Без пяти семь они вломились в маленькую конторку районного ЗАГСа, и он сунул ей под нос пустой бланк заявления и ручку.
У них над душой демонстративно стояла работница загса в застегнутом на все пуговицы пальто. И не уставая, повторяла металлическим голосом:
– ЗАГС закрывается, товарищи. Имейте совесть! Брачуйтесь в рабочее время!
Флоре было ужасно неудобно под взглядом этой дамы спрашивать такие вещи, которые женщине, вступающей в брак, неплохо было бы выяснить значительно раньше. Она просто пихнула его легонько в бок, и они, как по команде, вписали свои данные, а заодно и познакомились.
Тут она и узнала дату его рождения, отчество и фамилию. А имя его к этому времени она знала уже целый день...
Заявление Флора потом забрала. И оно так и хранилось в правом ящике буфета вместе со всеми важными бумагами. Это было единственное свидетельство того, что у Женьки Невского был отец. Печать в паспорте ставили только через три месяца. Но вернуться для этого он просто не мог. А через шесть – его уже не было на свете. Флора узнала об этом случайно. От своей старенькой соседки Клавдии Петровны.
Тайга далеко не всегда бывает гостеприимной.
Глава 9
К телефону Альбину просили постоянно. Мама смотрела на нее косо. Иногда не выдерживала, заходила после очередного звонка к ней в комнату и раздраженно отчитывала:
– О чем ты думаешь? У тебя экзамены! Сколько можно болтать по телефону? Я тебя просто звать не буду, так и знай!
Альбина с независимым видом молчала и продолжала заниматься своими делами.
– Я с тобой разговариваю! – кричала мама.
– Я слышу,– спокойным до омерзения голосом отвечала Альбина.
– Что ты слышишь?!
– Что ты разговариваешь. Только, по-моему, ты орешь.
– А как мне на тебя не орать, интересно? Ветер в голове. В институт не поступишь, стыд какой будет!
– Да при чем, при чем здесь телефон и мои разговоры? – возмущалась Альбина.– Может, у меня задание узнают и ответы сверяют.
– Что-то я не слышу, чтобы ты ответы диктовала,– язвительно замечала мама.
– А ты что, подслушиваешь? – Альбина оскорбленно смотрела на мать.
Так обычно заканчивались все их разговоры.
Звонили Альбине, конечно, далеко не по поводу задачек и ответов. Ирка все время обсуждала с ней фасон выпускного платья и его цвет. Рассказывала всякие истории, при прослушивании которых Альбина вполне ограничивалась замечаниями вроде «вот это да!».
А еще через каждые два часа ей звонил Акентьев. Он рассказывал ей ровно один анекдот и прощался. Сначала он ее удивлял. Потом она привыкла. А когда он звонить переставал, начинала чего-то ждать.
Как-то странно у них получилось. После ссоры у Маркова все сильно изменилось. Жестокий и наглый Акентьев взял и извинился перед ней. Да не просто так, а при всей компании. А в качестве компенсации морального ущерба пригласил ее в БДТ, где работал его отец. Отказаться было совершенно невозможно. И потом Пахомова так на нее смотрела, что ради одного этого взгляда надо было идти. Ей ужасно приятно было обставлять девчонок и заставлять их ревновать, даже если сам предмет этой ревности был ей даром не нужен. Просто был в этом восторг победителя. А Альбина в душе желала быть только первой.
В театре он совершенно задурил ей голову тем, что повел ее за кулисы, где она внезапно почувствовала себя как дома. Запросто познакомил ее с известным актером, назвав его дядей Славой, и угостил ее дорогим коньяком.
Вида она не подавала, но на самом деле была польщена. Вспоминая уроки своей искусной бабушки, она старательно изображала легкую скуку. Восхищенно на слова его не реагировала. Когда ей хотелось открыть рот и захлопать глазами, сдерживалась. В общем, контролировала она себя железно.
Но праздновала в душе победу своей красоты над хамоватой распущенностью избалованного наглеца. Сама-то она его приметила давно.
Теперь она не боялась себе признаться в том, что невзлюбила его сразу же, как только он перешагнул дверь их класса, только потому, что почувствовала, что эта жертва ей не по зубам. Проигрывать она не хотела. А потому сразу перешла к легкой неприязни. Хотя это никоим образом не помешало им оказаться в одной компании. А иначе и быть не могло. Акентьев резко выделялся среди парней. А Альбина среди всех старшеклассниц в школе.
Ей казалось, что теперь справедливость восторжествовала.
О Невском она вспоминала редко. Его вытеснил Акентьев. Только отношения с ним были абсолютно противоположны во всем, как бы вывернуты наизнанку. Верховодила теперь не она. Хоть пыталась скрыть это всеми силами. Зато ей нравилось, когда в школе на них смотрели. Вот только для этого ей иногда приходилось самой искать повод для того, чтобы подойти. А иногда, на какие-то мгновения, ей казалось, что это он с ней скучает и просто терпит ее присутствие. И тогда что-то внутри подсказывало, что победу праздновать преждевременно. И она начинала скрупулезно обдумывать нюансы своей стратегии. В шахматы бабушка научила ее играть не зря.
А Женьку в эти мучительные дни спасала только необходимость работать, учить и вникать в предмет. Экзамены надвигались, как асфальтовый каток. И никто их для Женьки по состоянию безответной любви не отменял.
На последних неделях мая уроки просто слились в один тотальный опрос и письменные контрольные. Это помогало забывать о предмете сердечных страданий. Но очень ненадолго. Потому что стоило оторвать глаза от тетрадки, как они тут же натыкались на ее склоненную голову.
Он чувствовал, как в эти минуты стучит в голове счетчик, отсчитывая последние часы ее досягаемости. Сейчас все зависело от него самого. Потому что Альбина – вот она. Только действуй!
Он остро помнил, с каким искренним восхищением смотрела она на него, когда узнала, что он пошел работать в больницу. И, как волшебное заклинание, он повторял себе – поступок!
Поступок!
Не имеет смысла объяснять, оправдываться. Слова не имеют значения. Засчитываются только дела. Нужно совершить какой-то поступок. Что может опять вызвать в ее глазах такой настоящий свет? Чего она втайне от него ждет? Ведь не может же такого быть, чтобы она о нем просто забыла, вычеркнула его из памяти. За что? Так не бывает. Просто она обиделась и ждет от него каких-то правильных с ее точки зрения действий. Как знать? Если бы он узнал, он сделал бы все, чтобы заслужить ее внимание.
– «Пушкин. Лирика». Кто пойдет отвечать?
Тамара Васильевна окинула класс жаждущим жертвы взглядом. Все опустили головы. Отвечать идти никому не хотелось. Так уж у них повелось – когда кто-то читал перед классом стихи, на задних партах непременно кто-нибудь начинал тихонько ржать. И говорить при этом: «Я вас любил так искренно, так нежно, как дай вам Бог любимой быть другим» – никто не желал. У них теперь каждый урок этой последней недели превратился в репетицию экзамена.
– Можно я?
Все удивленно посмотрели на Невского. Никто никогда не видел, чтобы он поднимал руку и рвался к доске.
– Ну, иди...– Тамара Васильевна была даже как-то приятно удивлена. Видимо, записала это на счет своего педагогического таланта. Расшевелила даже тех, кто всегда отсиживается.
Он вышел к доске. Длинный, так и не соизволивший подстричь свои падающие на глаза светлые волосы. Он сцепил руки за спиной, как плененный, и, повернув голову в сторону окна, глядя на дом напротив, стал довольно уверенно, но без всякого выражения проговаривать общую часть билета. Когда же дело дошло до самой лирики, он сказал:
– В 1831 году Пушкин писал:
И теперь он нашел глазами Альбину и читал стихи, которые она знала наизусть, только ей одной. И
