длинной рогожей, но из-под самого ее края выглядывала грязная босая пятка.
— Небось страшно одному в лесу? — лукаво спросил Медведев. Мужичок причмокнул и вернул бутыль.
— Страшно, — признался он, вытащил откуда-то краюшку хлеба и, разломив, предложил половину Василию.
Медведев протянул руку, но вместо того, чтобы взять хлеб, резким, неожиданным движением откинул рогожу, готовый тут же отразить нападение того, кто прятался в телеге, — скорее всего, он бросится с ножом или кистенем…
Но человек, лежащий ничком на соломе, был давно мертв — меж его белых, окостеневших лопаток торчало оперение стрелы.
Василий взял протянутый ему хлеб и откусил.
— Кто это?
Мужичок горестно вздохнул.
— Зять. Дочка гостила на Рождество. «Давай, говорит, пришлю тебе Ваньку крышу починить, а то потечет по весне». «Не надо, говорю, сам как-нибудь». Не послушалась — послала. Взял он вчера топор: «Поеду, говорит, вырублю в лесу покойного хозяина Березок пару бревен избу поправить — лес-то пока вроде ничейный. Ну и поехал на моей телеге… А теперь вот ни топора, ни телеги, ни самого… Вообще-то они мужиков простых никогда раньше не трогали, да зять мой очень строптивого нрава был, может, сказал чего не так… А может, это и не они вовсе. — Кто ж теперь правду узнает? Одному Господу сие ведомо, — он снова перекрестился.
— А кто это — „они“? — поинтересовался Медведев.
Мужичок огляделся по сторонам, будто опасаясь, что его кто-то услышит, и произнес почти шепотом:
— Много тут развелось всяких, аки псов окаянных — что на том берегу, что на этом. Не зря, видать, нынче лес покойного барина иначе как Татим[7] и не зовут…
— Ну, ты подал бы челобитную хозяину своему или наместнику великокняжескому в Медыни…
Мужичок вздохнул и поглядел на Медведева как-то странно.
— Видать, недавно ты в наших местах, барин.
Ой, берегись, пропадешь зазря! Ну, ладно, пора мне, — вдруг заторопился он, — а то, не приведи Господь, дочка, мужа лишившись, еще и без отца останется. Прощай, мил человек, и храни тебя Бог в пути! А Березки легко узнаешь — по конскому хвосту над воротами…
Он резко ударил лошадку вожжами и засеменил рядом с телегой, стараясь как можно быстрее удалиться.
Медведев некоторое время глядел ему вслед.
Он пожал плечами, спрятал в сумку бутыль и вынул оттуда кольчугу дедовской работы с длинными рукавами, но не надел ее, а лишь накинул на спину, завязав рукава узлом на груди.
Теперь Василий ехал еще медленнее, внимательно глядя по сторонам и прислушиваясь к каждому шороху, но все вокруг было спокойно, и скоро он добрался до ручья без всяких приключений.
Темнота быстро сгущалась.
Перед старым мостиком из полуистлевших бревен Медведев остановился и окинул взглядом противоположный берег.
Согласно грамоте великого князя, за ручьем начинаются его владения. На той стороне он полный и единовластный хозяин всего, что вокруг, включая жизнь каждого встречного…
Копыта Малыша глухо протопали по бревнам старого мостика, и не успел Василий Медведев ступить на свою землю, как впереди мелькнул; тень — кто-то быстро перебежал дорогу.
Медведев проехал еще дюжину саженей,[8] одна ко ничего не произошло.
Однако все оказалось намного проще.
Из темных зарослей по обеим сторонам дороги вынырнули двое верзил в рваных полушубках Один из них ловко схватил Малыша под уздцы и наглым, охрипшим голосом насмешливо приказал:
— Ну-ка, постой, красавчик! Кто таков, отвечай??
— Хозяин этих земель, леший меня разорви! А ты, любезный, отпусти коня да ступай прочь, пою цел, — спокойно посоветовал Василий и осторожно вынул правую ногу из стремени.
Стоящий слева по-прежнему держал Малыша, правый — высокий здоровяк, блеснув в сумеркам белыми зубами, приветливо улыбнулся и склонился в почтительном поклоне:
— Извини, государь, не признали… Давно у нас тут господ не было — сиротами покинутыми жили… Наконец-то счастье привалило, стало быть как говорится — добро пожаловать, дорогой хозяин! — нараспев произнес он, низко кланяясь в пояс, а когда выпрямился, внезапно вскинул руку с длинным острым ножом.
Точный, короткий удар, который нанес ему окованным носком правого сапога прямо в лицо. Медведев, был настолько силен, что здоровяк, даже не вскрикнув, рухнул на землю.
Василий быстро вернул ногу в стремя, легким, скользящим движением коснувшись шпорой тела Малыша, и это был условный знак — защита от посторонних, хватающих коня за узду, давно отработана во всех мелочах и многократно проверена на деле, а потому Малыш, как его учили, резко вскинулся на дыбы, сильно дернул повисшего на узде человека, который, как многие другие в подобных случаях, от неожиданности упал, и теперь коню оставалось лишь ударить его копытом и сразу рвануться вперед.
Бродяга глухо застонал и, скорчившись, покатился к обочине.
Медведев потрепал коня по шее и обернулся на скаку:
— Спасибо за хлеб-соль, мужики! Заходите в гости — еще не то угощение приготовлю!
Прошелестели мимо стрелы — как и следовало ожидать, по обе стороны дороги в зарослях прятались еще люди, но их, очевидно, было мало и, конечно, без лошадей, потому что в погоню не пустились, а стрелять из кустов в темноте далеко не каждый умеет — только одна из десятка выпущенных вслед стрел угодила Василию в спину, повиснув в кольцах крепкой кованой кольчуги.
Еще пара верст осталась позади, потом лес внезапно кончился, дорога пересекла небольшую поляну и уперлась, раздваиваясь, в поперечную, гораздо более широкую и утоптанную, бегущую, по всей видимости, по берегу Угры. Можно было свернуть налево или направо, и Медведев остановился, чтобы оглядеться.
Ночь выдалась на редкость ясная, и, хотя луна еще не показалась из-за леса, было достаточно светло, чтобы разглядеть вдали справа темный силуэт большого строения. Медведев свернул в ту сторону, полагая, что именно эта дорога должна привести к хозяйскому дому в имении Березки.
Он не ошибся.
Дорога действительно вела именно туда.
И все было бы замечательно, если б не одно обстоятельство.
Дома не было.
На всю свою жизнь запомнил Медведев эту мрачную и странную картину, пейзаж в сиянии лунного света: груда обуглившихся руин — левая часть полностью обвалилась, прогоревшая кровля рухнула, и черные расщепленные бревна торчат в разные стороны; другая половина дома напоминает убогую избу с
