угадать планы и определить принципы, которыми он руководствуется в жизни.

Судя по прессе, людям многое непонятно в действиях предшественника Медведева. Непонятно это в основном западникам. И это неудивительно. Ведь шутка насчет того, что Россия – европейская страна, всего лишь шутка, хотя и довольно тонкая. А мы-то – Восток. Не Ближний и не Средний, а тот, откуда к нам пришло дзюдо. И не только оно, но и бусидо – кодекс, по которому живут настоящие самураи. А также дзен.

Достаточно пролистать бегло наставления старых мастеров, и многое, если не все, станет понятным. Про человека, который идет путем воина. Пусть даже и в штатском. Я даю вам тут отрывки и урывки, не помечая, какой из них что объясняет. Но вы и сами догадаетесь, какой абзац к чему относится. Что делать с Америкой, как и зачем шпионить, Абрамович, Ходорковский, свобода прессы (которая, не могу удержаться от намека, выведена в образе физиономиста), как испытывать людей на верность при помощи раскаленных щипцов, с какой скоростью надо бежать по зову хозяина, почему нельзя брать на службу ронинов из других, кроме Питера, провинций… По какой цене надо выкупать нефтянку у тех, кто ее приватизировал… Как прощаться и что значит, когда человек говорит, что уходит… Почему не надо нанимать на работу сильно умных… Как будут взаимодействовать премьер с президентом… Как вообще вести кадровую политику. Как шутить наконец – а мы знаем, что у Предшественника (почему-то захотелось тут написать это слово с большой буквы) есть очень крепкие шутки.

Но главное, чего не могут понять западники, – что для самурая нет плохого и хорошего, для дзенского монаха нет черного и белого, а есть только путь, вот и все…

Ну, поехали.

«Мы можем припомнить слова Нансэна: «Добродетельный правитель не использует умных слуг». Здесь «умный» означает «обдуманный», то есть слишком умный, чтоб ему можно было доверять».

«Чтобы достичь такого состояния, в котором мы соединяем две фазы в одном существовании, мы должны проходить через них снова и снова. По-японски это называется «э-го» (э – перестановка, го – взаимный; можно приблизительно перевести как «взаимный переход».)

Господин Мин-Ван выстроил монастырь для Ло-Шаня и попросил его произнести первую речь в лекционном зале как мастер монастыря. Ло-Шань сел в кресло, но не сказал ничего, кроме слова «прощайте» (!) перед уходом в свою комнату. Войдя к нему, господин Мин-Ван сказал: «Учение самого Будды было, должно быть, таким, как ваше сегодня». Ло-Шань ответил: «Я думал, что вы чужды учению, но сейчас я понял, что вы имеете некоторое представление о дзене».

Когда некий человек говорил, что нужно с большим вниманием следить за расходованием средств, кто- то заметил, что ничего хорошего из этого не выйдет.

Известно, что рыба не будет жить в слишком прозрачной воде. Но если поверхность воды покрыта ряской или другими подобными растениями, то водоем будет изобиловать рыбой, которая сможет прятаться в их тени. Таким же образом более низкие сословия будут жить в безмятежности, если на некоторые вещи смотреть сквозь пальцы или пропускать их мимо ушей. Этот факт следует принимать во внимание при оценке людского поведения.

Бороться с несправедливостью и отстаивать правоту – трудная вещь. Более того, если будешь думать, что быть праведным – это то, к чему нужно стремиться, и делать для этого все, что в твоих силах, то, наоборот, наделаешь множество ошибок. Путь лежит в более высоких пределах, нежели праведность. В этом очень трудно убедиться, но в этом заключается высшая мудрость. С высоты этой точки зрения такие вещи, как праведность, кажутся довольно мелкими. Если человек сам этого не понимает, узнать этого нельзя.

Поведение человека во время дождя позволяет нам узнать кое-что полезное. Когда попадаешь под сильный дождь, то пытаешься не промокнуть и быстро бежишь по дороге. Но пробегая под скатами крыш, все равно остаешься мокрым. Если же ты сразу осознаешь, что от дождя не убежишь, то хотя и промокнешь, зато не будешь выглядеть глупо. Такой подход следует использовать во всем.

Некий человек сказал следующее. Существует две разновидности характера: внешняя и внутренняя, и человек, у которого недостает одной или другой, ничего не стоит. Это, к примеру, как лезвие меча, которое следует хорошо заточить и затем вложить в ножны, время от времени вынимая из них и хмуря брови, как перед схваткой, вытирая лезвие, затем снова вкладывая его в ножны. Если меч постоянно обнажен, то человек станет размахивать им; люди побоятся к нему приближаться, и у него не будет союзников.

Если меч постоянно находится в ножнах, он заржавеет, лезвие затупится, и люди будут соответствующего мнения о его владельце.

Когда Набэсиме Таданао было пятнадцать лет от роду, кто-то из кухонной прислуги повел себя грубо, и один из солдат собирался побить этого человека, однако в конце концов тот зарубил солдата. Старейшины клана посчитали, что слуга заслуживает смерти, рассудив, что, во-первых, он нарушил субординацию и, кроме того, устроил кровопролитие. Таданао выслушал это и сказал: «Что хуже: нарушить субординацию или же отклониться от Пути самурая?» Старейшины не смогли ответить. Тогда Таданао сказал: «Я читал, что, когда само преступление неясно, наказание должно быть легким. Пусть некоторое время посидит в темнице».

Однажды, когда какие-то люди собрались на платформе внутренней цитадели замка, некий человек сказал Утида Соуэмону: «Говорят, что вы учитель фехтования, но, судя по вашему повседневному поведению, вы вряд ли можете научить чему-нибудь путному. Я полагаю, что если бы вас попросили совершить кайсяку (это когда по-дружески отрубают голову парню, который вспорол себе живот. – И.С.), то, вместо того чтобы отрубить голову, вы бы, наверное, отсекли человеку макушку». Соуэмон возразил: «Это вовсе не так. Нарисуйте у себя на шее чернилами маленькое пятнышко, и я докажу вам, что могу нанести точный удар, не отклонившись ни на волосок».

Цзы Чань находился при смерти, когда кто-то спросил у него о том, как управлять страной. Он ответил: «Лучше всего, когда правитель с добротой относится к собственным подданным. Однако управлять страной, проявляя лишь доброту, трудно. Если доброта превращается в мягкотелость, это приведет к тому, что подданные перестанут уважать своего правителя. В таком случае предпочтительнее управлять страной строго. Это значит, что следует проявлять строгость до того, как возникают какие-то сложности, стремясь к тому, чтобы вовсе их предупредить. Проявлять строгость после того, как худшее уже случилось, – это все равно что поставить ловушку.

Когда молодой Хотта Кага-но-ками Мамори был слугой сегуна, он проявлял такое упорство и настойчивость, что сегун решил проверить, что скрывается в глубине его сердца. Для этого сегун нагрел щипцы и положил их на жаровню. Обычно Масамори подходил к противоположной стороне жаровни, брал щипцы и приветствовал господина. На этот раз, когда он, ни о чем не подозревая, взял щипцы, то сразу же обжег руки. Однако он опустился в поклоне, как и обычно, и тогда сегун быстро поднялся и забрал у него щипцы.

Среди изречений священника Банкэя есть и такое. «Не одалживай силу у другого, не полагайся на собственную силу; отбрось мысли о прошлом и будущем и не живи повседневными заботами… тогда Великий Путь открыт перед тобой».

Хирано Гонбэй был одним из Воинов Семи Копий, которые в битве при Сидзугакадакэ атаковали противника и взяли высоту. Впоследствии его пригласили стать одним из хатамото господина Иэясу. Однажды, когда господин Хосокава принимал его у себя дома, он сказал о нем следующее: «Храбрость господина Гонбэя не является секретом в Японии. Поистине жаль, что такого храброго человека поставили на такую низкую должность, как та, которую вы сейчас занимаете. Если бы вы стали моим слугой, я бы отдал вам половину моих владений». Не дав никакого ответа, Гонбэй неожиданно поднялся с места, вышел на веранду, повернулся лицом к дому и помочился. Затем он сказал: «Если бы я был слугой господина, то никогда не смог здесь помочиться».

По словам одного из старейшин, когда самурай выбирает врага на поле боя и неотступно преследует его, это подобно тому, как ястреб бьет птицу. Пусть даже он ворвется в гущу тысячной стаи птиц, он не обратит внимания ни на какую другую птицу, кроме той, которую он выбрал сначала.