фингалы и новенькие зубные протезы.
“А не свихнулся ли я часом?” — думалось мне в редкие минуты просветления. Однако полагать себя лишь бледным подражателем шекспировскому мавру было бесконечно стыдно, поэтому я поспешно восклицал с самой честной миной на лице: “Да нет, конечно. Просто я так прикалываюсь. Фишка у меня такая, понял?!”
Мое лицемерие могли выдать лишь бегающие по сторонам глаза.
Я внезапно проснулся. Было еще темно. Светлана тихо посапывала. Одна ее нога лежала поверх моего живота, густые волосы широко разметались по подушке. Она была прекрасна.
Я настороженно прислушался. Не зря же мой сон, обычно богатырский, прервался так внезапно. На самом интересном месте. Меня, варвара-гладиатора, вооруженного только стареньким плотницким топором, как раз бросили на арену, где уже находилось полдюжины кривоногих узкоглазых дикарей-каннибалов с широкими серпообразными ножами. Дикари выли. Они жаждали моей крови и моего мяса. Я перебрасывал топор с руки на руку и хохотал. “Вон того, нервного, со шрамом на плече, я убью первым, — думал я. — А того вон, с ритуально выбитыми верхними резцами и отвисшим пузом, так напряженно изучающего мои окорока, — последним”.
Меня разбудил нюх на опасность. Тот, что не подводил никогда. Я осторожно выбрался из-под очаровательного теплого груза и быстро оделся; выглянул в коридор.
Но нет: врагов, желающих выпустить мне кишки наяву, в коридоре не было. Я присел на краешек кровати. Сонливость как рукой сняло. Я чувствовал странную агрессивную взвинченность, вызванную недавним сновидением. Мне хотелось действия. Я не отказался бы дать сейчас кому-нибудь в рыло. От души дать. Или хотя бы излить кому-нибудь душу.
Однако Светлану будить, пожалуй, не стоило. Разыскать среди ночи Кииррей тоже казалось проблематичным. Черт! Что же делать?
Вдобавок мне опять показалось, что в доме есть кто-то еще.
“Гадство, все оружие наверху”, — подумал я, цепляя ножны на руку.
— Девочка, — потряс я плечо Светланы. — Ну-ка, вставай быстренько!
— Отстань, Капралов, — пробормотала она, натягивая одеяло. — Ошалел? Ночь на дворе.
— Вставай. — Я звонко хлопнул ее по обнаженной ягодице.
Она взвизгнула, и вяло отмахнулась.
— Дурак!
Дверь с грохотом распахнулась. Одновременно с сухим хрустом обрушилось водопадом осколков окно. В комнату полезли какие-то хари. Хари были потными и перекошенными, с выпученными глазами, с разинутыми черными пастями и всклокоченными волосами. Харь было множество. Принадлежали они голым человекоподобным существам.
Светлана в ужасе закричала.
Я швырнул в нападающих одеяло, схватил женщину за руку и бросился к двери. Одеяло было большим, бросил я его очень удачно, и оно накрыло сразу нескольких налетчиков. Те, сдавленно ворча и путаясь в тяжелой ткани, принялись выбираться, попутно молотя неуклюже друг друга.
Я поймал первого из освободившихся злодеев за тощую глотку. Под рукой в два толчка дернулся острый кадык. Я с силой толкнул обладателя кадыка на топочущую и вздрагивающую кучу. Куча взвыла и повалилась.
Выход из комнаты загораживала особь явно женского пола с угрожающе растопыренными руками и слюнявой перекошенной образиной. Мощным ударом футбольного вратаря, выбивающего с рук мяч, я лягнул ее в подреберье. Зловещую бабу единым махом вынесло из дверного проема.
Я толкнул в освободившийся проход Светлану, отмахнулся от чьих-то рук и выбежал в коридор сам. Под ногами, тоненько поскуливая, копошилась жестоко ушибленная тетка. Кажется, я сломал ей несколько ребер. Светлана, широко раскрыв глаза, со страхом смотрела в сторону гостиной. Я повернулся. На нас неслось нечто бледное, широкое и ощутимо злобное. Я встретил врага локтем снизу, в челюсть. Голова злодея мотнулась назад, шея хрустнула, и тот мешком осел на пол. Я крякнул и потянул Светлану за собой — на второй этаж.
Лестница, к счастью, была свободна. Мы вихрем пронеслись по ней и устремились в кабинет. Наперерез бросилась еще одна тварь, но я ловко пропустил ее под рукой и подтолкнул, направляя вниз. Хрупкие перила сломались, и тварь кувырком полетела мимо лестницы.
Первое, что бросилось мне в глаза в кабинете, было отсутствие гранатомета. Таким образом, где-то поблизости разгуливал враг, вооруженный чрезвычайно мощным автоматическим оружием. Плохо, очень плохо. Я кинулся к шкафам. Пистолет лежал на месте, за Бремом. Я передернул затвор, щелкнул предохранителем, затем торопливо обернул липучими ремнями кобуры правую ляжку. Сунув в карман запасные обоймы, принялся надевать на окостеневшую Светлану легионерскую броню. В окне замаячила чья-то фигура. Я сдвинул предохранитель в боевое положение и, почти не глядя, выстрелил. Фигура сгинула.
— За мной! — приказал я и быстрым шагом направился к балконной двери.
Светлана не двигалась. Она вцепилась в поясную пряжку брони и, кажется, пыталась ее расцепить, что-то неразборчиво шепча.
Судя по всему, назревала истерика.
— У-у, етит твою, этого мне только не хватало!
Я подбежал к ней, хлестко смазал раскрытой ладонью по щеке. Щека тут же запылала отпечатком пятерни, а Светлана всхлипнула. Я намотал на левую руку ее волосы, дернул.
— Возиться тут с тобой… Пошли, мать твою! Разведчица, тоже мне, херова…
Балкон был пуст. Под окном раскорячился труп с простреленной головой. Мы двинулись к лестницам, ведущим на крышу и в сад. Я решил укрыть пока Светлану наверху. Женщина стала мало-помалу приходить в себя.
— Лезь! — приказал я, отпуская ее волосы. — Шевелись ты, сонная!
— Нельзя, — начала было она, — нельзя их убивать… Филипп, ты не понимаешь!…
— Все я понимаю, — отрезал я, практически не обращая внимания на ее глупый лепет. — Лезь, сучка, я сказал!
“Ага, — думал я, напряженно всматриваясь в сад, — заведи мне еще сейчас базары о ценности человеческой жизни, а я послушаю. А пока я слушаю, меня, хакая и ухая, будут рвать на лоскутки эти самые ваши, “ценные”. Ну-ка, ну-ка… Эт-то еще кто там такой бойкий? Никак с пушкой?!” Я выстрелил два раза подряд. Человек в саду повалился, роняя из рук что-то удлиненное и металлически блестящее.
Светлана, подстегнутая грохотом выстрелов, наконец полезла куда было велено. Я вскарабкался следом.
— Ложись. Надень. — Я бросил ей шлем.
— Не убивай их, Капралов, — снова развела она свою бодягу — торопясь, скороговоркой, видя, что я уже ухожу, — не надо, не убивай! Здесь какая-то ошибка, Капралов…
— Врагов убивают, девочка. Это необходимо. Я солдат, я знаю. Либо мы их прищучим, либо наоборот. Наоборот меня не устраивает.
— Капралов, они не враги, этого просто не может быть. Не может! Откуда им взяться?
— Мне без разницы, — сказал я, стреляя по кронштейнам, крепящим лестницу к карнизу. — Пусть потом патологоанатомы разбираются, откуда эти твари взялись и кто они такие. Мое дело обеспечить морг работой. Чем я и намерен заняться.
Я оттолкнул лестницу, проводил ее полет взглядом, потом вернулся к Светлане и крепко поцеловал женщину в соленые губы.
— Не плачь, славная, не стоит их жалеть. Они начали первые, а я не из тех, кто прощает обиды. Ты, главное, не высовывайся, а сюда им не забраться. — Я подмигнул ей, насколько сумел жизнеутверждающе, и шагнул к краю крыши.
Я соскочил на балкон и огляделся. Слева ко мне крался небольшой человечек с быстрыми скользящими движениями хищного зверька. Я прыгнул ему навстречу, замахиваясь пистолетом. Он ловко увернулся, и вместо его темени тяжелая рубчатая рукоятка рассекла воздух. Он тут же вгрызся