бесчинства, свидетельницей которых она была, словно умертвили в ней что-то, не дали этому пробудиться. А собственные пороки и борьба с ними окончательно ее разуверили.

Аполлодор подошел к царице, мягко и крепко обнял ее, будто бы она снова была маленькой девочкой.

– Когда-то надо начинать. Ты не просто женщина, ты царица. Умение жертвовать – одна из главных обязанностей любого государя. Когда-нибудь у тебя будет муж и ты будешь делить с ним ложе… Но сейчас мы в опасной ситуации. Потин и Арсиноя готовят против тебя заговор.

Клеопатра вздрогнула. Все заговоры у нее ассоциировались с одним – с головой Береники на огромном серебряном блюде.

– Они хотят убить меня?

– Возможно. Поэтому тебе как никогда нужна поддержка Рима.

Клеопатра отошла от Аполлодора, села на табурет с фамильным гербом.

– Как же я их всех ненавижу! И римлян! И Потина! И Арсиною! Ненавижу! – прокричала она, пытаясь выкинуть из своего сердца боль и страх. – За что они так со мной? За что?

– Это власть, Клеопатра, – спокойно ответил главный советник, понимая, что любой ценой необходимо внушить этой загнанной и испуганной девушке собственную уверенность и спокойствие. – Вспомни слова отца: у царей нет родных, есть только слуги и враги. Ты еще молода и неопытна, но скоро оценишь справедливость этих слов.

Клеопатра сидела, закрыв лицо руками. Как ей все это надоело. Почему Береника и отец умели жить в свое удовольствие? Почему она, царица, должна постоянно бороться за свою жизнь и вздрагивать от каждого шороха? Как же все неблагополучно в ее судьбе… Заметив, что молчание становится слишком долгим, она произнесла уставшим и надломленным голосом:

– Хорошо, Аполлодор. Я все сделаю, как мы договаривались. И… ты только не забудь про настойку.

– Она уже приготовлена.

– Оставь меня.

– Доброй тебе ночи, Божественная.

Клеопатра вспомнила странное видение в храме Исиды. Богиня предрекала, что гражданскую войну в Египте выиграет ее любимый. Помпей-младший молод, хорош собой, к тому же он военный, как и предсказывала Нефтида… Значит ли это то, что он и есть ее любимый? Ну, не Помпей же старший! Он старый и толстый… Завтра… Очень многое в ее жизни решится завтра…

Царица хорошо подготовилась к встрече. Здесь ей на помощь пришла память о пирах, устраиваемых Береникой. Помпей-младший был ослеплен великолепием приема. Клеопатра, одетая в льняное платье, расшитое золотом и драгоценными камнями, в золотой короне, инкрустированной коброй – верной защитницей царей, со странным блеском в глубоких, черных глазах, с первых мгновений дала понять Помпею, что, несмотря на то что делит трон с Птолемеем, все вопросы решает только она – истинная царица Египта. Ловя на себе злые взгляды Потина и Арсинои, не имевших возможности выразить свое почтение дорогому гостю, царица поняла, что все делает правильно.

Помпея встречали радушно, словно горячо любимого родственника, которого не видели много лет. В его честь был устроен пир. Еда и напитки подавались только в золотой посуде. Лучшие музыканты играли для гостя, лучшие акробаты и танцовщицы исполняли самые сложные номера. Помпей был поражен гостеприимством, что ему оказывали. Не ведая, что на самом деле стоит за такой щедростью, он принял все за чистую монету. До глубокой ночи веселился римский гость, урывками рассказывая Клеопатре о своем отце и Риме. Поначалу царица внимательно его слушала, однако вскоре поняла, что, выпивая, все мужчины становятся похожими друг на друга: что от ее отца, что от Помпея – толку никакого.

Гостю выделили самую лучшую спальню на царицыной половине дворца, возле дверей поставили стражу – в первую очередь для того, чтобы Потин не смог тайком к нему пробраться. Но захмелевший Помпей не смог всего этого оценить. Стало ясно, что разговор, ради которого прибыл римлянин, откладывается на завтра. Клеопатра будет отдохнувшей, а Помпей, как и следует ожидать после пиршества, – разбитым и усталым. Определенно, все преимущества будут на ее стороне.

Клеопатра решила дать аудиенцию в своем личном зале приемов, а не в официальном. Это дало ей возможность принять дорогого гостя в отсутствие брата и его советника. Представляя, в каком бешенстве были Потин и Арсиноя, царица злорадствовала. Как окончательно избавиться от докучливых врагов, она пока еще не придумала, но с превеликим удовольствием доставила им неприятности.

Помпей выглядел неважно, однако, тем не менее, производил хорошее впечатление: высокий, статный, черноволосый, с открытым и мужественным лицом. Ему было двадцать пять лет. Войдя в зал, он поприветствовал царицу легким поклоном. Чувства превосходства и богоизбранности собственного народа – эти два чувства прививались всем римлянам с детства.

Клеопатра мягко ему улыбнулась. Она сидела на позолоченном троне со львиными лапами, белый, расшитый золотом льняной сарафан подчеркивал ее грудь, а сложная прическа и длинные изумрудные серьги – грациозную шею. Царица с грустью рассматривала Помпея, понимая, что не испытывает к нему совершенно никаких чувств. Неужели это и есть ее любимый? Да, он красив, хорошо сложен, но еще вчера ей стало очевидно, что она умней его и, кроме обсуждения деловых вопросов, им больше не о чем говорить.

Следуя правилам дворцового этикета, Клеопатра поинтересовалась:

– Доволен ли дорогой гость данным в его честь пиром?

– О-о-о, – отвечал Помпей, – все было великолепно! Я в восторге! Я покорен вашей щедростью и оказанным мне приемом!

Царица довольно кивнула.

– Но… к сожалению, завтра я должен отправиться обратно, срочные дела не дают мне возможности в полной мере насладиться египетским гостеприимством.

– Что же это за срочные дела? Римские гости для нас самые дорогие и желанные, – мелодично проговорила Клеопатра.

Помпей хмыкнул про себя. В мире давно не осталось такого правителя, который бы осмелился сказать что-то иное. Рим, словно морская губка, впитывал в себя чужеземные империи и царства; словно ненасытный зверь, переваривал чужеродные нравы и обычаи; словно гидра, распускающая свои щупальца, захватывал и покорял новые земли. А что из этого получится – мировая империя, справедливо распоряжающаяся судьбами миллионов, или золотой колосс на глиняных ногах, – могло показать только время.

– Царица, – начал Помпей, но тут же запнулся.

– Ты можешь называть меня госпожой, – ласково подсказала Клеопатра.

Римлянин вспыхнул, но, понимая свою зависимость, вынужден был принять условия игры.

– Госпожа, ты наверное уже знаешь, что в Риме сейчас неспокойно. Цезарь предал моего отца и начал войну против него. И хотя мой отец изгнан из Италии, но он по сей день является консулом и законным представителем Рима! Более того, Египет – друг и союзник Рима!

– Ты можешь мне об этом не напоминать. Мы чтим и уважаем Помпея-старшего. Что хочет твой отец?

Помпей внимательно посмотрел на царицу. Невысокая, стройная, с красивыми вьющимися волосами, необыкновенно обаятельная, с завораживающим голосом. Если бы не этот длинный, крючковатый нос, ее можно было бы назвать красавицей. Он чувствовал, что она говорит не то, что думает, впрочем, всем Птолемеям были свойственны хитрость и коварство…

– Твой отец, Птолемей Авлет, очень многим обязан Риму. Насколько мне известно, его денежный долг перед Римом по наследству перешел тебе.

– Да, – бесстрастно ответила Клеопатра.

– Но… этот долг можно очень быстро погасить…

– Каким же образом? – спросила царица, словно действительно ничего не понимала.

– Если Египет окажет помощь Помпею. Военную помощь, – уточнил римлянин.

– Хм… – Клеопатра многозначительно посмотрела на посланника. – Мне следует об этом подумать.

Помпей скривился.

– Если я не ошибаюсь, Птолемей обещал Риму сокровища фараонов, – промолвил он с вызовом, – но