Маша всплеснула руками:

— Бабушка, да что ты такое говоришь! Конечно, все это важно. Но я-то совершенно точно знаю, что Алеша есть и будет моим единственным мужчиной в жизни. Это самое важное. Ведь так?

— Так-то оно так… — Зинаида покачала головой.

— Бабушка, ты прости, пожалуйста… Но я и так уже опаздываю. Я побегу, а потом мы с тобой договорим обязательно. И про женскую гордость, и как с ними, с моряками, вести себя нужно… — И Маша легко рассмеялась.

— Маша, нельзя же смеяться над принципами! Маша поцеловала ее в обе щеки:

— Бабушка, я не смеюсь, я говорю, что мне Алеша дороже всех моих принципов! Он для меня дороже принципов, дороже всего на свете, и я готова ему отдать все, включая эту несчастную девичью гордость! Понятно?

Зинаида проводила взглядом уходящую внучку и неодобрительно покачала головой:

— Маша, что ты такое говоришь?.. Стыд-то какой…

Следователь, после похода на маяк и разговора с Андреем, вернулся в свой кабинет с находкой — рюкзаком, предположительно принадлежавшим профессору Сомову.

Буряк достал из полиэтиленового пакета рюкзак, расстелил на столе чистый лист бумаги и положил находку на стол. Он заперся изнутри и зажег лампу. Затем принялся внимательно исследовать вещдок — полуистлевший, ветхий рюкзак, со стершимися старыми надписями, наклейками. Достав из сейфа толстую папку с архивными документами, начал листать ее, ища фотографию.

Наконец он нашел то, что искал, вынул фотографию из дела и положил ее рядом с рюкзаком. Следователь долго глядел в лупу на изображение одного человека на снимке — мужчины лет пятидесяти, с бородой, на его плече был рюкзак. Детали рюкзака на черно-белом снимке и на столе у следователя совпадали. Следователь еще раз сравнил снимок и находку. На его лице заиграла довольная улыбка. Он аккуратно сложил рюкзак в мешок и спрятал вместе с папкой в сейф.

— Победа! Почти победа, — сказал он сам себе.

Смотритель лежал на полу неподвижно, затем снова начал дергаться.

Послышался звук отодвигаемой задвижки окна, и в окошечке появилось лицо охранника:

— Родь, ты чего бузишь?

Ответа не последовало: смотритель извивался на полу.

— Э, Родь! Ты где? Я тебя не вижу! — Охранник открыл дверь и заглянул в камеру. Увидев смотрителя, валяющегося на полу в неестественной позе, охранник подбежал к нему. Сначала осторожно, издалека, затем — наклоняясь все ниже, охранник позвал:

— Э, ты чего? Сала объелся? Ты что, прикидываешься?

Смотритель вновь начал биться в судорогах и корчиться.

— Ну вот, еще не хватало, чтоб ты помер тут, в мою смену!

Он перевернул смотрителя лицом к себе и увидел, что зрачки у него закатились. Охраннику стало страшно:

— Э, э, перестань! Хватит! Не умирай, дурачина! Подпрыгнув, он побежал к двери, потом снова вернулся, проверяя, как себя чувствует смотритель, затем бросился бежать, не зная, что ему делать. Выбежав в коридор, он громко закричал:

— Эй, кто-нибудь! На помощь!

Никто не ответил, и он, захлопнув дверь камеры, бросился по коридору:

— Боже мой, что же с ним приключиться могло! Вот досада-то, а?

Через несколько минут в камере смотрителя уже был врач. Он начал проверять пульс, посмотрел зрачки:

— Ничего не понимаю…

Врач обернулся в сторону охранника:

— Как это произошло? Что здесь было?

— Да не знаю я… Я шум услышал какой-то подозрительный… заглянул… а он — тут… лежит, корчится… — забормотал охранник.

— Странно. На эпилепсию не похоже. И пульс — нормальный. Эй, Родь, что с вами?

Смотритель лежал неподвижно.

— А что с ним? Он помирает? — занервничал охранник.

— Не знаю… пока ничего не знаю, — покачал головой врач.

Достав из своего чемоданчика фонендоскоп, врач прослушал сердце смотрителя и озадаченно перевел взгляд на охранника. В дверях камеры появился Марукин:

— Что, что здесь произошло?

— Вот, этот ваш… наш… смотритель загибается, — отрапортовал охранник.

— Или загибается, или это блестящая симуляция, — заметил врач.

— Так надо его в изолятор определить, срочно! — глаза Марукина заблестели.

— Зачем сразу в изолятор? Я сейчас проверю все показатели, приму решение… — отозвался врач.

— А не затянется это ваше… принятие решения? — занервничал Марукин.

— Я работаю максимально быстро, — заметил врач. Марукин настаивал:

— Вы что, не понимаете? Если опасный преступник сейчас, во время следствия, скончается, сколько преступлений останутся нераскрытыми!

Врач сухо возразил:

— Я сейчас думаю о нем как о человеке, а не как о преступнике.

— Так заберите его к себе в изолятор и там проверяйте! — потребовал Марукин.

— Может быть, его с места трогать нельзя… — врач наклонился к смотрителю.

В это время охранник подозвал к себе Марукина:

— Юрий Аркадьич… я переживаю… может быть, это я чего в той передачке не доглядел?

— Молчите, Вася! Молчите про передачку! А то полетит ваша голова! — прошипел Марукин.

— Странно, — сказал врач. — Внешние проявления нехорошие, а давление и пульс в норме. Правда, я встречался со случаями… Это может быть как исключение из общих правил протекания болезни, так и убедительная симуляция.

— Не похож он на симулянта, — хмыкнул Марукин.

— А как вы это определяете? — врач усмехнулся.

— Ну, не знаю…

— Вот и я не знаю. Вернее, знаю вот что. Инъекция с глюкозой ему не помешает. Только поддержит.

И риска никакого, — врач взял шприц, набрал лекарство и наклонился над смотрителем, — посмотрим на естественные реакции.

Марукин наблюдал за этим, вытянув шею и затаив дыхание. Врач ввел лекарство в предплечье смотрителя, у того не дрогнул ни один мускул на лице.

— Такой силы воли не бывает. Он не чувствует укола, — констатировал врач и поднялся с колен. Отойдя от лежащего смотрителя, он снял с себя очки и обратился к Марукину:

— Кажется, вы правы. Его действительно лучше перевести в изолятор.

— Ну, что я говорил! — Марукин повернулся к охраннику: — Живенько, живенько, зови помощников, давайте носилки…

Охранник вышел из камеры и в дверях столкнулся со следователем, который воскликнул:

— Что здесь происходит?

— Вот, Родю плохо… — пояснил Марукин.

— Собираемся в изолятор перенести… — добавил врач.

Следователь скомандовал:

— Отменяю изолятор! Тащите его ко мне в кабинет — там ему быстро полегчает!

Разъяренный следователь буквально за шиворот затащил смотрителя, который охал, стонал, но шел на заплетающихся ногах. За ними следом вбежал Марукин. Следователь гремел:

— Что, симулянт несчастный, цирковое представление решил здесь устроить? Мало было прошлых выходок?