– Сожалею, но вы не можете пройти.

Лукреция показывает журналистское удостоверение.

– Сожалею. Пригласительные билеты именные, вас нет в списках.

– Я лично знаю Стефана Крауца, – настаивает Лукреция. – Спросите у него, если не верите.

Охранник соглашается позвонить ответственному по связям.

– Сожалею, но билеты кончились три дня назад. Мы всем отказываем.

– Я сотрудник «Современного обозревателя».

– Сожалею. Кстати, от вашего журнала уже есть представители. Госпожа Тенардье или что-то в этом роде.

Исидор и Лукреция вынуждены признать поражение. Обогнув здание «Олимпии», они подходят к служебному входу, рядом с которым, пытаясь согреться, отбивает чечетку группа курильщиков.

– Придется нарушить закон, – говорит Лукреция.

Она замечает пару клоунов в розовых костюмах подходящего размера. Под предлогом интервью она уводит их в ближайший подъезд и, угрожая оружием, заставляет снять одежду. Затем связывает и затыкает им рты.

Исидор старается немного ослабить веревки и оставляет в пределах досягаемости мобильные телефоны, чтобы пленники смогли позвать на помощь.

– Сейчас не время любезничать, – замечает Лукреция.

– Но это они оказали нам любезность, одолжив костюмы. С моей стороны это элементарная благодарность.

Переодевшись, Исидор и Лукреция входят в театр, затерявшись среди других розовых клоунов. Едва они оказываются внутри, как охранники закрывают двери, чтобы не допустить вторжения журналистов.

– Отлично, отступать уже некуда.

– Спрячемся где-нибудь и будем наблюдать. Главные действующие лица уже здесь.

– Осторожно, вот как раз один из них.

Перед ними «розовый громила», похожий на питбуля. Он явно ищет кого-то или что-то. Исидор и Лукреция отступают, чтобы не попасть ему на глаза, и чувствуют, как их хватают за руки.

– Господи, вот вы где! Наконец-то! Мы вас везде ищем. Торопитесь, через несколько минут начинаем.

Они понимают, что ассистент заметил большие цифры у них на спинах. Исидор и Лукреция смотрят на свои номера. У них обоих это цифра «девятнадцать».

– Наверное, дуэт, – вздыхает Исидор. Он чувствует растущее беспокойство.

Но «розовый громила», похожий на питбуля, продолжает шнырять поблизости. Выбора не остается.

Ассистент заталкивает Исидора и Лукрецию в большую комнату, где много клоунов в таких же розовых костюмах. Исидор и Лукреция наносят грим, приклеивают красные носы, надевают черные повязки. Затем вместе со всеми они толпятся в коридоре. Все комики, даже знаменитости, наряжены в клоунов с повязкой на глазу. К ним подходит возбужденный ассистент с наушниками.

– Все должны помнить текст! Напоминаю, суфлеров тут нет.

Ассистент предлагает напитки. На экране видна сцена. Лукреция замечает Феликса Шаттама. К счастью, он так занят заучиванием текста, что не обращает на нее никакого внимания. Раздается голос из громкоговорителя:

– Две минуты.

Напряжение нарастает. «Розовый громила», похожий на питбуля, не двигается с места, словно что-то учуял. Он топчется у двери.

– У меня такое чувство, что я лечу в самолете и нужно прыгать с парашютом, – говорит Лукреция. – Вот только парашюта у меня нет.

– Лукреция, я задам вам глупый вопрос, на который вы можете не отвечать. Так ли уж нам было нужно приходить сюда?

– Я тоже развиваю «женскую интуицию», Исидор.

– Очень хорошо. И кого вы подозреваете?

– Одного из клоунов. Все-таки очень полезно понаблюдать за таким количеством потенциальных убийц, собравшихся в одном месте, в одно время и при обстоятельствах, довольно схожих с обстоятельствами гибели Дария. Знаете поговорку: «Преступник всегда возвращается на место преступления».

Исидор пожимает плечами. Слова Лукреции его не убеждают.

– Тридцать секунд, – раздается голос из громкоговорителя.

Лукреция указывает на пожарного, сворачивающего самокрутку:

– Кстати, именно этого пожарного, Франка Тампести, я первого опрашивала после убийства. Доверьтесь мне хотя бы раз, поведем расследование моими методами.

Исидор поднимает брови.

– Не уверен, что это хорошая идея. Меня терзают нехорошие предчувствия. Как только питбуль отвернется, нужно убираться. И понаблюдать из какого-нибудь укрытия.

Громкоговоритель снова оживает.

– Пять, четыре, три, два, один. Тишина на площадке. Мотор! Начали!

Звучит симфоническая музыка. Один-единственный прожектор освещает медленно разворачивающийся над сценой гигантский портрет Дария.

Церемониймейстер Стефан Крауц выходит к публике. Зал аплодирует. Он ждет тишины.

– Когда я впервые увидел Дария, то сказал ему: «У вас ровно три минуты, чтобы рассмешить меня» – и включил хронометр. Он заставил меня расхохотаться через пятьдесят шесть целых и две десятых секунды. Его уже нет с нами, но магия его жива. Двадцать лет спустя я не боюсь сказать, что Дарий смешил меня всегда. И будет смешить людей еще долгие столетия.

Зал аплодирует.

– Дарий бессмертен. Он навсегда останется в сердцах тех, кто видел его выступления. Но я хорошо знал его лично, и могу сказать, что за веселой маской клоуна скрывался необыкновенный человек. Человек великой эрудиции, великого благородства, великой смелости. Может быть, поэтому его называли не только Циклопом, но и Великим Дарием.

Зал снова взрывается овацией.

Затем Стефан Крауц зачитывает программу шоу памяти Дария, перечисляя имена комиков, которые выступят, переодевшись в розовые костюмы. Снова звучит музыка, занавес поднимается. Первым выходит Феликс Шаттам, в сопровождении десятка девушек, тоже одетых розовыми клоунами.

Он подражает голосу мастера:

– Привет, друзья, я призрак Дария! Я перевоплотился в Феликса и страшно рад, что после смерти собираю еще больше зрителей, чем при жизни….

В зале слышен смех. Клоуны вокруг Исидора и Лукреции, кажется, испытывают облегчение. Первый парашютист приземлился удачно. Зал оживился, он разогревается. Следующим будет проще.

– Ненавижу имитаторов. Они воруют чужие голоса, – говорит один из комиков. – Хамелеоны. Своих красок нет, они заимствуют чужие.

– Меня Феликс Шаттам никогда не мог рассмешить.

– Ты прав, полное ничтожество.

– Да вы послушайте его! Принимает себя за второго Дария, но ведь давно известно: тот, кто копирует льва, не лев, а обезьяна.

Юмористы усмехаются.

– Когда обезьяна лезет на пальму, всем видно ее красную задницу.

– Он просто жалок. Зал смеется не там, где предусмотрено. Все шутки проваливаются.

Лукрецию удивляет такая недоброжелательность.

Исидор шепчет ей:

– А я вам говорил, что комики жестоки.

– Как и представители всех остальных профессий. Об отсутствующих коллегах всегда говорят плохо. Вы замечали, когда в «Современном обозревателе» обедаешь с кем-нибудь, он обязательно будет перемывать косточки остальным журналистам?