аналог; автоматический пистолет УСП фирмы “Хеклер и Кох” — двенадцатизарядный, калибра 45АКП плюс три магазина и тысячу штук патронов. И — гулять так гулять — семь пар шелковых “боксеров” серо- жемчужного цвета от Кельвина Кляйна! Сорок восьмого размера. Да, еще механические часы и флакон “Богарта”, — спохватился он, — мой почти опустел.

— Часы вам здесь выдадут… “Боксеры”, это что? — поинтересовался закончивший писать Игорь Игоревич.

— Трусы, — сказал Филипп, — знаете, с ширинкой такие…

— А, — усмехнулся Игорь Игоревич, — с ширинкой! Это, конечно, здорово! Вообще-то мы обеспечиваем легионеров нательным бельем, хоть и не шелковым. Оружием тоже обеспечиваем, но почему-то все считают своим долгом обзавестись дополнительным. Даже меня заразили. — Он вытащил из-за пазухи девятимиллиметровую красотку “Беретта Кугуар”. — Как мне взбрело в голову обзавестись этой штукой, до сих пор не понимаю. Я же в боевых действиях практически не участвую.

— Право на владение оружием — священное право всякого мужчины, — столь любимым Игорем Игоревичем лозунговым стилем заявил Филипп. — А почему у вас не такой пистолет, как у того дядьки со шрамом и протезами?

— Слишком он велик и тяжел, да и нельзя мне с таким к вам на Землю являться. Понимаете, почему?

— Вестимо. Кстати о Земле, — оживился Филипп. — Не подскажете, где это в окрестностях моей Петуховки из мира в мир шмыгнуть можно? И часто ли открыта волшебная дверца?

— Кажется, у местных жителей это место Крутеньким ложком называется, — сообщил Игорь Игоревич. — А канал, как и все естественные, открывается и закрывается время от времени, причем без сколько-нибудь научно выводимой систематичности. Между прочим, открытие канала сопровождается сильнейшим инфразвуковым ударом, да и последующий звуковой фон не настраивает на прогулки поблизости. Так что “волшебная дверца” умеет держать любопытных на расстоянии.

— Понятно… — кивнул Филипп. Действительно, где и быть межпространственному каналу, как не в Крутеньком. Самый нехороший лог изо всего набора поганых.

Крутенький… Так уж исторически сложилось, что бесчисленные поколения юных петуховцев таскаются в Крутенький испытывать собственную отвагу. Некоторым везет — они ничего там не видят. Ходят потом, понятно, гоголем. (Филиппу, например, в свое время повезло. Ходил. Гоголем.) Другим не везет — они что- то видят. И чувствуют. Что? Да ничего, говорят, особенного — клочок тумана на дне, фигуры какие-то колеблющиеся… И до кончиков пальцев на ногах пробирающее ощущение жути и желание немедленно бежать. Бежать, чтобы больше никогда не возвращаться. А смелость испытать, говорят они, можно ведь и в другой раз. И где-нибудь в другом месте. На полночном кладбище, например.

И еще с логом этим связана одна правдивая история. Страшилка. И надо сказать, что (принимая во внимание наличие “волшебной дверцы”) выглядит она не такой уж фантастичной.

Дело было в тридцатые годы. Три брата-акробата (а может, гимнаста) по фамилии Теплых (пламенные комсомольцы, ворошиловские стрелки, осоавиахимовцы и т.д. и т.п.), решили, как последовательные материалисты-безбожники, раз и навсегда развенчать “поповские сказки” об ужасах Крутенького. Снарядили они для того научную экспедицию в “плохое” место, сзывали желающих, да, к счастью, не нашли. Плюнули героические пролетарии на трусливых земляков и отправились одни, распевая “Интернационал” и неся на палке приговоренное к сожжению во глубине пресловутого лога чучело мироеда-пузана. Ночью отправились, разумеется. И сгинули в Крутеньком без следа. Многодневные поиски ничего не дали. Пришлось по тогдашней традиции свалить всю вину на волков и врагов народа. Неизвестно, как с врагами, а волков в тот год действительно было очень много. Постреляли их под горячую руку без счета… Врагов, кстати, постреляли не меньше. Так-то вот.

Понятен и выбор средства доставки к входу в канал: “УАЗ” ведь не только малозаметен, он еще и проходимостью отличается просто исключительной, куда там до него многим крутым внедорожникам! А в салон задний очень даже легко подпустить толику газку дурманящего, и — вперед! Без страха перед автоинспекцией и упреков от прикорнувшего пассажира. Ловко!

— Послушайте, Игорь Игоревич, — сказал Филипп. — Может, напрасно вы мне столько разных разностей рассказали? Вдруг я, когда закончится контракт, захочу этими знаниями неприемлемо для Легиона воспользоваться? Разболтаю о нем, например, компетентным органам. Им-то положено к сумасшедшим прислушиваться. Или среди легионеров выживают немногие? Или… — напрягся он, — никто?!

— А почему вы думаете, Фил, что, вернувшись домой, не станете вспоминать эти три года именно как служебную командировку на фирму “Марчегалия”? — спросил Игорь Игоревич невинно.

Полусфера силового поля, покрывающего базу, оказалась не так велика, как почудилось мне ночью, с перепугу. Метров четыреста в диаметре, может, меньше. Прозрачная, зеленоватая, блики гуляют, тоже зеленоватые. По всему ее периметру, через равные промежутки, торчали высокие черные кочки, похожие формой на суточные грибы-боровики, — штук с дюжину. “Станции натяжения”, — пояснил Игорь Игоревич. Территория базы была сплошь засажена кустарником — сирень, черемуха, вишня, можжевельник. Кусты низкие, аккуратно подрезанные. Травка жемчужная, тоже подрезанная. Тишина, моторы боевых машин не ревут. Птички свистят. Ветра нет, тепло. Зеленоватое — сквозь поле — солнце не слепит глаз.

Мы направлялись к отдельно стоящему строению, немного менее плоскому, чем прочие. У него был второй этаж, мансарда и пристрой в виде внушительного, метров десяти в диаметре и десяти-пятнадцати в высоту, стеклянного фужера, перевернутого граненой ножкой вверх. Тоже какая-нибудь станция.

— Это офицерский корпус, в нем вы пройдете своеобразную призывную медкомиссию, — сказал Игорь Игоревич, когда мы подошли к дому с мансардой.

— Что же там у меня будут своеобразно исследовать? — зябко поежившись, поинтересовался я. (Ненавижу медкомиссии.)

— Практически все: физиологию, антропометрию, ритмы мозга…

— Странно, — удивился я. — Лошадь позади телеги. Контракт-то уже подписан. А вдруг я окажусь негоден?

— По моим сведениям, вы вполне здоровы. А если и обнаружатся какие-либо мелкие неполадки, наши лекари быстро и надежно избавят вас от них.

— Безболезненно, надеюсь? — спросил я, не на шутку обеспокоившись.

— Вполне! — уверил он.

Не сказал бы, что офицеры жили более комфортно, чем рядовой состав: те же ковровые дорожки на полу, те же деревянные панели на стенах, тот же слабый аромат цветов и свежести.

Медицинская часть располагалась на втором этаже.

Белоснежный холл приютил очень молодую и симпатичную девчушку-блондиночку в очень коротеньком белоснежном халате, открывающем очень стройные и загорелые ножки. Она, весело смеясь, ползала по полу на коленях и играла с нашим старым знакомым Бобиком, абсолютно, по-моему, септическим.

— Осторожнее, ради бога! — взмолился я. — У него могут быть блохи! Куда смотрит руководство? — обратился я уже к Игорю Игоревичу. — Девушка обязательно должна пройти курс техники безопасности при общении с земными собаками! По счастливой случайности вы имеете первоклассного кинолога в моем лице! Рад буду предложить свои услуги!

Девушка поднялась с колен и звонко спросила:

— Это и есть вновь прибывший? Как вас зовут, мсье кинолог?

— Для вас, мадемуазель, Филиппом! — склонил я голову, стараясь, чтобы великолепные мои волосы рассыпались вокруг нее наиболее выгодно и стильно. Кажется, это мне вполне удалось, потому что девушка отреагировала восхищенным:

— Превосходные волосы, Филипп! Интересно, нет ли в них каких-нибудь паразитов? Игорь Игоревич, вы