Это было первое, что Олег увидел, выйдя с сеновала, где они ночевали.

До Шелеста Будимировича они добрались только к вечеру. И первым, кого они встретили, подъезжая к сбитым в плотную кучку приземистым постройкам, был Игорь Парушев. Крепкий, хотя и тонкий, высокий — выглядевший старше своих двенадцати — мальчишка вывозил из какого-то закута навоз, сидя на мохнатой лошадке, запряжённой в волокушу. Он казался абсолютно местным — босиком, в серой рубахе и синих подвёрнутых штанах, волосы стянуты повязкой, на поясе — какие-то фигурки нож — и Олег было окликнул его — мол, парень, где хозяин? — но… мальчишка обернулся, и Олег тут же узнал фотографию.

Шелест принял их просто и радушно, особенно обрадовался, узнав, что проезжие привезли привет от двоюродного брата (братана, как тут называли). Долго говорил про своё хозяйство — фактически, только про него и говорил, даже вечером, когда за ужином собралась вся семья: жена (маленькая, молчаливая женщина) и — уму непостижимо!!! — шесть девчонок от 3–4 до 12–13 лет. Гостей усадили с почётной правой стороны, а что самое удивительное — появившийся Игорь тоже сел за тот же стол. Да ещё прямо сразу справа от хозяина.

Олег так и не успел поговорить про него, а сам мальчишка как в воду канул и появился только теперь. И взгляды, которые он бросал на приезжих, были странными. Олег определил бы их, как смесь грусти, благодарности и странного стыда, совершенно непонятного.

Олег встревожился.

И, сразу решив покончить с этим вопросом, заговорил о выкупе, о том, что они родичи и друзья… Реакция всех за столом его удивила. Девчонки — кроме самой младшей — уставились на него большими глазами. Хозяин вздохнул. Его жена, так и не присевшая за стол, опустила голову. А Игорь… он продолжал есть, но почему-то очень крепко стиснул ложку.

Так, что сидевший рядом Олег услышал тихий хруст черенка.

Шелест задал несколько вопросов Олегу и Игорю. Тот только кивнул в ответ на: «Твоих ли мест люди?» А Олег всё меньше понимал, что же происходит. И только обрадовался, когда Шелест сказал:

— Ну, утром и в путь потечёте. Ингоря сберём. То добро, что родня его жива и за него ревнует так- то…

Когда они выходили наружу, Олег услышал сзади плачущий голос жены Шелеста.

Вообще-то мальчишка собирался поговорить с друзьями обо всех этих странностях. Но на сеновале на всех навалилась усталость, они перебросились какими-то ничего не значащими фразами — и уснули раньше, чем разговор перешёл на серьёзное.

А утром, проснувшись, как обычно, раньше всех, затемно, поспав-то всего три-четыре часа, Олег вышел наружу — и увидел Игоря…

…Почему-то ощущая себя очень неловко, Олег подошёл ближе. Трава была просто ледяной от росы. Он оперся рукой на нижнюю жердь и сказал:

— Подвинься…

— А? — Игорь посмотрел на старшего мальчишку через плечо и усмехнулся: — Знаю этот анекдот.

Олег оседлал жердь, поставил ноги на нижнюю. У Игоря ноги не доставали, он болтал ими, ловко держа равновесие.

— Спасибо, что нашёл меня, — сказал он. Олег махнул рукой:

— Да ладно, чего там…

— Не, это даже для родственника или друга не каждый так станет, спасибо… но… — Игорь вздохнул и посмотрел в глаза Олегу. — Ты не обижайся. Я останусь с дядей Шелестом.

Олег не сорвался в траву только потому, что удержался ногами. И, отстранившись, изумлённо посмотрел на Игоря. Тот ответил таким твёрдым и взрослым взглядом, что Олег понял: это не шутка. И удержал гневные слова: «Это что за блажь?!» — на языке, а вместо этого тихо сказал:

— Он же тебя купил. Как вещь, на торгу. Я знаю. Мне сказали.

— Купил, — Игорь опять посмотрел на солнце — оно поднялось уже почти полностью. — А как домой пришли, сразу двух соседей позвал и при них мне вольную сказал, это тут обычай такой… У него видел какая семья? И одни девки. Был сын, только ему ещё и пяти не исполнилось — умер. Останусь я. Я всегда мечтал… так жить.

— А твоя семья? — убито спросил Олег.

Теперь уже изумился Игорь. Неуверенно улыбнулся и заморгал. Потом сказал:

— А я же… ты что, не знал?.. я же сирота. Я из детдома. Нет, там не плохо, но… — он примолк и показал рукой на приземистый дом за спиной, на надворные постройки, на Шелеста, который как раз вышел на крыльцо и тоже глядел на солнце.

И Олег понял.

Шелест подошёл ближе, кивнул Олегу, оперся руками о верхнюю жердь. Тихо сказал:

— Ну стало быть, Ингорь… Тамо тебе сбрала… жена… и сам коей-что, стало. Домой обратишься — нас вспоминать без зла стать… Мыслил я тебя и в семью ввести, так что нунь про то…

— Я это… дядя Шелест, — Игорь повернулся на жерди, соскочил в траву и встал перед селянином — прямой, тоненький. — Я остаюсь, в общем. У тебя.

Лицо Шелеста стало удивлённым, как будто Игорь вдруг заговорил на непонятном языке. Он даже перевёл взгляд на Олега, как бы прося перевести.

— Да остаётся он, — буркнул Олег, тоже соскакивая и потягиваясь.

— Сыне, — как-то очень просто сказал Шелест, протягивая руки. Игорь поморгал, а потом — потом утонул в этих грубых лапищах, повис на селянине, обхватив его и руками, и ногами, вцепившись так, что затрещала рубаха.

Олег отвернулся.

Солнце встало над лесом…

…Он ещё долго сидел, один, глядя на это солнце. И мечтая только об одном: чтобы никто не подошёл и ничего не спросил. Чтобы его вообще не трогали. И зло обернулся, когда услышал тоненький голосок:

— Дядько заезжий…

В траве стояла одна из дочерей Шелеста. Не понять, какая, лет 5–6. смотрела снизу вверх большущими синими глазами.

— Что тебе? — Олег подумал, что у него замёрзли ноги. Отвернулся. Девчонка, сосредоточенно сопя, вскарабкалась на жердину, села рядом. Вцепилась руками и ногами в жердь. И, заглядывая сбоку в лицо Олегу (а он ей должен был казаться взрослым и даже страшным хотя бы по вчерашнему — с мечом, решительно и резко говоривший с её отцом, в сопровождении ещё двух — с мечами…), сказала тихо и упрямо:

— Не бери от нас Ингоря… У нас братика нет, ушёл от нас… Ему у нас хорошо будет… Тато его в сыновья возьмёт, и невесту ему сыщем… Что ему у вас? Не бери, а? А вы будьте к нам гости, как захочете…

И взяла Олега за рукав.

— Вот что, — Олег взял её под мышки, снял с жерди и опустил в траву. — Иди-ка ты на сеновал. И принеси там… там такая сумка лежит, моя сумка. Давай-ка. Неси…

… — А что то будет? — девчонка любопытно сопела Олегу в локоть. — Что будет-то, а? Дядько, что то будет, а?

— Не бухти, — Олег аккуратно подогнул на колене крылья, потом распрямил их, поднял руку и лёгким толчком послал бумажный самолётик из блокнотного листа в полёт — прямо к солнцу.

Девчонка восторженно пискнула, спрыгнула в траву и с верещанием побежала за самолётиком, разом забыв обо всём. А он, не спеша приземляться, то взмывал выше, то спускался ниже, покачивал крыльями — и летел… летел… летел…