– Не пора еще. Завтра суббота, между прочим.

– Ох, какое счастье, можно выспаться!

– Мам, а все-таки не зря я с тобой утром работала. Сразу мужик образовался, пусть неподходящий нам, но все равно.

– Ирка!

– Что – Ирка? Я неправа?

– Ты неправа абсолютно.

– Мам… Я хотела тебе сказать…

– Что?

– Я завтра с папой встречаюсь.

– Где?

– У него.

– Где?

– У него дома… ну там, где он живет…

– А где он живет?

– На Лесной. Мам, мне интересно…

– Вполне понятно. Ладно, Иришка, я спать хочу, устала сегодня.

И она ушла в ванную.

Иришка осталась в легком недоумении. Я думала, она истерику закатит… Не поймешь этих родителей. Только я не хочу, чтобы она за этого мистера Ставрополье выходила, а то задолбают профессиональными разговорами.

Алиса устроила себе маленькие каникулы – в пятницу не пошла на работу, чтобы покончить в этот день со всеми делами, которые обычно делала по субботам, тогда два дня можно будет нормально отдохнуть. Утром поеду по магазинам, решила она, на рынок, надо еще какие-то мелкие подарки к Восьмому марта купить. Берте Яковлевне, девочкам на работе, Марьяне Григорьевне, приходившей к ней убирать квартиру, тете Наде.

Сама Алиса этот праздник любила только потому, что вот уже лет двадцать пять они всегда собирались у Сони. Седьмого вечером помогали Берте Яковлевне готовить ее чудесные яства, а восьмого праздновали. Состав гостей, конечно, менялся. Даже Эрик один раз побывал там. Эрик… Нет, не буду вспоминать, больно. А еще говорят, время лечит…

Она встала, сделала свои «сто восемь шагов по ручью» – положила шланг душа на дно ванны, пустила как можно более холодную воду и сделала сто восемь шагов. С тех пор как Алиса этим занялась, она забыла о простудах. И даже в эпидемию гриппа оставалась неуязвимой, не говоря уж о том, что эта процедура здорово бодрит.

Выпив кофе с тостами, Алиса начала одеваться. Она уже стояла в дверях, когда зазвонил телефон.

– Алло!

– Алиса Витольдовна?

– Я. – Она сразу узнала бархатный голос Курбатова.

– Алиса Витольдовна, это Курбатов, я оставил вам сообщение…

– Я вчера поздно вернулась. А в чем дело?

– Да, собственно, ничего особенного, просто вы мне очень понравились. Видите, я достаточно откровенен… Мне хотелось бы с вами встретиться.

– Действительно, откровенно, – засмеялась Алиса.

– В таком случае и вы ответьте всю правду.

– Попробую.

– Вы любите балет?

– Очень!

– Тогда я надеюсь, вы не откажетесь пойти со мной в Большой театр на «Жизель» с Ананиашвили?

– Боже, как заманчиво!

– Значит, согласны?

– Согласна. Только когда?

– Завтра.

– Хорошо.

– Вы позволите за вами заехать?

– Не стоит. Лучше встретимся у театра.

– Ну как скажете. Видите, какой я смирный?

– Вижу, вижу!

– Тогда без четверти семь у входа?

– Договорились. Спасибо за приглашение.

Настроение после звонка Курбатова неожиданно улучшилось. «Жизель» с Ниной Ананиашвили – это просто восторг. Я так давно не была в Большом. А Курбатов? Что – Курбатов? Ну понравилась я ему, что в этом удивительного. Он вроде не противный. И в конце концов, меня это ни к чему не обязывает. Кстати, я правильно сделала, что не позволила за мной заехать. А то начнутся провожания, намеки, нельзя ли чашечку кофе и вообще вся эта ненужная канитель. Не хочу… Я уже забыла и вспоминать не желаю. А он, кажется, не дурак. Понял, что просто в ресторан я бы с ним не пошла… Да, кстати, надо сегодня заехать к тете Наде.

Надежда Михайловна была подругой ее покойной матери. Она жила одна на пенсию, подрабатывала уроками французского, и Алиса частенько ей помогала. Сегодня она ввалилась к пожилой женщине с огромной сумкой и с большим букетом розовых с темно-красными прожилками гвоздик.

– Алиса! – воскликнула Надежда Михайловна. – Ты опять как Дед Мороз!

– Сказали бы уж как Снегурочка, а то сразу дед! – засмеялась Алиса, целуя хозяйку в нос.

– Раздевайся, детка, идем на кухню, я испекла для тебя хачапури.

– Ну зачем? А фигура?

– У тебя прекрасная фигура. Как теперь говорят, ноги от ушей. Только ты, дурочка, этим совсем не пользуешься. Смотри, поздно будет.

– А мне не надо. Я, тетя Надя, если хотите знать, вполне счастлива. У меня есть любимая работа, за которую к тому же прекрасно платят, что в наше время уже само по себе счастье. У меня уютная квартира, чудесные подруги… А от мужчин одни неприятности.

– Погоди, ты еще встретишь своего…

– Я его уже встретила, но он умер. А два раза такого не бывает. Паллиативы мне не нужны.

Надежда Михайловна с грустью смотрела на Алису.

– Тетя Надя, не надо меня жалеть, ей-богу. Лучше давайте есть хачапури!

– Одно другому не мешает, детка. Но женщине обязательно нужна любовь.

– Зачем? Для здоровья? Это не проблема. А все остальное… Боже мой, да от этой любви сплошные страдания, постоянные сомнения, неуверенность… Позвонит – не позвонит, придет – не придет? Почему он так сказал, а если сказал, то почему поступает наоборот? Я не понимаю их логики. Да и вообще… Нет, не хочу!

Надежда Михайловна грустно улыбалась:

– Алиса, деточка, ну что же делать, так устроен мир…

– В наше время, тетя Надя, можно себе позволить наплевать на такое дурацкое несправедливое устройство. Понимаете, всегда хотела быть слабой, а жизнь мне этого не позволяет. Ну я стала сильной. Даже, говорят, крутой. И мне хорошо!

– Ты можешь пообещать мне кое-что?

– Запросто!

– Когда ты все-таки влюбишься и отбросишь свои феминистские бредни, ты мне первой об этом сообщишь.

– Ладно, обещаю.

Часа через полтора Алиса попрощалась с Надеждой Михайловной. Разговор немного разбередил ее, и она не стала ждать лифт, а побежала пешком с шестого этажа. Едва она открыла дверь на улицу, как сразу увидела, что двое парней лет двенадцати лупят третьего. Они повалили мальчишку на грязный снег и мутузили что было сил. Алиса, недолго думая, подскочила к ним и, заложив два пальца в рот, свистнула. Свист получился поистине молодецкий. Парни шарахнулись в сторону.

– А ну убирайтесь вон, трусы! Говнюки! Двое на одного!

Они переглянулись и не спеша, засунув руки в карманы, побрели прочь.

– Ты как? – наклонилась к избитому Алиса.

– Нормально, – шмыгнул мальчик расквашенным носом. Его лицо и куртка были в крови.

– Вставай, а то простудишься.

Алиса протянула ему руку. Он с трудом, болезненно морщась, поднялся.

– Спасибо. Ой!

– Что?

– Нога…

– Дойти по подъезда сможешь?

– Зачем?

– Надо же кровь смыть и вообще…

– Не надо, я домой.