Он исчез в туннеле, подталкивая яйцо перед собой, пока не закатил его в свою нору под лоханью.
Днём, когда ветер уснул, а во дворе стало тихо и тепло, серая гусыня вывела семерых гусят в большой мир. Закерман заметил их, когда нёс обед Уилбуру.
— Привет, ребятки, — сказал он, широко улыбаясь. — Сколько тут вас — смотри-ка: один, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Семь гусят! Вот это да!
Глава VII
ДУРНЫЕ ВЕСТИ
С каждым днём Шарлотта всё больше нравилась Уилбуру. Её война с насекомыми была, как оказалось, разумной и полезной. Никто ведь на целой ферме не замолвил бы за мух доброго слова: они вечно всем досаждали. Коровы их ненавидели, а лошади — презирали, овцы же испытывали омерзение. Даже мистер и миссис Закерман постоянно на них жаловались и завешивали окна сетками.
Уилбура восхищало, как Шарлотта справлялась с делами, и особенно, что она усыпляла свою жертву перед тем, как съесть.
— Ты такая предупредительная, — сказал он ей.
— Да, — отвечала она милым музыкальным голоском, — я всегда даю им обезболивающее: это небольшая дополнительная услуга.
Шло время, и Уилбур подрастал. Теперь его основательно кормили три раза в день. Долгие часы он лежал на боку в полусне, предаваясь радужным видениям. Он был здоров и хорошо прибавлял в весе. Однажды днём, когда Ферн сидела рядом на стульчике, в хлев зашла самая старшая из овец и нанесла Уилбуру визит.
— Здравствуй! — сказала она. — Ты, кажется, неплохо поправился.
— Что есть, то есть, — согласился Уилбур. — В моём возрасте нужно набирать вес.
— А я тебе не завидую, — сказала овца. — Ты разве не догадываешься, зачем тебя откармливают?
— Нет, — ответил Уилбур.
— Не хотелось бы мне быть глашатаем недоброй вести, — сказала овца, — но тебя откармливают, чтобы зарезать. Только поэтому.
— Чтобы что?! — взвизгнул Уилбур, а Ферн окаменела на стульчике. — Зарезать.
И сделать из тебя копчёное мясо и окорок, — добавила овца. — Фермеры режут почти всех молодых кабанчиков, как только приходят настоящие холода. И созрел целый заговор, чтобы заколоть тебя к Рождеству. Все в нём участвуют: и Лэрви, и Закерман, и Джон Арабл.
— Как, и мистер Арабл? — всхлипнул Уилбур. — Папа Ферн!
— И он, конечно. Ведь когда режут свинью, все приходят на помощь. Я старуха, и что ни год, повторяется одно и то же. Мистер Арабл приходит со своим ружьём и стреляет…
— Не надо! — завизжал Уилбур. — Я не хочу умирать! Помогите! Спасите меня!
Ферн чуть не подпрыгнула, когда послышался голос.
— Успокойся, Уилбур, — сказала Шарлотта, прислушивавшаяся к этом жуткому разговору.
— Я не могу успокоиться, — визжал Уилбур, бегая по загончику. — Я не хочу, чтобы меня зарезали. Я не хочу умирать. Шарлотта, это правда, всё, что рассказала старая овца? Правда, что когда наступят холода, меня зарежут?
— Ну, — сказала паучиха, — задумчиво подтягивая свои сети, — старая овца живёт здесь давно. Она много раз видела, как появляются и как уходят весенние поросята. И если она говорит, что тебя зарежут, ей надо верить. Это самое низкое коварство, о котором я слышала. Чего только не творят люди!
Уилбур разрыдался.
— Я не хочу умирать, — стенал он, — я хочу жить здесь всегда, у этой уютной навозной кучи в кругу моих друзей. Я хочу вдыхать этот упоительный воздух и лежать на чудном солнышке.
— И, конечно, издавать свой самый очаровательный визг, — заметила старая овца.
— Я не хочу умирать! — визжал Уилбур, бросаясь на землю.
— Ты не погибнешь, — вдруг заявила Шарлотта.
— В самом деле? — воскликнул Уилбур. — Кто же спасёт меня?
— Я, — ответила Шарлотта.
— Как?
— Поживём — увидим. Только я тебя спасу, и успокойся сейчас же. Ты ревёшь, как ребёнок. Прекрати немедленно! Терпеть не могу плакс.
Глава VIII
ДОМАШНИЙ РАЗГОВОР
В воскресенье утром Ферн сидела с папой и мамой на кухне за завтраком.
Эвери уже кончил есть и пошел наверх искать свою рогатку.
— Ты знаешь, что у дяди Гомера вывелись гусята? — сказала Ферн.
— Сколько? — спросил папа.
— Семь, — ответила Ферн. — А всего было восемь яиц, но одно не проклюнулось, и гусыня сказала, что оно ей не нужно, и пусть Темплтон его заберёт.
— Что сделала гусыня? — переспросила мама, удивлённо и обеспокоено посмотрев на дочку.
— Сказала Темплтону, что ей это яйцо больше не нужно, — повторила Ферн.
— А кто такой Темплтон? — спросила мама.
— Мистер-крыс. Его у нас никто не любит.
— У вас? А кто это — 'вы'? — удивилась мама.
— Ну, все, кто живёт в подвале хлева. Уилбур, и овцы, и ягнята, и гусыня, и гусь, и гусята, и Шарлотта, и я.
— Шарлотта? — ещё больше удивилась мама. — Кто такая Шарлотта?
— Лучший друг Уилбура. Страшно умная!
— А какая она из себя?
— Ну-у, — задумалась Ферн, — у неё восемь ног. Как у всех пауков, наверно.
— Шарлотта — паучиха? — удивилась мама.
Ферн кивнула:
— Большая серая паучиха. Она сплела паутину над дверью Уилбура, ловит в неё мух и высасывает из них кровь. Уилбур обожает её.
— В самом деле? — спросила мама рассеянно.
Она пристально и с беспокойством разглядывала Ферн.
— Конечно, Уилбур обожает Шарлотту, — подтвердила Ферн. — А ты знаешь, что сказала Шарлотта, когда вылупились гусята?
— Понятия не имею, расскажи нам.
— Ну, когда первый гусёнок высунул головку из-под гусыни, я сидела на стульчике в углу, а Шарлотта была в своей паутине. Так она выступила с речью.
Знаешь, как она сказала: 'Я уверена, каждый из присутствующих будет рад узнать о том, что четыре недели неустанных трудов и терпения нашего дорогого друга, гусыни, увенчались тем результатом, который она сейчас предъявит нам?' Правда ведь, она нашла очень верные слова?
— Лучше не скажешь, — согласилась мама. — А теперь, Ферн, пора собираться в воскресную школу.
