Анри — Жермен Рошаль тихо повернул ключ в замочной скважине и, стараясь не шуметь, открыл дверь кабинета. Сейчас ему требовалось побыть наедине с собой, осмыслить странности, регулярно всплывающие в деле об исчезновении миллионера Рафаилова. Данные экспертизы простреленного кашемирового пальто были неопровержимы и крайне необычны. Стреляли с близкого расстояния, почти в упор, и, что занятно, кровь на подкладке принадлежала не человеку. Более того, у краев пулевых отверстий обнаружились прилипшие к ткани черные шерстинки. По утверждению экспертов, это была невыделанная козья шерсть.
«Что за бред? — думал комиссар Рошаль. — Кто — то положил кашемировое пальто на козла, после чего застрелил бедное животное и подбросил улику туда, где ее должны были заметить. Но кто и зачем? Чтобы заставить следствие поверить, будто мсье Рафаилов мертв? Предположение довольно странное — мало найдется людей, не знающих, что методы криминалистики позволяют безошибочно отличать кровь человека от крови любого другого существа».
Рошалю вспомнился слуга — китаец на допросе пропавшего банкира: улыбался, кивал, но даже через переводчика давал невнятные и путаные ответы. За час этот чертов Лай Гун своими притчами и цветистыми изречениями довел до белого каления и комиссара, и с трудом найденного в Сюрте знатока китайского языка.
«Такой мог и не знать. Книжек о мистере Холмсе и Нате Пинкертоне он точно не читал. Но мотив? Какой может быть мотив у полудикого сына Востока? По его же словам, Рафаилов был щедрым хозяином. Даже если предположить, что русский миллионер что — то в завещании оставил слуге, и китаец об этом знал, все равно сумма наследства вряд ли стоила такого риска. К тому же Рафаилов был некрепкого здоровья и очень мнителен, китаец лечил его тайными азиатскими снадобьями. Мог и отравить… Говорят, они даже пальцы умеют пропитывать ядом так, что жертва, которой они коснутся, умирает через несколько часов, а то и дней, и никто не догадывается о причине гибели.
А тут — стрельба, махинации с уликами… Как — то это все не по — китайски. Хотя кто их разберет. Отбрасывать эту версию нельзя».
Комиссар поглядел на фотографию в тонкой рамке, стоявшую на столе. Лейтенант Марокканских стрелков Анри — Жермен Рошаль возле сбитого германского «Альбатроса». Памятный день. На снимке невозможно было различить хищный оскал раскрашенного красными и черными ромбами самолета, лишь просматривался обгоревший каркас.
Но Рошалю эта клыкастая морда снилась ночами — немецкий асс из «Воздушного цирка» барона Рихтгофена[23] повадился охотиться на стрелков Рошаля, как на куропаток в собственном парке: находил жертву и долбил из пулемета, наслаждаясь ее страхом и попытками спастись, пока в конце концов не убивал ее. Рошаль вызвался уничтожить «ястреба».
Разместив двух лучших снайперов в развалинах стоявшей неподалеку колокольни, он надел парадную форму и стал разгуливать между окопами, постукивая тонким стеком по высоким голенищам сапог.
Охотник молниеносно среагировал на «дичь». Никогда прежде Рошалю не доводилось так бегать: он петлял, шарахался из стороны в сторону, ежесекундно менял направление, заставляя летчика вновь и вновь заходить на новый круг.
Немец даже не заметил, что в это время по нему самому ведется огонь. На третьей минуте дуэли одна из пуль Марроканских стрелков перебила тягу рулей «Альбатроса», другая раздробила ногу германца. Самолет воткнулся капотом в землю в нескольких метрах от Рошаля и вспыхнул, теряя в огне хищный оскал боевой окраски.
Рошаль потер виски, отгоняя призрак недавнего прошлого. Пленный германец, с досадой разглядывая заляпанного осенней грязью счастливого лейтенанта, тогда лишь процедил сквозь зубы: «Охота на козленка». Быть может, из — за этих слов комиссар сейчас и вспомнил день верденской дуэли.
«Что, если предположить обратное. Стрелявший прекрасно знает о достижениях криминалистики. Тогда он не подбрасывает улику, а подает знак, тащит следствие в нужном ему направлении. Или же вовсе — черный козел в качестве жертвы — не случайность, а пресловутый библейский козел отпущения. По словам русских, на Рафаилове немало грехов. Что, если некто, мистически настроенный, как бы это сказать… переложил грехи миллионера на ни в чем не повинное животное, а затем убил его. Но кто бы это мог быть? — Рошаль вспомнил кабинет банкира, увешанный диковинными масками, уставленный резными фигурками экзотических богов. — Рафаилов Долго жил в Маньчжурии, вполне мог заразиться почитанием тамошних демонов. Однако же козел отпущения — фигура из Ветхого Завета. Так что если и Восток, то Ближний, а не Дальний. Впрочем, огромная Российская империя связывала многие цивилизации воедино. Так что все может быть…»
Телефонная трубка вздрогнула на рычаге и задребезжала.
— У аппарата Рошаль.
— С вами желает говорить префект полиции Симоне, — объявил вежливо — отстраненный голос дежурного.
— Анри — Жермен! — послышался вслед за этим хриплый баритон старой полицейской ищейки, Клода Симоне. — Наконец — то застал тебя! Скажи, ты хотя бы час в день проводишь в кабинете?
— В общей сложности — может быть.
— Дорогой мой, ты иногда вспоминай, что ты — уже окружной комиссар, а не рядовой агент. Всему свое время. Когда мы с тобой начинали в «Летучем дивизионе» в девятьсот десятом, мы носились, как борзые, высунув язык. Теперь — очередь молодых топтать мостовые.
— Клод, тебе нужна информация о пропавшем миллионере или ты просто из любезности решил узнать, какие у меня шансы на беговой дорожке?
— Старина, мне утром звонил министр, и я его заверил, что ты делаешь все, что в человеческих силах, и даже больше.
— Ты не соврал. Потому и ношусь, высунув язык, как в прежние времена.
— Добрые прежние времена, — вздохнул префект. — Тогда мы охотились на русских террористов, охраняя царских генералов, а теперь выслеживаем тех же генералов, потому что те покушаются на вчерашних террористов.
— О чем это ты, Клод?
— Ну — ну, Рошаль, не темни. Я же знаю, что главный подозреваемый по делу — генерал Згурский. Ты уже допросил его?
— Нет. На следующий день после исчезновения Рафаилова он уехал из Франции.
— Вот видишь! Классический случай! Убийца бежите места преступления.
— Впоследствии не значит вследствие, — напомнил Рошаль.
— Да мало ли, что не значит! Ты же не будешь спорить, что у Згурского имелся прекрасный мотив для преступления. Говорят, Рафаилов украл у верховного правителя России пару десятков миллионов золотом.
— Да, у меня есть такие сведения. Но что даст Згурскому в этом случае гибель банкира?
— Может быть, Згурский его шантажировал? — предположил Симоне. — Шантажировал, а денежный мешок отказался делиться. Не исключено, что это и вовсе месть! Говорят, украденные капиталы поступили Рафаилову для закупки боеприпасов, а тот, не мудрствуя лукаво, прикарманил денежки, чем обрек армию на гибель. Отличный повод!
— Да, но почему — Згурский? Насколько мне известно, он воевал под другими знаменами. И почему именно сейчас?
Опять же украденные деньги продолжают лежать мертвым грузом в банке. Полная бессмыслица!
— Рошаль, по — моему, ты все усложняешь. Ты же знаешь свирепость русских! А Згурский в этом смысле среди них — один из первых. Я думаю, это месть и шантаж. Возможно — порознь, возможно — то и другое вместе. Кстати, министр тоже считает именно так.
— Клод, с каких это пор мнение вчерашнего адвоката для тебя имеет вес? Или ты думаешь, что, став министром, он приобрел заодно с портфелем и твой опыт?
— Анри — Жермен, ну зачем ты так? — теряя бравурно — командный тон, префект вздохнул. — Сам понимаешь — дело Политическое, меня торопят. Что я могу сделать, кроме как требовать результатов?
— На данный моменту меня нет прямых улик против Згурского, — отчеканил комиссар Рошаль.