вечер я могу совершать те же приготовления, что и перед концертом в 1972–м. Ну, знаешь, зажечь благовония, надеть футболку с «Лед Зеппелин» и джинсы–клеш. Как думаешь, купить патлатый парик будет уже перебор? Может, ты и права. Но все–таки я выпью пивка, похожу по улицам, как будто иду в концертный зал, потом приду домой и включу запись с концерта на полную катушку и сделаю вид, что я в «Гринз–Плейхаусе». Это будет здорово.

— Ты ведь никогда не был в Модсли, нет? — спрашивает Манкс.

Модсли — это психиатрическая больница в Камбервелле. Довольно известное место. Туда ходит 35–й автобус из Брикстона.

— Нет. То есть да, но я там только навещал других людей.

Я говорю Манкс, что она может издеваться сколько ей вздумается. Я собираюсь провести остаток дней, делая вид, что на дворе 1972 год и я смотрю на сцене «Лед Зеппелин».

— Больше того — у меня теперь есть семь серий «Мужчины в доме» на видео. «Мужчина в доме» — это был у нас с Грегом самый любимый сериал. Лучшая телепередача. Нас обоих очаровала Салли Томсетт[3]. Она была блондинка, как Сюзи. Я, правда, никогда не видел Салли в «лед–зеппелиновской» футболке, зато у нее был и «афган», и пара здоровских сабо на платформе. Я могу смотреть новую серию каждый вечер всю неделю а потом слушать «лед–зеппелиновский» бутлег… А пока он будет играть, я выключу свет и поставлю на видео «лед–зеппелиновский» фильм «Песня остается прежней». И получится, как будто я смотрю их на сцене. Но звук я на телевизоре выключу и буду слушать живую запись, потому что концерт в Глазго был гораздо лучше того, который они записали для фильма. Как ты думаешь, почему так получилось?

Меня всегда озадачивало, почему «Лед Зеппелин», у которых было полно превосходных выступлений по всему миру, к тому же снятых на пленку, объявили своим официальным фильмом запись не самого лучшего концерта. Впрочем, как видеоряд в любом случае сгодится.

— Разве не великолепная мысль? У меня останется достаточно времени в сутках, чтобы писать книги, мыть тарелки и тэ–дэ. Не хочешь зайти составить мне компанию?

Манкс отказывается. Ей нужно сделать новую анимацию, как дерево гнется под ветром, а потом превращается в дракона.

— Это все глупости, — говорю я ей — Продвижение в жизни не принесет тебе счастья. Посмотри на Грега. Он большая шишка в какой–то скандинавской нефтяной компании. До чего можно докатиться! Спорим, он каждый день думает о Джимми Пейдже и Салли Томсетт.

— Ничего он не думает. Он слишком занят тем, что он большой чин.

— Ну так это подтверждает мою точку зрения. Его жизнь в такой разрухе, что у него даже больше нет времени подумать о «Лед Зеппелин».

— А что случилось с Зедом после школы? — спрашивает Манкс.

— Не думаю, что Зеду «Мужчина в доме» нравился так же, как нам с Грегом. Это было недостаточно круто. До телевизионных комедий он не снисходил. Жарко мне что–то. От солнца голова разболелась. Может, зайдем в магазинчик? Мне нужно уйти с солнцепека.

Зед переехал в город, к каким–то приятелям–студентам. Мать его от этого очень страдала, но отец не собирался пускать его обратно домой. Я беспокоился за Зеда, но Сюзи убедила меня, что с ним, в общем, все нормально.

Я бы обсудил это с Грегом, но мы что–то перестали с ним ладить. По мере того, как в отношениях Сюзи и Зеда один кризис следовал за другим, мы умудрились убедить себя, что Сюзи со дня на день выберет себе нового парня, и мы — единственные кандидаты на горизонте. Не говоря об этом вслух, мы стали подозрительны друг к другу. Мне пришло в голову, что Грег, не задумываясь критиковавший Зеда перед Сюзи, может критиковать и меня. Он еще раз ходил к Сюзи, не сказав мне, хотя вообще–то по дороге туда шел мимо моего дома. Мне вспомнилась строчка из «Лед Зеппелин» про «парня с черного хода». Я считал таким парнем с черного хода Грега — он прошмыгнул мимо моего дома, чтобы украдкой встретиться с Сюзи. В те времена я, конечно, не знал, что «парень с черного хода» — это жаргонное обозначение анального сношения. В пятнадцать лет я, поди, и не знал, что такое бывает. В юности я был очень невежествен по части секса. Слишком увлеченно высматривал в небе драконов. Я спасал принцесс, но с ними потом никогда не спал — просто переходил к следующей принцессе.

— Тебе нельзя ссориться с Грегом из–за Сюзи, — сказала Черри. — Дружба — это важно.

Я на нее окрысился. Хотя с Черри можно было вдоволь наговориться о Сюзи, но выслушивать ее нелепые поучения я не собирался. Я просто хотел, чтобы мне вняли и замолвили за меня словечко перед Сюзи. А еще Черри по–прежнему не допускалась в Драконье Войско.

— Об этом не может быть и речи, — сказал я ей. — Девчонки не могут участвовать в Драконьем Войске.

— Я нарисовала картину — ты на драконе, — сказала она.

Она вынула из сумки лист бумаги. На нем был изображен я верхом на драконе. В руке у меня был меч, а мои волосы развевались на ветру. Это был хороший рисунок.

— Я не знал, что ты умеешь рисовать.

— Теперь мне можно вступить в Драконье Войско?

Я покачал головой. Войско — только для меня и Грега. Если Грег дезертирует, я возглавлю его один. Это не идеально, но приемлемо.

— Ты знаешь, что Фил в тебе неравнодушен? — спросил я.

Черри знала. Она сказала, что ей нравится Фил, и с ним хорошо вместе играть музыку, но ее к нему не тянет.

— Я о нем в этом смысле не думаю.

Я готовлюсь к концерту. У меня есть пара расклешенных джинсов, дешевая пара бейсбольных ботинок и синяя вываренная футболка — то же, что и всегда. Я бы хотел надеть что–нибудь особенное, но у меня нет ничего особенного. Я смотрю на себя в зеркало. Кожа у меня чистая, без рубцов, без морщинок. От этого я выгляжу моложе, чем на пятнадцать лет. Волосы у меня длинные, ниже плеч и очень белокурые. Я мог быть викингом, вторгшимся из земли льда и снега, разве что я слишком тщедушный и не удержу меч.

У меня есть пара черных очков. Я надеваю их и поверх футболки накидываю свою шинель. Шинель слишком свободная, на улице в ней не согреешься, но я не хочу надевать ничего другого. Я не могу расхаживать в пиджаке на концерте, а в свитере нормальный человек не появится. Я смотрю в зеркало. Я не слишком доволен, но сойдет.

Я встречаюсь с Грегом на концерте. Мы толком не договорились. Обычно мы встречались заранее, поблизости, чтобы заранее закупить алкоголь, но стресс соперничества из–за Сюзи сказался на нашей дружбе: ни один из нас не идет на концерт с Сюзи. Ее достало, что мы ей без конца названиваем, и она решила вместо нас идти на концерт с Черри. Отец Черри подбросил их до города. Я не могу поехать с ними, потому что родители Черри до сих пор сердятся на меня за украденный дневник, хотя сама Черри меня простила.

От мысли, что Черри идет с Сюзи мне становится не по себе. Мне бы ужасно не понравилось, если бы Черри намекнула Сюзи на мою любовь. С другой стороны, я надеюсь, что Черри намекнет Сюзи на мою любовь.

Я кладу билет в карман и молюсь, чтобы его не потерять. Я знаю, что при моей нервозности и бестолковости с меня станется. Мои ладони взмокли от пота, и я чувствую, что у меня тик. Я смотрю на плакат «Лед Зеппелин» на стене и говорю группе, что мы скоро встретимся. Я смотрю Роберту Планту в глаза. Он отвечает мне таким же взглядом. Я провожу рукой по плакатам, нарочно касаясь каждого из четырех участников группы, и после этого выбегаю из дома.

В центр ходит только один автобус, 172–й.

На остановке пронизывающий холод. Свирепый декабрьский ветер гуляет по улицам. Уже темно. Зимой дни кажутся необыкновенно короткими; в школу и из школы я иду по темноте. Я околеваю. Ветер забирается в распоровшиеся швы моей шинели, пробирается через высекшуюся подкладку и через футболку продувает меня насквозь.

Неожиданно на остановке появляется Грег.

— Я думал, ты поедешь пораньше.

— С родителями проблемы, — бурчит он.

Мы неловко смотрим друг на друга. С неба начинает лить, и мы укрываемся под козырьком остановки. Мы рядом. Я чувствую Грега в своем личном пространстве. У меня возникает странный порыв — обнять его. Я сопротивляюсь порыву, хотя он очень мощный. Чтобы выбросить его из головы, я начинаю расхаживать взад–вперед, мыча рифф из «Обрыва связи».

Грег подхватывает, и мы забываем нашу скованность и начинаем возбужденно, безудержно болтать о «Лед Зеппелин».

— Что если они не приедут? — На Грега вдруг нападают мои старые опасения. Из темноты появляются Сюзи и Черри, кутая свои тонкие девчоночьи тела в пальто. На Сюзи ее «афган», и она выглядит слишком экзотично для нашего уголка Глазго. Ее волосы — светлее, чем когда бы то ни было, — сияют во мраке сильнее уличных фонарей. Глаза ее подкрашены тонкими оттенками серого и голубого, веки черны от подводки, а ресницы изящно загибаются вверх от туши. Мы с Грегом ошарашено смотрим на нее.

Черри выглядит как обычно, и на ней особенно возмутительное пальто, похожее чуть ли не отцовское. Ну хоть не надела школьный пиджак.

— Я думал, вас подбросят до города?

— Проблемы с родителями, — говорит Черри.

Тут на меня накатывает мощное желание поцеловать Сюзи. Я подавляю его, ударившись в рифф из «Целой уймы любви»:

Та–та та–та ТА та–та та–та

Та–та та–та ТА та–та та–та

Впервые в жизни подхватывает Сюзи. Она обычно не поет гитарные риффы. Грег и Черри тоже подхватывают, и мы стоим вчетвером на ветру, распевая всемирно известный рифф из «Целой уймы любви»:

Та–та та–та ТА та–та та–та