красоту дома Твоего!'
Как и следует, муж столь большой власти и такого острого разума понимал под этим домом обиталище небесного двора, в котором в непостижимом свете восседает Бог перед поющими гимны хорами ангелов, и взывал Давид к престолу Божиему всем сердцем своим, говоря: 'Об одном молю я Господа, к тому стремлюсь, чтобы жил я в доме Господа все дни моей жизни'; и, будучи вместилищем преданной души и чистейшего сердца, где действительно обитал Бог, гостем которого он горячо желал быть, Давид молил: 'Обнови правильный дух, о Господи, в сердце моем'.
Известно также, что Давид желал украсить земной дом Господа, который является местом молитв. И действительно, все материалы для храма, основателем которого он сам страстно хотел стать, но не заслужил этого вследствие большого количества пролитой во враждебных стремлениях человеческой крови, в золоте, серебре, меди и железе завещал он сыну своему Соломону. Он прочел в Исходе, что Бог приказал Моисею воздвигнуть скинию, избрать для этого дела мастеров с известными именами и богатых духом мудрости и знаниями по различным наукам, дабы создали они произведение в золоте, серебре, меди, драгоценных камнях, дереве посредством всякого рода искусства. В смиренном созерцании полагал он, что Бог возрадуется такому убранству, порядок которого он установил при руководстве и попечительстве Святого Духа. И он считал, что без божественного внушения ничто подобное никто не сможет соорудить. Поэтому, дражайший сын, не медли, но веруй полностью, что Божественный Дух наполняет твое сердце, когда ты украшаешь дом Его таким разнообразием работ. И чтобы ты никак не сомневался, возвещаю тебе ясным образом, что все, что ты можешь познать, воспринять или придумать, — все это принесет тебе милость Духа в семи образах. Через дух мудрости познаешь ты, что все созданное исходит от Бога, а без Него ничто не бывает; через дух разума достигнешь ты большого понимания в том, какого правила, какого разнообразия и какой меры должен ты придерживаться в разных своих работах; через дух благоразумия поймешь ты, что не должен утаивать полученный от Бога талант, но открыто протягивать его всем, желающим честно учиться, со смирением трудясь и обучая; через дух силы отстранишь ты все застывшее, а то, что начинаешь, — не вялыми усилиями, а с полными силами поведешь к завершению; через дух знания, дарованный тебе, ты будешь господствовать с помощью рассудка над своими богатыми способностями и, совершенствуя их, будешь в изобилии, со всею смелостью ума своего делать свои знания общим достоянием; через дух благочестия познаешь ты, что, для кого, когда, сколько и каким образом ты будешь создавать, и, чтобы не подкрался к тебе порок жадности или стяжательства, соблюдай, благочестиво размышляя, меру вознаграждения; через дух богобоязни постигнешь ты, что сам по себе ты ничего собою представлять не можешь, призадумаешься над тем, что ничем другим, кроме как ниспосланным Богом, ты не обладаешь и не хочешь обладать, но с верою, признанием и воздавая благодарность считаешь, что то, что ты знаешь, или то, что ты есть сам и кем быть можешь, исходит от милосердия Господня. Воодушевленный значением таких добродетелей, дражайший сын, ты, войдя с твердой уверенностью в храм Божий, украсишь его с таким изяществом, расписав потолки и стены различным образом, разнообразными красками и изобразив для взирающих красоту Божиего рая, оживив ее различными цветами и зеленью листьев и травы и осветив души святых различными коронами соответственно их заслугам, — и достигнешь того, что Бога-Создателя славят и возносят хвалу чудесным деяниям Его. Ведь глаз человеческий не может решить, на каком произведении должен он раньше остановить свой взор. Если он обращается к потолкам, то они расцвечены, как занавеси; смотрит он на стены — перед ним вид рая; если из окон льется поток света, дивится он драгоценнейшему украшению стекла и разнообразию ценнейшей отделки. Если же верующая душа видит наглядное изображение страданий Господа, то она испытывает страх; если видит, какие муки во всех частях своего тела испытывали святые мученики и какую награду, а именно бессмертие, получили, стремится к более благочестивому образу жизни; если видит» он, что радости на небесах столь же велики, как муки в адском огне, то воодушевляется надеждой при своих добрых деяниях и сильно тревожится, думая о грехах своих.[144]
ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ
1. Каковы основные принципы воспитания и обучения средневекового ремесленника?
2. Какое отношение к своему делу воспитывает Теофил?
3. Охарактеризуйте цели, которые стояли перед учеником ремесленника?
4. Можете ли вы восстановить культурно-педагогическую атмосферу, окружавшую будущего ремесленника, мастера?
5. Как представлял мастер важность обучения своему делу, его место во вселенной и перед Богом?
И СВЯТЫЕ БЫЛИ ДЕТЬМИ: БИОГРАФИЯ КАК ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ПАРАДИГМА
Значение жизнеописания в средние века было очень велико. Культура черпала в биографии образцы и сама строила идеалы в виде того, что мы бы назвали 'образцовыми биографиями', т. е. в форме «житий» и им подобной иной агиографической (от греч. «агиос» — святой) литературы. Ведь все средневековое христианское мировоззрение основывалось на истории жизни Христа. Героями «житий» становились святые, монахи, короли, иные знатные по тому или иному признаку люди. Их детские годы были временем первой битвы святого с сатаной, грехами и т. д.
Святой ребенок отбрасывал все «неразумно-детское», он в полной мере был юнцом по возрасту, но старцем душой. Именно в детстве он начинал творить великие подвиги.
Такие биографии служили ориентирами и наставникам в работе с конкретными воспитанниками, и родителям, выступавшим нередко единственными учителями своих детей, и самим детям в выработке ими системы жизненных целей. «Жития» являли собой накопленное собрание назидательных сочинений, обращенных на средневековый педагогический процесс. И хотя время от времени в «биографии» выдающихся персонажей врывался ветер реальных событий, образы детства оставались, скорее, памятниками педагогической мысли, нежели отражением педагогической реальности.
РУОТГЕР
ЖИЗНЬ СВЯТОГО БРУНО, АРХИЕПИСКОПА КЕЛЬНА (966)
…Его кротость, труд и ревность направлялись на благо и успех человечества. Многие между нами могли бы представить о том громкое и красноречивое свидетельство, и если иные не обладают литературными дарованиями, то во многих местах науки и искусства, поддерживаемые учениками Бруно, служат ему живыми памятниками и достигли такого процветания, что те мужи могли бы не только рассказать о величайших и знаменитейших его деяниях, но и украсить свою речь. Как много знаем мы учеников этого великого человека, достигших звания епископа, как многие из них прославились примерным исполнением обязанностей своего духовного призвания! Все они пользовались особенным его доверием и могли бы прославить более совершенно жизнь своего наставника великим памятником бытописания. <…>
1. Дело мудрого, без сомнения, состоит в том, чтобы знать, откуда происходят те дары, которыми мы наделены, но да не подумает кто-нибудь, что они имеют свой источник в нас самих или сообщены Божеством по нашему праву и заслугам. Потому что на вопрос: что принадлежит нам по праву? — мы должны отвечать: быть наказанными; но божеское милосердие действовало предвечно, чтобы доставить человекам благодать на благодать; и если человек приобрел что-нибудь, то потому, что Бог так восхотел, а не потому, что человек заслуживал того. 'Ибо, — говорит апостол, — …Что ты имеешь, чего бы не получил? А если получил, что хвалишься, как будто не получил?'.[145] Но по необъяснимому предопределению божественной благодати, избранники Божий наделены драгоценными и богатыми дарами этой благодати, но так, что они по ней заслуживают до известной степени то, чем они наделены: один наделен более, другой — менее, но повсюду находится тот же дух, который действует во всех, сообщаясь каждому по мере его возможности. Только своего единородного сына наделил Бог не по мере своей воли, 'Ибо в Нем, — говорит апостол, — обитает вся полнота Божества телесно'.[146] Своих же членов одаряет он по вместимости каждого; он дает им все для пользования, все, т. е. самого себя, ибо 'Бог есть все во всем'.[147] Эти различные величины и то разнообразное распределение даров составляют в высшей степени замечательный вопрос. <…>
2. …Я думаю, для назидания многим будет достаточно, если мы при описании жизни Бруно начнем прямо с его детских лет: уже и в них бедные и уничиженные найдут себе утешение и отраду, а знатные и богатые — серьезный урок и предостережение. Его предки, как только помнят люди, принадлежали к благороднейшим мужам в народе. Нет никого в его роде, который был бы обесславлен или обесчещен, но Бруно превзошел всех, исключая преславных императоров и королей, приятностью нрава, славою в науках и искусствах и другими всякого рода нравственными преимуществами. …Время его рождения было само по себе предзнаменованием тех благ, того благоденствия и благословения, которые он впоследствии утвердил148. <…>
4. Около того времени[148] благородное королевское детище[149] достигло почти 4 лет и для первого обучения было вручено достопочтенному епископу Утрехтскому Бальдрику… В то время, когда Бруно, находясь в таких хороших руках, делал утешительные успехи, ярость норманнов, как бы смиренная его обаянием, притихла, и церкви и прочие здания, от которых едва виднелись печальные развалины, могли быть снова отстроены. Таким образом, ни одна эпоха его жизни не прошла без благословения и пользы для святой церкви. Ибо хотя и без его ведома и содействия, но тем не менее чрез него и его ради христианский народ, освобожденный от врагов, возносит теперь хвалы Богу. Изучив начатки грамматики, Бруно начал читать под руководством своего наставника произведения поэта Пруденция; мы слышали о том от него самого, как он часто любил то рассказывать для прославления Господа. Этот поэт, католический и по вере и по стремлениям, отличается любовью к истине и силою языка, приятен по форме и богат по содержанию. Он исполнил сердце ребенка такой радостью, что тот не только усвоил себе слово в слово его произведения, но и постиг их глубокий смысл, так сказать чистейший духовный нектар, которым они пропитаны. Впоследствии нелегко было указать на какое-нибудь ученое произведение римлян или греков, какого бы оно рода ни было, которое бы он ни изучил при живости своего духа и неутомимости стремлений. И ни громадность его богатств, ни громкие и беспокойные тревоги общественной жизни или какие-нибудь другие препятствия ни были в состоянии отвлечь Бруно от таких благородных занятий. Его ревностные помыслы и беспрерывные научные труды свидетельствовали о ясности его духа. Действительно, духовная деятельность и серьезные работы обратились для него в привычку, как о том сказано: 'Уже и ребенок дает знать о себе своими занятиями, будет ли он благочестив и праведен'.
