Вольница была отменена.

Казарма — столовая — полигон. О завороте кишок никто уже не вспоминал. Беги, ползи, стреляй! Две капсулы сомы, фляга воды, фунт концентратов. И снова: беги, ползи, стреляй! Плыви. “Взво-од! Броня!! Взво-од! Земля!! Бегом, мать вашу! Живее! Еще живее! Еще!!!”

Генрик был — сам дьявол: небрит, черен, зол. Батал-куратора им еще не нашли, и Генрик отдувался за двоих. Небезуспешно причем, и очень продуктивно. Ведомый его когтистой лапой и луженой глоткой, взвод неуклонно становился дьявольской командой. Сплоченной, быстрой, злой. Сильной. И — чувствующей свою силу.

Филиппу приходилось нелегко. Филипп решил не просто догнать бывалых бойцов, но — перегнать их всех, стать лучшим, а это требовало полной отдачи. Однако он умел, если надо, быть собранным и делать дело. Волк лежал в лазарете со сломанными ребрами и ключицей, поэтому не представлялось возможным выяснить ответ на “вопрос номер раз”: кто нынче бегает (бегал бы) быстрее? Волк? Филипп? Сам Филипп думал, что он. Сослуживцы соглашались: пожалуй.

Филипп вписал себе первое очко.

Бородач был рядом, и во всякую свободную минуту Филипп вызывал его “пободаться”. К исходу четвертого дня счет побед был равным. К исходу шестого Филипп стал недостижим. (Второе очко.) Бородача это не смущало, и он снова и снова шел на спарринг. И проигрывал. Тогда Бородач взял в напарники одного из близнецов. Вдвоем они отметелили Филиппа так, что лучше бы и не вспоминать. Зато перед ним появилась новая ступенька, и на нее следовало взобраться. Трудно? Тем интереснее.

В снайперском искусстве равных Филиппу не было с самого начала.

Еще труднее приходилось Юре Долоту, которым доукомплектовали четвертый взвод, вырвав из загребущих лап Боба. Долотом заменили Волка — пока тот не поправится. А скорее всего — насовсем, потому что Юра вписался. Он был молчалив и тверд. Он работал на пределе, но не ныл и не сдавался. Он хотел быть наравне. Пусть не лучше других, но наравне.

Может быть, странно, но Филипп как-то незаметно сошелся с ним. Генрик, оставаясь, конечно, другом, стал тем не менее совсем почти чужим; его вела, заполнив до краев, идея, и места для привязанностей в нем уже не осталось.

Филипп же не мог, по свойству характера, оставаться в вакууме общения. Ему требовалось над кем-то подшучивать, получать сдачи, говорить об отвлеченных материях. Ему подошел бы для этой цели, наверное, певец черного юмора Наум. Но Наум настолько прочно был спаян с Пашей Мелким, что отыскать между ними зазор, в который удалось бы втиснуться, не удавалось.

А Юра… Немногословен, конечно, зато и не обидчив. Да и привела их в Легион — рука об руку — одна в общем-то история. Дурацкая, кстати.

От Юры Филипп узнал, что Аскер решил сперва замять дело с банным сражением, забрал свое заявление из милиции, заявив, что обидчика Аллах покарает. Но не прошло и суток, как он снова воспылал жаждой отмщения и велел создать подразделение быстрого реагирования, высокомерно забыв про Аллаха. Зафрахтовать петуховского участкового, пару глазастых бомжей (или подростков) и “доставить, да?” наглеца пред его ясные очи требовалось как можно скорее. С какой он лавки перед этим свалился, терялся в догадках весь “Булат”.

Но премия была объявлена немалая, а работа есть работа.

Участковый промолчал (кто ж знал, что он друг Филиппу?), зато позвонил алкаш. Группа быстрого реагирования выехала на задержание. Продолжение Филипп знал и сам. Что до Юры, так он даже рад был сегодня сравнительно счастливому завершению облавы. Особенно для него самого.

И наступил день девятый.

Они успели только перекусить на скорую руку после утреннего марш-броска. В приказном порядке их желудки загрузили десятком капсул сомы, пополнили и увеличили боезапас, а вместо “Драконов” выдали укороченные, похожие на пистолеты-пулеметы с утолщенными стволами, “Фениксы”, удобно крепящиеся на правой руке.

“Фениксов” прежде не видывали даже ветераны, чей контракт приближался к завершению. Оружие выдавалось прямо из транспортера, не принадлежащего базе и украшенного замысловатой эмблемой, наводящей на мысли о Каббале и алхимии.

Поступило также распоряжение оставить на базе все барахло. В целях уменьшения габаритов. При себе иметь: аптечку, флягу с водой, фонарь, тесак.

Их ждали подземелья. Кротовые норы.

Четвертый взвод возглавили самим батей — командиром базы.

Легион двинули в бой.

Около полугода назад на том же плацдарме, где Филипп прошел огненное крещение, хонсаки уже пытались вторгнуться в пределы, Большими Братьями для хонсаков объявленные запретными. И получили, разумеется, по первое число.

Только вот что-то не заладилось у Братьев. Вместо того чтобы вышвырнуть хонсаков куда положено, перфораторы развеяли их очень и очень широко. Или глубоко — тут уж как разобраться. С мелкими группками захватчиков было покончено сравнительно быстро. Но одна — огромная (несколько сотен особей), вооруженная до зубов группировка, состоящая, по-видимому, преимущественно из бойцов авангарда, заняла оборону в мире, на принятом в Легионе жаргоне именуемом “трещиной”.

Ирония судьбы: не будь над ними проведена операция выдавливания, никогда бы хонсаки в “трещину” не попали. Она, если так можно выразиться, была для них фата-морганой… а вернее, ее для них просто не существовало. Как не существует для земного человечества параллельных миров вообще.

Перфораторы расшатали, растянули ткань, из которой “сплетено” Кольцо, и хонсаки угодили в прореху — в “трещину” между ареалами три и четыре. (Следует отметить: миры, определяемые Братьями как “ареалы зачистки”, так же хонсакам недоступны. Это, собственно, те же “трещины” (между соседними мирами, разделенными одним СП — стандартным переходом), только заранее вычисленные как наивероятнейшие для выпадения “брызг” летящей восвояси от удара, нанесенного перфораторами, рачьей армады. Армады, плотно упакованной в этакую живую струю. Ареалов зачистки шесть, по числу взводов. Точнее — взводов на базах шесть как раз поэтому.)

Братья этой непредусмотренной прорехи сразу не заметили. Прочесали по привычке шесть близлежащих ареалов, отстреляли неудачников и успокоились. “Трещина” благополучно затянулась. И расползлись членистоногие пионеры по открывшейся им неожиданно Индии, набивая желудки сочной местной растительностью. И была сия Индия гораздо более привлекательной, нежели та негостеприимная тундра, ощерившаяся огнем и смертью, куда вели их рачьи Колумбы первоначально.

Первыми обнаружили пионеров “шмели”, во множестве шныряющие везде, куда только может дотянуться, доставляя их, длинная Братская рука.

Хонсаки уже успели крепко обосноваться на новом месте: самки вовсю откладывали яйца (они специально идут в поход беременными, на последнем месяце), а самцы рыли землянки. Окружающая среда им в этом способствовала — низкие, корявые деревца, похожие на японских уродцев бонсай, крепко и густо сплетались корнями, лежащими в верхних слоях почвы. Пробившись без особого напряжения сил через трехметровой толщины живую плетенку, первопроходцы обнаружили еще один такой же пласт. Только корни были уже отмершими. Держала стены и потолки плетенка тем не менее хорошо. А укрепленная толстым слоем засохших фекалий — просто превосходно. И могла при нужде служить хонсакам пищей — подобно сухарям.

Таким образом, перед Легионом встала непростая задача: переквалифицироваться в диггеров. Причем путь лежал в чужие катакомбы, где ждали их не безмозглые крысы-гиганты, а закаленные и неплохо вооруженные разумные бойцы, готовые сражаться до последнего.

“Что за беда? Ведь покинуть этот мир хонсакам не дано до скончания веков. Пускай плодятся, а там, глядишь, пройдет тысяча — другая лет и передохнут они самостоятельно в судорогах демографической катастрофы”, — думал Филипп, упакованный в предохранительный корсет транспортера, мчащегося к разинутой пасти канала. Думать-то думал, а только мнение его никого не интересовало, — даже как образчик рейнджерского мыслетворчества.

Время разговоров и полемик закончилось.

Когда говорят пушки… и так далее.