— Ежели пану надобно даже оружие, — сладко вставил отец Андрей, — то можно и оружие достать, Трофейные автоматы…
— Оружие, говорите, — сказал с притворным удивлением Заремба. — За оружием я не осмелился бы приехать.
— А все прочее — тьфу! — хвастливо стукнул по столу Ромка, но тут же спохватился, вспомнив, что этим можно цену сбить. — Для кого — тьфу, а для кого и золото…
— За каким же бесом пан сюда приехал? — спросил священник.
— Чепуховая вещь, — небрежно махнул рукой Евген Степанович. — Мне нужна рация.
— Что?! — воскликнул вдруг Ромка, — А это видел?.. — сложил большой кукиш и сунул его Зарембе под нос.
— Я всегда знал, что ты невоспитанный человек, — спокойно отвел его руку Евген Степанович. — Чего ты испугался? Тоже мне редкость — рация!
— Чтобы пан, извините, переговаривался с Москвой? — Ноздри егомосьци задвигались. — Чтобы вы передавали туда информацию!..
— А то как же, для того и существует рация, чтобы передавать информацию. Разве для вас это новость?
Кровь бросилась Ромке в лицо, и он сунул руку в карман.
— Спокойно! — схватил его за руку Евген Степанович. — Я же не требую бесплатно!
— Да плевать я хотел на эти марки!.. — горячился Ромка. — Идея для меня дороже!
— А кто сказал, что я плачу марками? — удивился Заремба. — Для вас, господа, я нашел бы и доллары.
Ромка замер с открытым ртом.
— Что? — только и сумел он произнести.
— Пан не оговорился? — спросил отец Андрей. — У пана действительно есть доллары?
— А почему бы и нет, если предлагаю?
— Конечно, конечно… — наклонил голову егомосьць. — Я не сомневаюсь в кредитоспособности многоуважаемого пана, но хотелось бы увидеть собственными глазами.
— Нет дураков! — отрезал Заремба. — С собою денег не вожу. Во избежание всяких осложнений…
— Но если пан думает, что здесь отделение банка и он может рассчитываться чеками… — начал священник.
— Нет, — прервал его Заремба. — Пан так не думает. Рассчитываться буду наличными.
— Ой ли? Ишь ты! Наличными! — воскликнул потрясенный Ромка. — Не крути мне голову. Наскребли где-нибудь два–три десятка доляров и думают, что стали миллионерами…
— За исправную рацию с запасным комплектом ламп, — сказал Заремба, — заплатим триста дол ларов.
— О-о! Шлюхам морочь голову, а не мне, — не поверил Ромка.
Но егомосьць вытер губы салфеткой и быстро сказал:
— Четыреста!
Евген Степанович поднял глаза к потолку, как бы подсчитывая свои ресурсы, потом вздохнул и сказал:
— Триста пятьдесят…
Он бы дал и больше, но не хотел показать братьям, как остро нуждается в рации.
— Четыреста! — подхватил Ромка. — Четыреста — и ни одного доляра меньше!
— Но, господа, где взять столько? — не соглашался Заремба. — Это же доллары, а не какие-то там паршивые марки.
— Найдешь, — уверенно перебил Ромка. — Я тебя знаю захочешь — найдешь.
— Триста восемьдесят — хорошая цена, — подставил свою ладонь Евген Степанович. — Ну?
— Давай! — хлопнул тот по ладони. — Только как мы условимся?
— Привезешь завтра на хутор Сороки. Тот, что за Ивановкой. Знаешь?
— Как не знать!
— В три часа. И без плутовства. С тобою должно быть не больше двух человек. В противном случае не выйду из леса. А еще лучше, приезжай сам — к чему лишние свидетели?..
Видимо, мысль о том, что можно было бы захватить Зарембу вместе с долларами, возникла у Ромки, так как, услышав условие Евгена Степановича, вздрогнул, точно его батогом хлестнули.
— За кого ты меня принимаешь? — произнес он, натянуто улыбаясь. — Все же бывшие товарищи!..
— Ну, ну… Смотри у меня… — предупредил Заремба и решительно поднялся из-за стола.
— Но, позвольте, пан, обед только начинается, — попытался задержать его отец Андрей, однако Заремба, сказав, что торопится и дорога дальняя, распростился.
…С утра партизанские пикеты заняли пункты наблюдения в районе хутора Сороки.
— На случай провокации, — объяснил Дорошенко. — Тому бандиту я не верю.
— А кто ему верит? Но только, думаю, побоится потерять деньги.
— Береженого бог бережет, — положил конец разговору командир.
Опасения Дорошенко оказались напрасными. Около трех часов Шиш подъехал на своей бричке к хутору Сороки. Он был один, даже без кучера.
Радист Федько Галкин проверил рацию. Ромка тщательно пересчитал доллары и достал из брички литровую бутылку.
— Магарыч! — предложил.
— Сказал, не пью, — отрезал Заремба.
Шиш на радостях хлебнул сам.
Спустя несколько часов Федько Галкин, расположившись на укромной лесной поляне, настроил рацию.
— Нас слушают, — сообщил взволнованно.
Защелкал ключом, передавая сообщения. Заремба смотрел, как легко и уверенно отстукивает он шифр, и думал, сколько пришлось преодолеть опасностей и трудностей, прежде чем эта небольшая колонка цифр будет принята на Большой земле…
В последнее время Петро стал постоянным посетителем офицерского казино. Перед крупным негоциантом, да еще принятым в доме самого губернатора, открывались все двери. В казино его ввел штандартенфюрер Менцель, и этого было достаточно, чтобы швейцар почтительно принимал шляпу у Петра, а официанты уже издали начинали кланяться.
Сегодня Петро прикатил на своем “мерседесе” в начале седьмого. Швейцар сказал, что гауптштурмфюрер Харнак уже ждет его.
— Ничего, пускай подождет, — бросил Петро, и швейцар понимающе усмехнулся.
Действительно, что для известного богача Карла Кремера какой-то там следователь из гестапо!..
— Привет, Вилли! — помахал рукой Петро, увидев Харнака за столиком. — И ты пьешь это? — пренебрежительно щелкнул пальцем по бутылке со шнапсом и подозвал официанта. — Коньяку. Самого лучшего… И чтобы я больше не видел, как мой друг пьет отраву…
Уже два месяца Харнака считали другом Карла Кремера. Но дружба дружбой, а служба службой.