Лора теперь сидела и неотрывно смотрела в лицо сына, боясь даже моргать, чтобы не пропустить малейшей перемены в его состоянии.
— Он так и не двинулся, — сказала она, как автомат.
— Может, просто уснул глубоко. Глаза под веками ходят? Не заметила?
— Нет.
Иными словами, малыш спал, но снов не видел.
Лора поставила кока-колу на тумбочку и взяла пососать кубик льда. Она по-прежнему не отрывала взора от Гарри. Может, ее любовь поможет ему излечиться?
— Мы можем разговаривать? — неуверенно спросил Барни.
Лора кивнула:
— О чем?
— Да о чем угодно. Например, стоит ли отдавать его в государственную школу или в частную? Или давай поговорим о тебе.
— А есть что-то такое, что тебе обо мне неизвестно? — устало улыбнулась она.
— Ну, давай фантазировать, как сложилась бы твоя жизнь, если бы твои родители не приехали жить в Бруклин.
Она посмотрела на него. Говорить было не нужно. Вместо слов говорили глаза. «Без тебя мне незачем было бы жить».
Он чувствовал то же самое.
Но оба сейчас мучились вопросом, как они смогут жить дальше, если потеряют Гарри.
Нет, черт побери! Рано еще об этом гадать. Нечего даже думать!
— Можно, я его немножко подержу?
Кое-как прошли полчаса. Барни пощупал малышу лоб. Потом посмотрел на жену и с надеждой в голосе сказал:
— Кастельяно, мне кажется, жар у него спал.
Лора потрогала ребенка, посмотрела на мужа и подумала: «Желаемое за действительное». Вслух она сказала:
— Может быть.
«Пускай себе тешится, — подумала она. — Может, ему так легче».
Ребенок спал, а они в нетерпении следили за стрелкой часов. Сто двадцать минут — это очень долго. А сделать второй укол раньше этого времени они не имели права.
От укола Гарри очнулся, и Лора решила воспользоваться моментом и дать ему немного попить. Но под рукой оказалась только кока-кола да китайская настойка. Она открыла флакон.
Полусонный и горячий, Гарри тем не менее имел свой взгляд на вещи. Когда мать поднесла к его губам лекарство, он затряс головой и объявил:
— Хочу яблочного сока.
— Я тебе вот что скажу, малыш, — принялась уговаривать Лора, — ты сейчас выпей немножко лекарства, а завтра я тебе дам твой яблочный сок.
Тут жажда взяла свое, и Гарри, поморщившись, выпил.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Барни.
— Папа, я спать хочу, — ответил мальчик.
— Хорошо! — Барни изобразил восторг. — Вот и ложись. Сон тебе на пользу.
Лора положила его в кровать, и оба опять заняли вахту по обе стороны от сына.
Теперь их одолел такой страх, что они не могли даже говорить. Барни включил радио, нашел местную волну и стал вполуха слушать дебаты на тему ресторанов, где можно появляться «топлесс». Пятнадцать минут прошло в молчании. Потом Барни пробормотал:
— Кастельяно, ты можешь себе это представить? Двое дипломированных врачей сидят в мотеле в какой-то дыре и ждут, когда их умирающего ребенка спасет шарлатанское снадобье, приготовленное самовлюбленным мерзавцем. Думаешь, мы в своем уме?
Лора помотала головой.
— Не знаю, — призналась она. — Не могу тебе сказать. — И после паузы добавила, глядя Барни в глаза: — Но если Гарри умрет, я не стану дальше жить.
— Лора…
— Барни, я серьезно говорю. И ты меня не остановишь!
Он больше не стал возражать, потому что и сам не знал, как будет жить… без сына.
Они прислушивались к дыханию ребенка, а фоном шла дискуссия из так называемого «Храма Эроса». Нет, так не пойдет! Положение слишком серьезное. Барни встал и выключил приемник.
Он посмотрел на мальчика и снова потрогал лоб.
На этот раз сомнений быть не могло.
— Кастельяно, Богом клянусь, жар прошел! Иди сама проверь.
Но Лоре не нужно было ничего проверять: она по лицу мальчика видела, что Барни прав. Она быстро ощупала Гарри животик.
— О господи! — выдохнула она. — Селезенка…
— Что? — вскричал Барни в ужасе.
— Меньше стала. Барн, она уже стала меньше! Кажется, эта штука действует!
Всю ночь они не смыкали глаз. Теперь они следили не за тем, как их сын умирает, а как возвращается к жизни.
В половине восьмого утра Лора неожиданно сказала:
— Я иду в церковь.
Барни был ошеломлен. Но все понял.
— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь.
Лора сформулировала до конца:
— Барн, мне нужно кого-то отблагодарить. А сегодня мне кажется, что в кои-то веки Господь меня слышит.
— Правильно. Давайте все вместе пойдем.
Они посмотрели на сына. Тот сидел в кровати.
— Мама, я хочу домой! — захныкал он. — Мишка без меня скучает!
Университетская церковь была в каких-то десяти минутах ходьбы. Идти надо было по зеленой аллее. В столь ранний час в огромном, похожем на кафедральный собор здании (назначение которого было гораздо скромней его внешнего вида) царила такая гулкая тишина, что они слышали, как бьются их сердца.
Впервые за свою взрослую жизнь Лора преклонила колени для молитвы. Но не знала, как начать. Она опустила голову в надежде, что Господь услышит ее мысли.
Барни стоял, держа сына на руках, и смотрел на него. На личике ребенка играли проникающие сквозь стрельчатые окна мягкие лучи утреннего солнца, отчего оно светилось каким-то волшебным светом.
Сейчас он мог спокойно думать о том, Через какой ужас они втроем только что прошли. Или это был не ужас, а чудо?
«Так что же подействовало? — спрашивал он себя. — Фермент Уаймана? Китайская настойка? Участие врача? Или родительская любовь?»
Большую часть жизни он провел в постижении врачебного искусства и теперь понял, что ему никогда не проникнуть в тайну исцеления.
Ибо медицина — это неустанный поиск причин. Которые объясняют следствия.
Наука не в состоянии постичь чудо.
Лора встала.
— Дай мне его теперь подержать, — шепотом попросила она.
Барни передал ребенка матери. Потом обнял обоих. И они втроем вышли на утреннее солнце.
