ленись пойти. Очи мудрого желают блага, а глупого - пира в доме...'

Но безжалостный удар по национальным государствам наносится (и будет наноситься) и с другой стороны.

В духе коммунизма не только отрицание достоинств, да и самого смысла национальных государств (с заменой их на космополитически интернациональные), но уничтожение их, а следовательно, и подавление веры, дробление первородной глыбы русской культуры и, хочешь - не хочешь, ослабление народа, ибо нация и народ неразрывные сути одного явления: сообщества людей, говорящего на одном языке и имеющего общую историю и судьбу... Поэтому после революции и в гражданскую войну столь глумились над церковью, над русской культурой (в немалой мере всё это повторилось в начале 90-х годов), в частности, над литературой, называя её дворянским пережитком, вознося Писарева и закидывая грязью даже Пушкина. Этому с усердием предавалось и самое крупное объединение литераторов - революционное, руководитель которого Авербах будет прибит Сталиным.

Леопольд Леонидович Авербах (1903-1939) являлся одним из 'отцов' основателей ВАППа - Всероссийской ассоциации (ну и слово - почти 'писсуар'... запачкали русский язык до омерзения!) пролетарских писателей. Из 5 класса гимназии, прямо из-за парты, он ловко пересаживается на огненно-красного скакуна революции: надо же просвещать народ, а заодно и... руководить им. И стремена есть, и шашка сносить головы: слава великой диктатуре пролетариата! Их, авербаховской диктатуре! Однако уже кое-что становилось по-другому, не как, скажем, в 1918-м или 1924-х годах - и это 'кое-что' начисто проглядел кучерявый комсомолец...

Леопольд Леонидович (по слухам, родственник семейства Гаухманов) почти тут же оказывается членом ЦК комсомола 1-го созыва и секретарем Московского комитета РКСМ. Затем перебрасывает себя за границу - в Коммунистический интернационал молодёжи (КИМ). По возвращении редактирует журналы и газеты, среди них - журнал 'Молодая гвардия'. А тут приспело время для руководства и русско-российской литературой ('времечко', 'сегоднячко' коли выражаться в излюбленной ими 'ласкательной' манере; 'хохмочки', 'послушайте сюда, маэстро: а ну-ка музычку!' или вот такой перл: 'почему ты на меня смеёшься?') Даже ещё не 30-летний Леопольд Львович сколачивает ВАПП и приступает к вынесению приговора (оценок) всей русской классике, при этом производит изрядный шум. Опыт он обобщает в до смешного серьёзной книге 'Современная литература и вопросы культурной революции' (звучит явно по- хунвэйбиновски, впрочем, и по-ленински). Недоучившийся школяр, обойдённый даже средним образованием, определяет судьбы литературы - это вполне в духе их ленинской революции. Кто только не плевал в душу русского народа...

А тут на нём приостановил взгляд генеральный секретарь ЦК ВКП(б), очи у него были желтоватые, с прищуром - вроде как столбняк от них приключался. Люди враз цепенели. Так и плясал огненно-красный скакун диктатуры под своим сердитым седаком с усами. Школу идейных убийств сердитый всадник проходил у самого Ленина. Ленин очень высоко ставил своего усатого ученика. Под урез жизни учителя тот удивит его самого...

Сталин свято следовал заповеди учителя: '...Политика, боящаяся насилия, не является ни устойчивой, ни жизненной, ни понятной'. Любая власть может утвердить себя только кровью - иначе быть не может. Не щадить никого и ничего - на том будет стоять Сталин! Во веки веков - никого и ничего! Словом, родство с семейством бывшего первого президента красной России не уберегло молодого жокея революции*. Усох в заключении пламенный Авербах, а погодя и вовсе дематериализовался. Проглядел, что сидел к тому времени уже на осле да лицом к хвосту...

* 'Отец сионизма' Герцль говорил, что еврейство порождает огромную массу посредственной интеллигенции. Согласимся с ним.

Ещё до дематериализации недотридцатилетний Леопольд Авербах ухитрился имя своё втиснуть в 'Литературную энциклопедию' 1929 года. Наравне с первыми именами русской и мировой литератур красуется: читайте, кто был и каков есть Леопольд Леонидович Авербах.

А как по-другому? Чья нынче власть на землях бывшей 'тюрьмы народов'?..

Национальная культура не исключает естественного взаимопроникновения культур. Но на земле этот процесс искажён. Мы приветствовали бы взаимопроникновение, но не подавление одной культурой другой или даже всех других - подавление с опорой на хозяйственное и военное превосходство, то бишь подавление силой, а не действительным культурным превосходством. Происходит принудительное исключение национальной культуры из обихода, настойчивое вытеснение и замена её чужеродной, низкопробно-массовой.

Уничтожение народа другой культурой.

Как и все советские люди, я прожил свой интернациональный отрезок жизни. Национальное сознание уродливо сочеталось с интернациональным, неродным, не русским. Я разорвал путы марксистского безразличия к Родине и вернулся к своему народу и своей земле. Но правды ради: я никогда не был равнодушен к Родине. Имя моей Родины, её скорбь и величие заставляли бешено колотиться сердце. Не было для меня ничего выше, чем святое имя - Россия!

Моя Россия!

Мы были неразлучны, и я лягу в могилу с твоим именем... Родина моих дедов и отцов, Отечество моего языка, моего счастья, моего страдания и моей любви, самое высокое небо моего почитания...

Жизнь моя!

Родина моя!

Умаление одной составляющей (в данном случае национальной) неизбежно бьёт по другой - народу, что и происходило при советской власти. Именно поэтому русский народ оказался столь ослабленным после 74 лет, казалось бы, народной власти.

А в общем, безнациональная среда проявила и будет проявлять себя самой нестойкой, неспособной к сплочению народа. Она не имеет корней в прошлом народа, а также в культуре, обычаях. Малейшая неустойчивость в 'обстановочке' - и такое государство уже трещит, кренится...

В истории революционной и масонской Франции такое явление, как генерал де Голль (1890- 1970), представляется из ряда вон выходящим. Он появился вопреки всем условиям, как напоминание о том, от чего люди отрекаются и что зовут. Он был одержим страстью к Франции.

Это он писал: 'Сдержанность, характер, величие - эти условия престижа необходимы для осуществления усилий, которые не очень нравятся большинству'*. Де Голль всё время готовил себя для высшего поста во Франции. Он смолоду начал вырабатывать в себе определённое поведение. Он знал: ему придётся взять на себя власть в самое чёрное для Франции время. Об этом де Голль не забывал ни на минуту. У нас бы его упекли в 'психушку'.

* Молчанов Н. Н. Генерал де Голль. - М: Международные отношения, 1973. С. 83.

Даже в мире западных демократий генерал сумел доказать исцеляющую силу национальной идеи и вождя для спасения и оздоровления государства.

Франция долго была 'больным человеком' Европы. Она и рухнула под первым ударом Гитлера, а после войны должна была превратиться в американскую полуколонию. Не Бидо, не Блюм, не Рамадье и не Рейно или Миттеран подвигнули Францию к независимости, достойному миру и положению великой державы, что, кстати, имеет самое непосредственное отношение к жизненному уровню народа.

Нынешняя Франция обязана величием Шарлю де Голлю, ему одному. Кстати, он был пламенным и идейным поборником могучей личной власти*.

* Де Голль очень высоко оценивал русский народ, когда провидчески предрекал, говоря о Гитлере 30 июня 1940 года (за год до нападения его на Советский Союз): '...Он не сможет удержаться от искушения решить судьбу России, и это будет началом его гибели...' (Молчанов Н. Н. Генерал де Голль С. 153.)

Через год фюрер напал на Россию.

Русский народ тогда был другой. С теперешним у того, ушедшего в землю, ограниченно мало точек соприкосновения.

Распрощавшись со своей блестящей историей и культурой, Франция, презрев заветы великого генерала, уже почти целиком растворённая в выходцах из других народов и всё более походящая на США, эта Франция, с каждым днём решительно отдаляясь от своего национального образа, проваливается в космополитическое, безродное будущее. Выходцы из других народов дробят и ослабляют национальные силы и дух страны, поскольку им достаются лакомые куски от богатств её души и тела. А ведь не они строили эту страну, и не они веками проливали за неё кровь.

И ещё, что имеет отношение к нашим дням.

На заседании правительства 13 августа 1963 года де Голль стучал кулаком по столу, выкрикивая:

'Правительство ничего не делает, чтобы помешать росту цен. Мы в разгаре инфляции. Великая страна не может существовать без стабильной валюты. Или мы спасём франк или нас всех выкинут. Я даю вам пятнадцать дней для принятия решительных мер'*.

* Молчанов Н. Н. Генерал де Голль. С. 423.

Де Голль отмечал у англичан неотвратимое отмирание чувства нации. Уразуметь сие несложно. Англия всегда являлась опорой для масонских, космополитических идей и сил всего света. Отравление сознания не могло не произойти. Зато сионизированный капитал чувствовал себя на островах превосходно с времён Английской буржуазной революции середины ХVII века, времён лорда-протектора Оливера Кромвеля (1599-1658). До второй мировой войны Англия являлась, по сути, штаб-квартирой мирового сионизма с его идеями подавления национальных государств. После 1945 года мировой сионизм организационно перемещается в США. Он и сейчас, помимо Израиля, сохраняет базовое положение в США, которые во многом подменили свои национальные интересы на интересы Израиля.

Сколько вспоминаю себя маленьким, самым замечательным, что и по сию пору единственно хранит память, была... красота - красота неба, красота травы, красота инея, красота солнца, красота раскаленного металла, красота птицы, красота песни...

Подрастая, я не мечтал о власти над людьми, богатстве, чинах или славе. Над всем преобладало, всё стирая или умельчая, поклонение, восхищение красотой - и красотой женщины тоже. Красоту женщины я заметил едва ли не в первые свои сознательные лета, ещё ребенком, - и оказался смят ею и покорён.

Красота - вот что имело для меня смысл и значение, вот ради чего стоило жить.

И ещё. Молодой Чехов писал брату: 'Ничтожество своё надо сознавать перед Богом, природой, умом, красотой, но не перед людьми'.

И он же в зрелые лета говорил: 'Фарисейство и произвол царят не в одних только купеческих домах и кутузках, а их приходится встречать в науке, литературе и даже среди молодёжи'.

Я встретил эти высказывания Чехова на рассвете жизни. Они так задели - всю жизнь держу их в памяти.

Пережив жизнь, скажу: 'Самое трудное - во всю жизнь оставаться человеком'. Тяжесть дней и лет, горе и ожесточённость так властно подводят к черте 'оправданной' черствости и скотства. Господь уберегал меня от этих последних подлых шагов. Чело моё не опозорено низостью поступков. Я с ясной душой делаю свои шаги, всё ближе и ближе черта жизни и смерти...

Ленин беспощадно разрушал старый мир. Под его развалинами гибла и русская национальная государственность. Это ему принадлежат слова, сказанные с трибуны на 2-м конгрессе III Интернационала в августе 1920 года: 'Но убеждать недостаточно. Политика, боящаяся насилия, не является ни устойчивой, ни жизненной, ни понятной'*. Чего-чего, а насилия вождь не боялся - и, не унимаясь, обильно хлестала кровинь из тела народа. Новый, ленинский мир можно было утверждать только с новыми людьми, не людьми русского прошлого, воспитанных не на русской истории, и не людьми русской, православной веры. А