— Тоже вариант! Но я предпочитаю мясо!

— Немецкое?

— Свиное!!

Парни весело паковали вещмешки. С хохотками, с шуточками, прибауточками…

Фомичев вдруг увидел, как один из бойцов его отделения стал выкладывать тушёнку из вещмешка.

— Не понял… Боец, ты чего? Ты чего делаешь?

— Тяжёлый мешок, товарищ сержант, я столько не подниму! Вернее, поднять-то смогу, а вот нести долго…

— Ты туда чего наложил?

— Да я подумал, я ж автоматчик. Мне ж полтыщи патронов мало. Решил тыщу взять. А продукты с фрицев возьмем! — молоденький пацан, с красивым, почти девичьим лицом, невинно хлопал пушистыми ресницами, — Ну что полтыщи? Восемь дисков всего. На пару боев. А когда там ещё боеприпасы подкинут? Так что уж лучше патроны, чем тушёнка.

Фомичев — ветеран финской, с орденом «Красного знамени» на груди, молчал. Рядовой Петя Иванько был прав. Прав стратегически, но вот тактически…

— Бери патроны, — кивнул командир отделения — в просторечии комод. Затем нагнулся, поднял со снега четыре консервные банки и сунул в карманы полушубка.

Война войной… А пожрать не мешает никогда. Фомичев подошёл к своему вещмешку, набитому под завязку всякой всячиной — в том числе и сухарями — дернул за шнурок и начал трамбовать груз неудобными консервами.

— Товарищ сержант, а товарищ сержант? — Иванько растерянно смотрел на сержанта. — А зачем Вы это делаете?

— Спасибо потом скажешь, — буркнул в ответ сержант, впихивая последнюю консерву между бруском тола и шерстяными носками.

Иванько хлопал густыми ресницами, глядя, как командир его отделения распихивал тушёнку по вещмешку.

Рядовой Иванько прибыл недавно. На замену разбившемуся Ваське Перову. У Васьки парашют не раскрылся. Оставались сутки до фронта. И вот вместо Васьки — пацанёнок Иванько.

Фомичев, наконец, распрямился:

— Собирайся, боец. На войну скоро!

…Я предпочитаю говорить на русском, господин обер-лейтенант…

Фон Вальдерзее пожал плечами:

— Дело ваше. Мне все равно — на каком языке вы разговариваете. Итак, вы женились на Надежде Кёллер, урождённой немке?

— Нет.

— Я, кажется, плохо понимаю вас…

— Я сам себя плохо понимаю, герр лейтенант!

Немецкий офицер потряс головой.

— Я ушёл лесами и вернулся домой. И снова начал учиться в семинарии.

— Разве церковные школы не были закрыты при Советах?

— Не везде. Мой отец был священником в глухой деревушке. Белохолуницкий уезд. Волость — Сырьяны. До революции я учился в Пермской семинарии. После войны — дома, у отца. Мне сложно это объяснить, герр обер-лейтенант.

— Ничего, это не существенно. В каком году вы стали служить в Красной Армии?

— В двадцать первом.

— Вам было семнадцать лет?

— Да. Мне было семнадцать лет.

— Я не понимаю… — пожал плечами немец и нервно заходил по кабинету, — Вы воевали у Колчака. Вы сын священника. Вы учились в семинарии, когда Христова вера была под запретом. Но вы пошли в Красную Армию? Почему?

Подполковник потер лоб:

«Вот как этому хлыщу объяснить, что я искал Надю?»

— Из чувства самосохранения, герр обер-лейтенант. Да, я сын священника. Священника — убитого ревкомовцами. Меня могли так же убить как контру. Тарасов побледнел и слегка качнулся на стуле.

— Как Вы себя чувствуете, герр Тарасов? Прикажете подать чаю?

— Лучше сигарету…

Изба была густо натоплена.

Военсовет Северо-Западного фронта решал последние задачи перед выброской десантников в тыл к немцам.

Начальник штаба фронта, генерал-майор Ватутин, стоял у стены, водя указкой по карте.

— Итак, товарищи командиры, как мы знаем, в результате нашей операции, при участии Калининского фронта, мы заперли в котле части второго армейского корпуса в районе Демянска. Это наше первое окружение противника за эту войну, товарищи! Первое крупное окружение! По данным разведки и партизан в котле сейчас находятся не менее пятидесяти тысяч немецких оккупантов.

Есть два варианта, товарищи командиры. Либо мы ждем, когда фрицы сами вымерзнут в котле, либо делаем гамбит.

— Товарищ Ватутин, можно без загадок? — поморщился командующим фронтом генерал-майор Павел Алексеевич Курочкин.

— Конечно, товарищ генерал-майор! — кивнул Ватутин и продолжил. — Смотрите сами, товарищи командиры. котёл похож на колбасу. Вот мы и предлагаем пошинковать ее.

Переждав смешки, Ватутин продолжил:

— Дело в том, что немцы пытаются пробить коридор к окруженным в районе Рамушево, — карандаш скользнул к западной оконечности котла. — А так же немцы сформировали воздушный мост снабжения, по которому проходит до двухсот транспортных самолётов в сутки. Задачи, товарищи командиры, просты. Пока фронт будет сдавливать кольцо окружения, первой маневренной воздушно-десантной бригаде под командованием подполковника Тарасова и двести четвертой воздушно десантной бригаде по командованием подполковника Гринёва поручается… С севера котла выйти в район болота Невий Мох, оттуда атаковать цели. Первое — аэродром в деревне Глебовщина. Разрушив аэродром, мы нарушим обеспечение демянской группы войск противника. Второе — атаковать деревню Добросли, где находится штаб второго армейского корпуса немцев. Командующего корпусом зовут…

Ватутин зашёлестел бумажками:

Генерал Брокдорф-Аленфельд. Барон, наверное… Или граф. Не важно. Попутно уничтожать гарнизоны противника в деревнях и селах котла.

Тарасов хмыкнул, представляя картину…

— Что смешного, товарищи командиры? — генерал-лейтенант даже побагровел, когда услышал фыркание командиров.

— Ничего особенного, товарищ комфронта… — подал голос подполковник Гринёв. Просто вы посылаете нас…

Павел Алексеевич резко помрачнел:

— Я знаю. Я знаю, мужики, куда и зачем вас посылаю. Буду помогать, чем смогу. Обе бригады обеспечим под завязку всем. Оружие, боеприпасы, продовольствие… Как только выйдете на место сосредоточения — сделаем воздушный мост. А после соединения с двести четвертой — атакуете Добросли. Решать будете по обстановке — блокировать село или захватывать.

— Товарищ генерал-лейтенант… — сжал кулаки Тарасов.

— Начштаба, доложи им результаты разведки…

Ватутин — полноватый и улыбчивый генерал-майор — методично стал рассказывать Тарасову и Гриневу о недавней разведке боем батальоном двести четвертой бригады:

— Пятнадцатого февраля сего года в котёл был заброшен третий батальон бригады подполковника Гринёва.

Гринёв кивнул.

— Восемнадцатого же февраля из солдат дивизии СС «Мертвая голова» формируется специальное подразделение для борьбы с парашютистами под командованием бригадефюрера СС Симона. Группа имеет на вооружении бронетехнику, одной из основных задач группы является прикрытие важнейших объектов, включая аэродромы. Это элитная дивизия. Об уровне ее подготовки свидетельствует уже тот факт, что ее солдаты практически никогда не уклоняются от рукопашного боя с нашими войсками, что среди немцев является скорее исключением, чем правилом. Вот примерно так.

— То есть нас уже ждут?

— Не так много и ждут, товарищ подполковник, — продолжил начштаба. — В котле по данным нашей разведки, около пятидесяти тысяч немцев. Из них не менее сорока пяти на передовой. Внутри же самого котла — не более пяти. Второй армейский корпус и часть десятого армейского корпуса шестнадцатой армии фашистских войск, в составе двенадцатой, тридцатой, тридцать второй, сто двадцать третьей, двести девяностой пехотных дивизий и элитная дивизия СС «Тотенкопф», что значит…

— Мертвая голова… — машинально сказал Тарасов. — Уже говорили.

— Что? — отвлекся Ватутин. — А… Да. «Мертвая голова».

Курочкин резко распрямился:

— Что у вас с вооружением, доложите!

Тарасов встал, одернув кожаную курточку. В доме, где квартировал штаб фронта, было жарко. Но почему-то знобило. Сквозняк, что ли?