промолчал. А что если вколют ему — и не хватит вон тому парню, которого ранили в живот? Или тому — без ноги?
Нет уж.
Уррв намочил тампон спиртом (запах ни с чем не спутаешь) и начал убирать засохшую кровь. Спиртовой запах перебивал чуть заметный запах мускуса — пахло от уррва. Потом медик достал плоские крючки, и Олег откинулся затылком к стене, которая вибрировала и еле слышно гудела…
…Ну вот, можно потерпеть. Вполне можно. Конечно, боль сильная… и очень уж долгая. Но потерпеть можно. Люди и не такое терпят.
Уррв положил рядом что-то, похожее на… да ни на что не похожее, какой-то измятый кусочек металла. Снова больно. Очень больно. Так больно, что нет сил терпеть. Олег взял эту металлическую штучку и поднёс к глазам. Пуля, вот что это. Рикошетировала и вошла в ногу на излёте. Больно, сейчас хрустнет челюсть. Надо закричать, станет легче. Многие кричат.
Уфф, всё. Бинт ложится на ногу — витками. Всё, всё…
И сразу — дикая слабость. Такая, что Олег уже не помнил, как лёг на спину…
…Сказать по чести, когда дирижабль ленниадцев забрал их из Грраурса, Олег как-то странно подуспокоился. Демонстрация технического и военного могущества была настолько явной и мощной, что мальчишка решил — ну теперь-то мы в безопасности, под охраной… Наверное, где-то в глубине души у него ещё жила детская уверенность, что взрослые всегда обо всём позаботятся.
Он понял, что ошибся, едва дирижабль прибыл в Сантокад.
Уррвы были разбиты.
Не разгромлены, нет. Но разбиты — точно. Всё вокруг — забито брошенной техникой и беженцами. Улицы перегорожены укреплениями. Солдат — ощутимо мало. Надо всем витал дух угрюмой решимости — погибнуть, но дать спастись женщинам с детьми. Дух этакого последнего боя.
Казея в Сантокаде не было. Олег узнал это сразу. Были отряды Драгило и Манче — большие, по нескольку сот бойцов, они обороняли южные кварталы.
А город, между тем, был очень красив. Вставало солнце, когда дирижабль причалил к одной из мачт на набережной и по тросам съехал к самой земле. Очевидно, когда-то Сантокад был прибрежной крепостью — до сих пор (но теперь уже не на окраинах, а в черте города) высились похожие на шахматные фигуры башни. А на окраинах поднимались четыре гигантских статуи. Уррвы в кольчужных доспехах, вытянутых по форме волчьих морд шлемах, с короткими широкими мечами в правой руке и овальными щитами в левой смотрели в сторону гор. Шлемы их венчали трёхзубые короны… Позже машина — серый грузовик с армейскими эмблемами на бортах — провезла людей через цепочку красивых, выложенных разноцветным кафелем площадей, в центре каждой из которых поднимался фонтан особой формы, не повторяющейся на других площадях. Но все фонтаны не работали, а на кафеле сидели беженцы…
Олег рассчитывал остаться со Станацем, но не получилось. Его, Юрку и Димку (освобождённым мальчишкам нашли человеческую форму) отвезли в одну из «шахматных» башен. Тяжело раненых бойцов Станаца повезли в порт. А остальные выгрузились по пути.
— Прощай! — крикнула Светка, поднимая руку. И повторила, противореча себе: — Прощай, может, ещё увидимся!
Остальные поддержали её дружным гулом и тоже замахали руками. Олег долго смотрел им вслед, держась за борт машины. Похоже, Станац уже отдавал приказы — кому и куда направляться для обороны.
— Эх… — вздохнул Юрка. — С ними бы…
Олег покосился на него и обратился к сопровождающему офицеру — уррву:
— Мне надо — понимаете? — надо как-то обратно, в горы, там, в горах, мои друзья…
Уррв, понимавший по-славянски, но говоривший очень плохо, сделал отрицательный жест рукой:
— Нет, нет… Баррргай… там… — он указал в сторону гор.
— Там мои друзья! — настаивал Олег, только сейчас вдруг понявший, в какую жуткую ситуацию влипли ребята и девчонки. — Ну как вы не понимаете — это я их там оставил, я обязан вернуться…
— Комитач… после… — он указал на Олега. — Муви з комитач…
— Ясно, — перевёл Юрка. — Потом поговоришь с командиром… Что ты ему-то говоришь, он просто исполняет, что приказано.
В башне, куда их привезли, было множество беженцев. Они занимали почти все этажи. Тут и там лежало самое разное оружие, боеприпасы, снаряжение… Среди сдержанного шума, нелюдского запаха, чужой, хотя и понятной беды Олег вдруг ощутил себя очень маленьким и беспомощным. Ему просто- напросто захотелось плакать, и он лёг на живот на расстеленный коврик, похожий на туристскую пенку, уткнулся лицом в руку и затих. Юрка устроился рядом, Димка опять забился в угол.
Раненая нога заныла, замозжила. Навалилась мерзкая усталость, от которой казалось — тело превратилось в свинец. А через полминуты Олег провалился в сон — хорошо ещё, что без сновидений…
…Разбудил его Юрка. Мальчишка принёс три миски, в которых из бурой смеси торчали ложки. Выглядело это отвратительно, но оказалось просто-напросто сушёной картошкой с мясными консервами — и на вкус было куда лучше, чем на вид. Через несколько минут уррв-офицер — другой — принёс котелок с обычным чаем.
— Ми зосла вас, — он кивнул мальчишкам. — Наперррв нашим. Пррриказ: наперррв зосла славяне. День неже дву…
— Мне надо… — начал Олег, привставая, но уррв покачал рукой:
— Знам. Не. Барргай… — и опять покачал рукой.
Стало ясно, что уррвы их не отпустят. Кроме того, кажется, их воспринимали, как непонятно почему оказавшихся тут представителей ещё какого-то народа — и, судя по всему, во исполнение союзнического долга готовы были эвакуировать любой ценой.
Когда он ушёл, Олег мрачно сказал:
— Ну что ж… Придётся пробираться в горы одному. Тем более, что Марата тут нет.
— Я пойду с тобой, — сказал Юрка. — Ты ранен, тебе нельзя одному.
— А ты что, в порядке? — хмыкнул Олег. Ему было тоскливо, но не страшно.
— В порядке я буду, когда окажусь дома.
— А если не окажешься? — Олег поднял на него глаза. Юрка пожал плечами:
— Значит, не окажусь… Я поищу снарягу какую-никакую. Вечером уйдём?
Кажется, он признавал в Олеге командира. И мысль об этом помогла мальчишке собраться:
— Вечером… А его? — Олег кивнул на Димку. Юрка несколько секунд молчал, потом сказал:
— Его нельзя брать с собой. Пусть остаётся. Он просто не пройдёт через фронт, без вариантов.
Олег ожидал — честно ожидал! — что Димка возмутится. Но мальчишка молчал, испуганно глядя перед собой. И Олег отвёл глаза. Да, не все в этом возрасте как Борька.
Поэтому он, Олег, обязан вытащить тех.
