пруток закаленного металла и завязал его узлом, после чего протянул надворному советнику:

– Это вам для музеума.

В комнате стало тихо. Еговин и Янкелевич, с одинаково нелепо разинутыми ртами, разглядывали аккуратный стальной узел. Агенты расступились, смотрели на Лыкова с благоговейным ужасом.

– Да... – сказал после паузы Илья Донатович, – хорошо, что Тунгус заехал именно в Нижний Новгород...

– Пойду сообщу его превосходительству, – спохватился Янкелевич и мгновенно исчез, зажав лыковский сувенир в кулаке. И старшие агенты, и даже Еговин сразу притихли. Через минуту в комнату забежал румяный моложавый генерал с огромными усами, с золотым свитским аксельбантом и орденом Белого Орла на кителе, и радостно приветствовал Алексея:

– От Николая Еуставыча приехал? Вот молодец, а наши остолопы только пыхтели, ничего не порвали. Экую ты железяку-то закрутил... да как ловко... Янкелевич! Лети в канцелярию, пусть сей же час выписывают гостю обещанную мной премию и сообщат об этом в «Ведомостях московской городской полиции».

– Не могу я премию принять, ваше превосходительство, мне за это Николай Еуставович голову оторвет, – попытался было отказаться Лыков, но Козлов начал вдруг прямо на глазах покрываться красными пятнами. Все – и агенты, и чиновники – вытянулись по стойке смирно и чуть ли не зажмурились.

– Я – свиты Его Императорского Величества генерал-майор и московский обер-полицмейстер, – свистящим шепотом сообщил Козлов Лыкову. – И я публично, через газету, пообещал двести рублей премии тому кто сможет порвать цепи этого негодяя Тунгуса. Как ты думаешь, что начнется в державе, если даже полицмейстеры перестанут держать даденное ими слово?

От такого масштабного обобщения у Лыкова перехватило дух. Он беспрекословно принял премию, порвал и завязал в узел, на потеху генералу, еще одно звено от цепи, и был, наконец, отпущен гулять по Москве в сопровождении Еговина. До отхода поезда в столицу оставалось еще восемь часов. Два помощника начальников сыскных полиций отправились куролесить. Они облазили весь Кремль, залезли на колокольню Ивана Великого, прошлись по Тверской. (Там, между делом, Илья Донатович ловко поймал карманника прямо на «ширме» и сдал ближайшему городовому). На углу Новой площади и Варварских ворот Лыков увидел вывеску лавки «Книжная и иконами торговля С. Т. Большакова». Он не удержался и зашел в нее. Год назад на Нижегородской ярмарке именно в лавке Сергея Тихоновича он начал свое первое расследование – дело о завещании Аввакума. Большаков, уважаемый всеми рогожец, сразу узнал сыщика и передал через него привет Благово; обещал в июле приехать торговать.

Потом новые приятели ударили по трактирам, в которых во всех Еговина хорошо знали и усаживали на лучшие места. Позавтракали они в «Славянском базаре», а пообедали, разумеется, у Тестова, на углу Театральной площади. Знаменитый половой Кузьма Павлович с ордой помощников заставили весь стол и очередные блюда подносили бегом. Сыщики разделали неизбежного поросенка с хреном, дальше пошли раковый суп с расстегаями из налимьих печенок, ботвинья с осетриной, солянка из почек, ачуевская паюсная икра, легендарный байдаковский пирог с начинкой в двенадцать ярусов, кучугурский донской балык, котлеты из белоснежной молочной телятины и лососина Грилье со спаржей... Запили все это великолепие изрядным количеством смирновской, и Еговин захмелел. Алексей, спокойно выпивавший осьмуху[7] водки, вывел его на воздух, и они пошли гулять по Москве. Уже на вокзале Еговин долго тряс Лыкову руку звал погостить подольше, обещал «многократно удивить московскими девками». Узнав, что летом все они приезжают на заработки на ярмарку и потому хорошо Лыкову знакомы по службе, расстроился. Сказал, что это непатриотично, что это «отток лучших сил», и ушел, грустный и задумчивый, после второго звонка. Вокзальные жулики, завидев его статную фигуру бросались врассыпную, но Илье Донатовичу было уже не до них.

На Московском вокзале столицы Лыкова, разумеется, никто не встречал. Петербург есть Петербург, он марку держит, чихать он хотел на всех, тем более на титулярных советников.

Доехав на извозчике за целых два рубля до здания департамента полиции в Эртелевом переулке, Лыков оставил вещи в каморке жандарма и там же переоделся в парадную форму со всеми наградами. Нацепил на левый бок чиновную шпагу и пошел в приемную доложить о себе дежурному по канцелярии. Тот поднял глаза от бумаг, увидел очень молодого человека с очень широкими плечами, с двумя весьма уважаемыми крестами (один, хоть и солдатский, но Георгий) и двумя медалями на выпуклой груди. Отметил, что вызов подписан самим директором, учтиво усадил гостя в кресло и бесшумно исчез за дубовой дверью.

Лыков осмотрелся. Справа и слева от него вдоль длинной стены расположились в ожидании приема полтора десятка человек: трое в лентах, многие, как Алексей, с парадными шпагами; были просители и купеческого вида, а один так явно антрепренер. Все сидели чинно и молча; по приемной столь же бессловесно сновали в разные стороны «вицмундиры» с тем вежливо-высокомерным выражением лица, которое отличает мелкую, но столичную служивую шушеру. Не слышалось даже громкого голоса; все переговаривались приглушенно, как будто рядом лежал покойник.

«Да... – подумал Лыков, – у Каргера в приемной побойчее будет. Экая тут у них скукотища!».

Вернулся дежурный чиновник и передал приказание директора департамента, тайного советника Косаговского: сейчас идти в «летучий отряд силового задержания», а после знакомства с его кадром вернуться сюда вместе с начальником отряда коллежским советником Мукосеевым.

Курьер в черной бархатной ливрее (цвет, присвоенный министерству внутренних дел) проводил Алексея в подвал. В низкой, узкой и длинной, комнате сидели вокруг простого соснового стола пятеро мужчин. Четверо ближних – все как на подбор, атлетического сложения, усатые, очень спокойные, с короткими стрижками, тяжелыми кулаками и примерно одного возраста – между двадцатью пятью и тридцатью пятью годами. Пятый, сидящий во главе стола, был старше; на вид ему казалось чуть более сорока, а в плечах он был заметно шире любого из молодых, да и вообще как-то солиднее. Нечто неуловимо общее сближало всех пятерых, и Лыков быстро понял, что именно. Подле таких мужчин весьма покойно женщинам, детям и неврастеническим натурам – каждый из пятерки излучал уверенную добрую силу: такой ничего не боится, такой всегда защитит...

Алексей представился и сразу поймал на себе ироничные взгляды молодых «силовиков». Действительно, со своей декоративной шпажонкой, золотым шитьем на обшлагах и орденами он выглядел как петух среди этих просто одетых людей. Лыков начал потихоньку заводиться...

Мукосеев – тот, что сидел во главе стола – доброжелательно кивнул гостю:

– Здравствуйте, Алексей Николаевич, мы вас ждем. Возможно, вы именно тот, кто нам нужен. Вы понимаете, нам необходимо вас испытать, прошу не обижаться. Отстегните, пожалуйста, ножик и встаньте на мат, вон там. Первая проверка самая простая: мои люди вас арестовывают, а вы пробуете отбиться. Учтите, они весьма подготовленные оперативники.

– Я учту, – вежливо ответил Алексей, отстегивая шпагу. Корректный тон начальника отряда несколько примирил его.

Собранный и серьезный, Лыков вышел на середину комнаты. Двое агентов зашли ему за спину, двое остались сидеть. Мукосеев насторожился, внимательно наблюдал за нижегородцем, потом кивнул. Агенты сзади мгновенно набросились на Алексея и стали выворачивать ему руки.

Сначала они на целых пару вершков заломили испытуемому запястья, но затем произошла заминка. Двое атлетически сложенных людей, сопя и шваркая ногами по полу, возились вокруг Лыкова, а тот спокойно стоял на мате, смотрел в угол и чуть ли не улыбался.

Мукосеев снова кивнул, два других агента метнулись к Лыкову, и картина, непонятным для них образом, повторилась: теперь уже четыре человека, натужно пыхтя, пытались заломить ему руки за спину, а Лыков по-прежнему стоял и безмятежно глазел по сторонам. Затем чуть наклонился, но не оттого, что устал бороться. Алексей неожиданно схватил ближайших двух «силовиков» за штаны и рывком поднял двух крепких тяжеловесных мужчин над головой. Те беспомощно замахали руками, но через секунду один принялся на весу колотить Лыкова по почкам. Тот рассердился, согнул руки, выставив вперед локти, и резко крутанулся на одной ноге, разжав в конце оборота пальцы. Все четверо агентов с криками разлетелись кто куда, бороздя головами жесткие маты. Мгновенно они вскочили, готовые вновь броситься на Лыкова, но тот уже невозмутимо сидел за столом напротив Мукосеева.

– Очень хорошо, – коротко резюмировал тот. – Поехали дальше.

Он вынул из ящика стола два револьвера, один отдал Лыкову, а с другим пошел в дальний конец