приходился ей кем-то вроде дядюшки. Бывало, она говорила, что мне надо измениться, догнать убегающий поезд, вскочить на подножку. Время Роя Орбисона ушло. Я отвечал, что я уже давно изменился, стал другим человеком, разве нет? А насчет поезда — она что, думает, я все проспал? Между прочим, я был на Востоке, куда хиппи как мухи на мед лезут. А видела она когда-нибудь, как человеку сносят голову? Вот пускай и помалкивает.

Она смотрела на меня, моргая.

Мир, конечно, меняется, это я знал. Не мог не видеть. Но я говорил: я скажу тебе, что в наше время главное, что стоит за всеми переменами. Это тебе не «Битлы», и не «Роллинги», и не длинные волосы с куцыми юбочками, и не дармовое молоко и гондоны от Службы здравоохранения. Нет, главное — это движение. Теперь надо быть подвижным. Как ты попала сюда из Блэкберна? Благодаря чему тебе удалось свалить от мамаши с папашей? Еще совсем недавно мир можно было поглядеть, только вступив в армию, а такая игра, скажу я тебе, не всегда стоила свеч. А теперь? Никто не сидит на месте, все мотаются по разным местам. Ты слушаешь или нет? Через десять лет и «Битлы», и «Роллинги» устареют, а вот колеса будут нужны по-прежнему. Колеса — это колеса. Чем дальше, тем их больше. И снабжать ими людей буду я, Винс Доддс. Я выбрал правильную профессию, потому что без средств передвижения никуда не денешься. И не говори мне, что я отстал от жизни.

Она смотрела на меня, как будто сама что-то прикидывала в уме. «Конечно не отстал, милый», — говорила она.

Она имела манеру закручивать свои волосы в косички и мусолить их во рту, точно школьница.

Я говорил: «Кабы не Гитлер, Джек шагу бы не ступил из своей лавки. Но помяни мое слово: когда- нибудь он еще ко мне приползет».

«Конечно приползет, милый», — говорила она.

Мы выезжали на шоссе и мчались по пригородам, словно только что ограбили банк и удирали от полиции. А ну-ка, догони! Недалеко от Суонли была стояночка с передвижным кафетерием, где жарили свиную грудинку и заваривали такой крепкий чай, что гаечным ключом не провернешь. Мимо неслись машины, и поднятый ими ветер сдувая пар с наших кружек и растрепывал ее длинные волосы. Я никогда не забуду ее, стоящую у дороги. Потом мы отыскивали укромный уголок для себя лично. Мы и автомобиль — это было как любовь втроем. Ох и отводили же мы душу! Потом шла в ход мокрая тряпка — все надо было вытирать. А после мы отправлялись на прогулку по лесам, по полям, слушали птиц, дышали воздухом, глазели вокруг. И я говорил — мне казалось, что это произведет на нее впечатление, она ведь из Блэкберна, да и потом, ведь это говорю ей я: «Между прочим, Кент зовут садом Англии».

Мы подъезжаем к началу магистрали М2, но Винс остается на шоссе А2, которое вдет через Струд на Рочестер. Пересекаем Медуэй по старому мосту, рядом с железнодорожным. Река открывается внезапна — дух захватывает, точно вдруг распахнулось широкое окно в мир, о котором ты и думать забыл. Забыл, что он есть. Лодки, баржи, причалы, топкие берега.

— Отлив, — говорит Винс и смотрит на часы. — В Маргейт к приливу поспеем.

— Оно и кстати будет, — говорит Ленни. — Для нашего-то дельца.

Впереди виднеются замок и шпиль собора — они торчат надо всем остальным, как игрушечные, будто их специально поставили.

— Кто-нибудь знает в Рочестере хорошую забегаловку? — говорит Винс.

— Там нет, но в Четеме когда-то были, — отвечает Вик. Старый морской волк.

— Где они, золотые денечки — а, Вик? — говорит Винс.

Погода меняется, набегают облака.

Мы проскакиваем по шоссе дальше чем надо, потом разворачиваемся и углубляемся в путаницу переулочков и дорог с односторонним движением. Находим стоянку у подножия крепостного холма. Ленни говорит: «А я и не знал, что у нас экскурсия по интересным местам». «Все на выход», — отвечает Винс. Он снимает свои темные очки и приглаживает волосы. Я поднимаю коробку, чтобы он взял пиджак, он тянется назад и достает его. Смотрит на Ленни — мог бы, мол, и подать, — но Ленни сидит не шелохнувшись, и я ставлю коробку обратно. Потом мы все выбираемся из машины, разминаем руки-ноги и надеваем у кого что есть. После машины зябковато. Замок на солнце кажется сухим, точно костлявым. Винс открывает багажник и вынимает оттуда пальто. Верблюжья шерсть.

Теперь пора двигаться, но мы все неуверенно топчемся на месте, поглядывая друг на друга.

— Нехорошо оставлять его тут на сиденье, как по-вашему? — говорю я.

— А куда его девать, в багажник, что ли? — говорит Ленни.

— Я имею в виду, вообще оставлять нехорошо — мы уйдем, а он тут один, — говорю я.

Ленни пожимает плечами.

Вик помалкивает, словно это уже не его забота, не ему командовать, словно он сбыл товар с рук и теперь его дело сторона. Надевая кепку, кидает на меня острый взгляд, потом косится на облака в небе.

— Ты прав, Рэй, — говорит Винс. — Надо ему с нами, я тоже так считаю.

Он лезет внутрь и достает коробку. Первый раз она оказывается у него в руках. Он сует ее под мышку, запирает автомобиль, потом выпрямляется, прижимая ее к груди. Теперь он держит ее — стоит перед нами с коробкой, в этом своем пальто, словно принял командование на себя, словно получил знак отличия. Раньше командиром был Вик — одновременно командир и сторонний наблюдатель, — но теперь им стал Винс.

— За мной шагом марш, — говорит он, точно отдает приказ морскому патрулю, и идет наискосок через автостоянку. Я вижу, как Ленни поворачивает голову, будто хочет сплюнуть.

Мы выходим на главную улицу. Она совсем не такая широкая и кипучая, какой полагается быть главной улице. Узкая, тихая, извилистая, вся дышит стариной, по бокам неуклюжие древние дома. Люди бродят по ней туда-сюда, бесцельно, как туристы. Она похожа на главную улицу из книжки с картинками: то ли это ты непонятно как сюда угодил, то ли ей самой не место тут, рядом с шоссе А2, по которому несутся машины. Хотя чему рядом с чем не место, это еще большой вопрос.

Напротив фасонистый бакалейный магазинчик, «Рочестерские деликатесы», из тех, где продаются разные необычные чаи и шикарные банки с печеньями, и Винс вдруг ныряет туда, оставив нас на мостовой. Потом выходит обратно с полиэтиленовым пакетом. Сует в него коробку, но там уже что-то есть, судя по виду. «Мэнди просила кофе купить», — поясняет он. Мы начинаем вертеть головами по сторонам, но Винс снова решительно устремляется вперед, точно ему надоели наши сомнения. Мы видим наверху вывеску "Гостиница «Телец», и он шагает прямо туда, точно уже бывал там. «Сюда, джентльмены, — говорит он. — Вот как раз то, что надо». Это большое старое здание, где есть все — и гриль, и ресторан, и обыкновенная закусочная с баром. Я вижу, что Винс нацеливается на ресторан, точно решил накормить нас царским обедом, чтобы мы почувствовали себя перед ним должниками. Но потом он дает по тротуару задний ход и выбирает закусочную. От дверей гостиницы виден мост над рекой. Главная улица уходит вниз, к мосту и большой дороге, и если зажмурить глаза, а потом открыть их снова, можно представить себе то, что бывало здесь когда-то: дилижанс, грохоча колесами, переезжает реку, катит вверх по склону и сворачивает во двор «Тельца», а надо всем этим высится замок, словно сошедший с рождественской открытки.

Это старая гостиница, где останавливались почтовые кареты, только подкрашенная и принаряженная. Как деревенская девка на выданье.

***

Внутри тепло, много шума и блеска. Не успеваем мы переступить порог, как Винс говорит:

— Я сейчас все устрою. А ты возьми это, — и дает мне свой пакет. — Занимайте вон тот столик. Нам по пинте, а Вику маленькую покрепче, так?

Он вынимает кошелек и направляется к стойке, как будто Винса Доддса и тут всякий знает. За стойкой барменша в белой блузке, с вишневой помадой на губах.

Мы идем к столику. Слышим, как Винс говорит: «Найдется чего порубать, детка? — Он никогда не умел говорить тихо, но сейчас, кажется, еще и хочет, чтобы нам было слышно. Он кивает головой в нашу сторону. — Со мной три старикана плюс четвертый, который не ест». Озадаченная, барменша глядит на нас, потом снова на Винса, точно соображает, улыбнуться ей или нет. Его лица мне не видно, но я знаю, что он смотрит на нее со своим особым выражением, как будто говорит: может, я и кажусь тебе чуточку смешным,