— Да, и от того, и от другого болит печень…

— А ты-то откуда знаешь? От тюрьмы ты, Костенька, успешно спасаешься, а фуа-гра тебе пока не по карману, — хихикнул Лева.

Костя зло огрызнулся:

— Я думаю о том, что могло произойти. Смотрителю на самом деле стало плохо. Не на пять-десять минут, а серьезно…

— О, я смотрю, у тебя появились к Михаилу Макарычу настоящие человеческие чувства.

— Да нет, никаких чувств. Просто если он… кирдык, то и наши деньги… кирдык.

Лева вновь глянул на часы и согласился:

— Да, мне это ужасно все не нравится. И на какие только жертвы не приходится идти ради женщин!

— Ты про меня? — отозвался Костя. Лева вздохнул:

— И про себя тоже. Моя рыжая чертовка с бриллиантовым блеском в глазах совершенно ясно представляет роль мужчины в доме. Сексуальный обеспечитель всех ее капризов.

— Сколько прошло времени?

— Пятнадцать минут…

— Фу, я думал, два часа… — тяжело выдохнул Костя.

— У тебя состояние измененного сознания, Костя. Транс от страха, — объяснил Лева.

— Это ты у Риммы таким красивым словам выучился? — язвительно спросил Костя.

Лева поднял брови:

— А что? Римма, между прочим, психоаналитик по образованию.

— Да ну? А чего же она в гадалках прозябает? — удивился Костя.

— Потому что роскошествовать с дипломом в десять раз хуже, чем прозябать в гадалках, как ты говоришь. Тарифы иные.

— Да, у тебя с твоей половиной тоже много общего, — задумчиво протянул Костя.

— Кто спорит!

И они снова, не сговариваясь, посмотрели на часы и дружно вздохнули.

— Все, время вышло, — сказал Лева.

— Зря ждали. Обломил он нас, — кивнул Костя. — Что, поехали? Или подождем пять минут? Давай встанем под окнами кабинета следователя. Может быть, что поймем.

— Накатаемся у милиции на свою голову! — пожал плечами Лева.

Зинаида сидела на кухне за столом. Маша вышла из своей комнаты нарядная, улыбающаяся, и бабушка сразу спросила:

— Машенька, ты собралась куда-то?

— Да, бабушка. У меня свидание. С Алешей, — улыбнулся Маша.

— Подожди. Какое свидание? Вы же тут уже… живете? — не поняла Зинаида.

Маша опустила глаза:

— Алеша тут живет на чердаке. А я в своей комнате.

— Постой, постой, присядь. Давай поговорим, — заволновалась Зинаида.

— О чем, бабушка? — Маша не собиралась задерживаться, но Зинаида настаивала:

— Так, о женском. Я хочу у тебя спросить, только, ради Бога, не обижайся… У вас с Алешей вчера что- нибудь было?

— Ну бабушка! — Маша вспыхнула.

— Что бабушка, что бабушка! Я же не из любопытства тебя спрашиваю. Просто знаю, к чему вы…

стремились. И Сан Саныч меня уговорил уехать из дому. Я что, не понимаю, что ли?

— Но вы же вернулись! — возразила Маша.

— Но не сразу же! Маша покачала головой:

— Нет, бабушка. Вчера ничего не было. И вы здесь ни при чем.

— Машенька, о чем не хочешь говорить — не говори. Я тебя пытать не буду. Но ты меня, пожалуйста, послушай, внученька!..

— Бабушка, может быть, потом? Я сейчас тороплюсь… — Маша попыталась уйти.

Зинаида погрозила пальцем:

— Успеешь. К Алешке своему убежать успеешь. А вот бабушкины слова мимо ушей пропускать не надо.

— Хорошо, я слушаю, — обреченно вздохнула внучка.

— Маша! Если у вас ничего так и не случилось, то, может быть, это к лучшему? Может быть, это знак, что не нужно торопить события? А?

— Бабушка, но позволь мне самой… Вернее, нам самим с Алешей решить этот наш внутренний вопрос.

Зинаида закивала:

— Конечно, конечно. И вопрос внутренний, и решать в конечном итоге будете вы с Алешей. Никто с этим не спорит. Дело в том, что если тебя вчера вечером что-то остановило… или кто-то остановил… это может быть неспроста.

— А с чего ты взяла, что меня кто-то или что-то останавливал?

Зинаида пожала плечами:

— Ну, так ты же сама сказала. Он — на чердаке. Ты — у себя в комнате. Или я что-то не так поняла?

Маша вздохнула:

— Все так. Просто вчера… не знаю. Настроения не было. Или страшно. А потом вы… Ты меня понимаешь?

— Еще как понимаю. Еще как. .А кто тебя в этом поймет лучше меня?

— Ну, вот. Вчера я непонятно чего испугалась, а сегодня утром все страхи рассеялись, — продолжала Маша.

— Вот именно — страхи! У меня знаешь какие страхи? Какое-то предчувствие нехорошее, Машенька! — подхватила Зинаида.

— Бабушка, ты опять со своими предчувствиями! — отмахнулась Маша.

Зинаида вскинулась:

— Да! Опять! И между прочим, мои предчувствия меня не обманывали никогда!

— Ой. Опять ты за старое, бабушка. Зинаида заглянула ей в глаза:

— Машенька, девочка моя. Если ты испугалась чего-то, если тебя что-то хоть вот на капельку насторожило и остановило — это знак. Значит, не стоит торопиться. Я же тебя знаю, внучка. Супружество — это очень важный шаг. Ты у меня девочка серьезная, не легкомысленная, я знаю. И все принимаешь близко к сердцу…

— Бабушка, давай с тобой об этом потом поговорим? Завтра?

— А если завтра будет поздно? — взмолилась Зинаида. — Так сердце болит, что плакать хочется!

Маша успокаивающим тоном спросила:

— Я побегу? Бабушка, вот увидишь, все твои страхи, подозрения и опасения будут напрасными!

— Не надо, внучка. Пожалуйста! Дай Бог, чтобы я ошибалась… — попросила Зинаида.

— Не беспокойся! Лешка меня любит, у нас все замечательно…

— Ладно. Сдаюсь. Иди. Но… — Зинаида замялась. — Последний вопрос. Я понимаю, что он звучит несовременно, не так, как в нашей юности. Но! Машенька, мне кажется, в ЗАГСе недаром дают три месяца — на то, чтобы все взвесить, решить…

— В ЗАГСе дают такой срок, потому что там большая очередь, — возразила Маша.

— Неправда, Маша, неправда. Всегда предлагалось, и раньше, и теперь, жениху с невестой хорошенько подумать, с родными посоветоваться — прежде чем нырять в брак, как в омут с головой.

— Бабушка, извини. Ты-то точно не ныряла в омут, — вздохнула Маша.

— Не надо сейчас, Маша, про меня. Не надо! Мы сейчас про тебя говорим. Неужели, внучка, сейчас настолько уже утрачена девичья честь. Женская гордость. Невинность невесты. А? — пытливо смотрела на нее Зинаида.