—Да.

— Тогда я не смогу здесь работать. А ты останешься?

— Пойми, я не могу вот так взять и уйти. Я здесь начинал, — стал оправдываться Женя.

— Ну и что? Начнем вместе в другом месте, — предложил Алеша.

— Нет. Я слово Сан Санычу дал, что никуда с судна не уйду. Он мне его по наследству передал. И Ксюха будет против.

— Понятно, — грустно кивнул Алеша.

— Слушай! Может, тебе пока подыскать место в порту? Я помогу! А потом вакансии какие-нибудь появятся, переведешься!

В это время Алеша наткнулся на надпись; «ВИТЯ и БОРЯ».

— Эту надпись сделали мой отец и Буравин во время своего первого плавания. Тогда они были не разлей вода! — объяснил он Жене.

— Да. И вот теперь что получилось…

— Жень! А ты уверен, что наша дружба — навсегда?

— Конечно! — воскликнул Женя.

— А я уже ни в чем не уверен! — разочарованно покачал головой Алеша.

— Давай не будем принимать поспешных решений. С Буравиным ты еще помиришься. А твоя мама тоже имеет право на счастье.

— Как ты не понимаешь! Для отца этот корабль — все! Смысл жизни! Он не переживет, если «Верещагино» достанется Буравину.

— Переживет. Он у тебя настоящий мужик. Да и вы с Костей ему поможете! Но и ты не горячись раньше времени! — успокаивал друга Женя.

— В конце концов, окончательного раздела имущества еще не состоялось, может быть, отцу удастся отвоевать у Буравина корабль?

— Может быть. Но ты и меня пойми.

— Прежде всего, я должен понять отца. Я иду домой, — решительно сказал Алеша.

— А Маша? Вы будете после свадьбы жить у вас?

— Нет, у нее. И не после свадьбы, а уже сейчас. И Алеша отправился к отцу.

Следователь активно занимался делом смотрителя, поэтому довольно часто допрашивал его. На очередном допросе смотритель возмутился:

— Я не понимаю, гражданин следователь, чего вы от меня-то хотите? Сижу себе, никого не трогаю, жду суда.

— Вот и жди! Можешь не сомневаться, решение суда будет справедливым! — заметил следователь. — Мало не покажется.

— Так все ж в жизни относительно! Что есть «мало», что «много»? Один Бог только знает. Нам, смертным, не дано, — философски заметил смотритель.

— Там тебе популярно объяснят, — пообещал следователь.

— А ты меня на испуг не бери! Мы с детства пуганые! Мама моя, покойница, говорила: «От тюрьмы и от сумы, сыночек, не зарекайся!».

— Вот ты туда по всем статьям и угодил. Рано мы с тобой распрощались.

— А по-моему, в самый раз! До суда уж недолго ждать!

— Ждать-то недолго, только я тебя еще по четырем статьям пущу, — сообщил следователь.

— По каким это еще статьям? — удивился смотритель.

— Похищение, по которому ты сейчас проходишь, — получается, не единственное твое преступление!

— Неужели? И доказательства у тебя есть, гражданин начальник? — ехидно спросил смотритель.

— Пока доказательств нет. Но будут.

Вот когда будут, тогда и поговорим, — уверенно сказал смотритель. — Здорово ты это придумал: все грехи — и мои, и чужие — на меня повесить!

— Тебе собственные грехи уже некуда вешать! А ты все за чужие беспокоишься! — заметил следователь.

— Молодцы, ребята! Человек за решеткой, вали на него все, лишь бы план выполнить по раскрываемости.

— Я носом землю буду рыть, а твою вину докажу! — пообещал следователь.

— Смотри, нос не сломай! А то нюх потеряешь, из органов сразу попрут.! — мрачно сказал смотритель.

— За меня не беспокойся. Лучше о себе подумай. Ты мне вот что скажи: что случилось с экспедицией, которая искала у нас в катакомбах старинное оружие и монеты?

— С какой еще экспедицией? — недовольно переспросил смотритель. — Мало их, что ли, по катакомбам шарится?

— С той самой, которая работала в наших краях в 1999 году.

Смотритель напрягся.

— Ну работала. А я-то здесь при чем?

— Интересные были ребята в той экспедиции. Студенты в основном. Под руководством профессора Сомова трудились. И то, что находили в катакомбах, на черном рынке толкали.

— Неужели? — усмехнулся смотритель.

— Из той экспедиции домой вернулись все, кроме ее руководителя. Опять не вспоминаешь?

— Нет, — зло отрезал смотритель.

— Совсем у тебя память стала никуда! Ведь ты у них за экскурсовода был. Лучше тебя никто катакомбы не знает!

— Это все домыслы, Григорий Тимофеевич, — с чувством произнес смотритель.

— От домыслов до фактов — несколько шагов, Михаил Макарыч.

— Ага. Может, и Янтарную комнату я тоже украл?

И библиотеку Ивана Грозного? И сокровища Чингисхана? — возмутился смотритель.

— Если докажем, и за Чингисхана ответишь! Надо будет, за все ответишь!

— Кому надо-то? Тебе, гражданин начальник? — язвительно поинтересовался смотритель.

— Не мне. Закону!

— По закону я через неделю после суда попаду на зону — и адью! Ты меня никогда больше не увидишь! — сообщил смотритель.

— Я тебя везде достану, понял? Хоть из-под земли!

— Выслужиться хочешь? — иронично спросил смотритель.

— Справедливости хочу, чтоб такие люди, как ты, нашу землю не поганили.

— Не верю я в твои бескорыстные намерения! — засомневался смотритель.

— А мне все равно. Только, я думаю, ты по-другому заговоришь, когда я разыщу твой тайник.

А вот эта фраза произвела на смотрителя впечатление, его лицо перекосилось от ненависти.

Натолкнувшись в очередной раз на сумку, которую принесли Полине сыновья, Буравин пошутил:

— Полина! Ну долго мы еще будем спать на чемоданах? Почему ты не распаковываешь эту сумку?

— Не знаю. Мне кажется, как только я расставлю все по полочкам, сразу все и кончится, — поделилась своими ощущениями Полина.

— Не понимаю.

— Витя, пожалуйста, не торопи меня! Давай сначала решим все проблемы с Таисией и Борей, и я сразу эти вещи разложу! — попросила Полина.

— Полина, доводить до совершенства отношения можно много лет. А жить на чемоданах — неуютно.

— Не знаю. У меня такое чувство, что я здесь — временно, — снова грустно сказала Полина.

— И со мной временно? — заволновался Буравин.

— Нет, с тобой навсегда! — успокоила его Полина. Она обняла Буравина, прижалась к нему, но тут же отстранилась и спросила:

— Ты урегулировал с Таисией финансовые вопросы?