заметить, весьма несимпатичных фактов… м-да. Лучше продолжить расспросы.
— Город…
— Нет, не совсем.
—
— Нет. Это
Инга склонила голову, волна зеленых волос закрыла лицо. Сказала печально:
— Но я люблю
Потрясенный Андрей молчал.
— Раньше, пока Город не оделся в стекло и бетон, было не так.
«Русалка» тяжело вздохнула. Андрей смотрел в окно, избегая встречаться с ней взглядом.
— Я долго думала: говорить тебе или нет. — Инга опять вернулась в прежнее обличье. — Я решилась — так честнее. Выбирай сам… любимый.
— Ну я же не знал, не знал, — пробормотал парень. — Ты не человек. Я… это ужасно…
— Ты сказал, что любишь меня. Что хочешь жениться. Ты соврал, да?
— Нет, но…
— Знаешь, как плохо, когда у тебя берут, берут, берут, не давая взамен даже маленькой, ничтожной капельки тепла и ласки? Не говорят «спасибо». Просто — берут. Я пыталась найти любовь в вашем мире. Я нашла, а теперь — потеряла. Город в этом отношении лучше людей.
— Почему… убьет? — спросил Андрей. — Почему будет тянуть?
— Потому что сейчас я верну тебе всё, что забрала. Возьму у Города обратно. Отдам. Пусть делает со мной, что угодно. Я отдам. Так — честнее.
— Что отдашь? Что… забрала? — меняющимся голосом произнес Андрей.
— Энергию, — тихо-тихо сказало
— После каждой встречи с тобой, мне было плохо, будто утратил нечто очень важное. Я полагал… это разлука.
— И это тоже, Андрей.
— Когда ты находилась рядом, мне было хорошо. Крылья за спиной — тебе знакомо это чувство?
— Да, милый. Понимаешь,
— Ты… ты чудовище. — Парень затрясся от возмущения, вскочил, сжимая кулаки. — Как ты посмела… тварь?! Кто тебе разрешил?! Ненавижу тебя! Убирайся, уходи, проклятая нежить!!
— Я верну. — Инга упрямо прикусила губу. Слёзы текли по щекам. Она хлюпнула носом, быстро развела руки в стороны. Перед ней закрутились черно- багряные вихрики, сплетаясь в шар. Взгляд, искаженный м
— Прочь! — Он с силой оттолкнул ее, выбежал из комнаты. Метнулся в прихожую — схватил шапку, куртку, натянул сапоги.
Громко щелкнул, закрываясь, дверной замок.
Андрей беспокойно ворочался во сне, лицо избороздили морщины, губы стянулись засохшим шрамом. Мерзавка-память решила задать хозяину основательную трёпку. Но мысли его отнюдь не были сумбурны.
Комната настороженно вслушивалась в еле различимый шепот.
— …чем
Над человеком нависала густая непроницаемая тьма. Ложилась свинцовой плитой, обращала квартиру пыльным склепом. И лишь зеркало, казалось, вобравшее в себя абсолютно все лучики света, ярко сияло на противоположной стене. В его бесконечных глубинах на фоне многоэтажек с потухшими окнами стоял, скрестив руки на груди, исполинский двойник. В черных глазах гиганта отражались стремительно меняющиеся виды городских улиц, площадей, парков, кафе, клубов, памятников… На лице удивительным макияжем проступала старая кирпичная кладка.
Тогда-то Андрей впервые напился — по-настоящему, без дураков. Слишком велико было потрясение. Неожиданное превращение любимой девушки в монстра, нечеловека.
И он снимал стресс самым простым и естественным образом — топил в вине. Сидел в дешевой забегаловке на углу и ударными дозами поглощал спиртное. Плакался в жилетку местным алкашам, те, падкие на дармовую выпивку, кивали, хлопали по плечу, говорили: забудь, братан. Все бабы — стервы, известный факт. Наливай еще.
Собутыльники, впрочем, очутились с «понятиями» — не обобрали в темном углу, предварительно стукнув чем-нибудь тяжелым, наоборот — проводили до подъезда, усадили в лифт и, посоветовав «забыть-наплевать на суку», удалились.
Потянув незапертую дверь (он не обратил на это внимания), Андрей вошел, точнее, ввалился в квартиру, кое-как стянул куртку и сапоги, заглянул в зал. Разумеется, там никого не оказалось. Но на гладкой полировке трельяжа, стоящего возле дверного проема, темнело растекшееся красноватое пятно. Кровь? — подумал Андрей. Мысли прыгали, скакали вразнобой. Я толкнул ее… она упала, ударилась? Похоже на то. Но она… неживая, откуда кровь? Неужели я ранил или даже… убил ее? Нет, нет, она не человек, просто туман, я не мог…
Губы мелко подрагивали, на лбу выступила испарина. Трясущийся рукой он дотронулся до пятна, тотчас испачкав пальцы в липкой красной жиже. К горлу подкатил мерзкий ком, замутило, пошатываясь, он кинулся в ванную.
Долго умывался холодной водой, жадно пил, захлебываясь. Присел на колченогий табурет, уткнулся в полотенце. Что ты наделал? Слова грохотали в голове пудовыми булыжниками. ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ?! Инга, прости! — заорал он, нимало не заботясь тонкими стенками и любопытными до семейных сцен соседями, которые, возможно, уже «грели» уши. — Прости меня! Я не хотел! Я… не думал…
Он сидел в ванной и плакал. Жизнь потеряла смысл, надежды обернулись крахом, вера исчезла, а любовь и вовсе накрылась медным тазом. Затем, нетвердо ступая, вернулся в комнату.
Пятно пропало.
Андрей оттер с глаз едкие слезы, опасливо мазнул рукой по трельяжу. Ничего липкого. Тщательно ощупал поверхность, послюнил палец — потёр. Гладкая скользкая полировка. Чистая. Немного прохладная.
П-померещилось, несомненно, померещилось, накатило неимоверным облегчением. Перепил, наверно. Уже видения начинаются. Взъерошил рукой мокрые волосы. Глянул в зеркало: бледное, землистое лицо, резкие морщины, запавшие темные глаза.
— Ничего, — прохрипел, — выдюжишь.
В бок кольнуло запоздалое ощущение: что-то не так. Что? Яростно огляделся: вещи на своих, привычных местах, тишина, порядок.
— Бред какой-то, — выдохнул он. Доплелся до кровати, рухнул на нее, не раздеваясь, и мгновенно уснул.
Позже он понял: в тот день впервые явился «неправильный» двойник.
Утро обрадовало ярким бодрящим солнцем и звонкой капелью за окном. Андрей потянулся, открыл глаза, поскреб щетину на подбородке. Сон, напомнивший недавние и, прямо скажем, неприглядные события, а также его, Андрея, безобразное поведение, как ни странно принес облегчение. Из души, словно из пыльного мешка, вытряхнуло все затхлые страхи. Добавилась уверенность, некоторое понимание, тщательно скрываемое чувство вины обратилось робкой надеждой. Не всё еще потеряно. Можно встретиться, поговорить, окончательно выяснить отношения. Переиграть заново.
Какая, в конце концов, разница, что она не совсем человек? Или совсем не. Какая разница?! Главное-то в другом.
Андрей поднялся, заправил постель. Умылся холодной-прехолодной водой, сбрил отросшую щетину, ощутив прилив сил и небывалую бодрость, даже сделал утреннюю гимнастику, что можно было приравнять к подвигу. Вскипятил чайник, с наслаждением заварил большую чашку крепчайшего кофе. Пошарился в холодильнике, обнаружив там блюдечко с засохшими лимонными дольками, банку квашеной капусты, огрызок сыра и почему-то пакет с овсяным печеньем. После чего решил прогуляться в магазин. За продуктами.
Тик-так, тик-так, спешили вечно бегущие вперед кварцевые часы. Тик-так, тик-так, полдвенадцатого! Впе-ред, быст-рей, опоздаешь!
Куда?
К фонтану, что на улице Баумана, уверенно отвечали часы. К фонтану из дикого камня.
Тик-так, кварцевый механизм, стремящийся хоть на пару минут заглянуть в будущее, подобно вещунье-пророчице прозревал события грядущего вечера. Или ночи? Или…
Оставив часы с их заморочками висеть на стене — синие тисненые обои, золотистые вертикальные полоски придают стройность, — Андрей ушел в супермаркет «Континент» пополнять запасы.
Холодильник на кухне урчал голодным брюхом.
Вернувшись, он первым делом достал из серванта узкогорлую вазу, наполнил водой и поставил в нее цветок — ярко-красную розу. Не снимая шуршащей обертки. И уже потом, с полными пакетами, двинулся в кухню. Разгружая купленную снедь — это в шкаф, это в холодильник, это пока на стол, — насвистывал под нос веселую песенку.
Ах, романтика. Вы гадали на ромашке — «любит — не любит»? Вы жмурились — сладко, мечтательно, когда выпадало «любит»? Андрей точно знал — любит, был уверен на все сто. Кто из двоих поступил подло? Кому идти с повинной? Мириться, дарить цветы?
