трибюн». — Здесь статья об исчезнувшем банкире. Некий Вилли Спичек утверждает, что русский генерал, приезжавший к мсье Рафаилову незадолго до его исчезновения, в прежние годы был известен своей ужасающей свирепостью. Так, еще в России он лично расстрелял мирную демонстрацию, отправив на тот свет десятки каких — то горцев. Кто знает, что задумал этот зверь в человеческом облике? Быть может, он заключил банкира в подземелье и вымогает у него миллионы?

— Забавная была бы история, — скривился комиссар Рошаль. — Вот только генерал Згурский вскоре после встречи с Рафаиловым отбыл в Сент — Этьен. Его видели по дороге туда. Но версия не лишена остроумия. Хотя, друг мой, рекомендую вам не читать на ночь романы Гастона дю Террайля. Ладно, спокойного вечера, я отправляюсь доедать свой остывший ужин.

Комиссар приложил руку к кепи и вышел на крыльцо. Возле невысокой лестницы его поджидал, как привязанный у калитки пес, забулдыга — оборванец Гаспар Шену.

— Мсье комиссар! Я так благодарен вам!

— Пустое. Раз уж ты не нарушил закон, Французской республике нет до тебя дела.

— Я просто думал, может, вам пригодится…

— Что еще? — насторожился Рошаль.

— Там, у монастыря Сен — Сульпис я видел автомобиль. Он остановился, из него вышел мужчина. Хорошо одетый.

— Ты разглядел его лицо?

— Нет, я как раз был в подворотне на другой стороне улицы. Мужчина огляделся по сторонам, подошел к куче строительного мусора и бросил за нее пальто.

— Очень интересно! Ты заметил номер автомобиля?

— Нет, я и не смотрел на него. Но автомобиль темный такой, роскошный. Я в марках плохо разбираюсь, но опознать бы, пожалуй, смог.

Иосиф Виссарионович был недоволен. Он стоял напротив Царь — пушки, глядя в чудовищный зев орудийного ствола.

— Дорогой Феликс Эдмундович, эта пушка напоминает мне Россию: огромный калибр, огромная силища, а достойного мощного выстрела не было и нет.

— Орудие создавалось для стрельбы картечью. Его должны были выкатывать на прямую наводку к кремлевским воротам, и если бы враг, проломив их, ворвался в крепость…

— К тому, о чем я говорю, это не имеет отношения, — оборвал его Сталин. — У нас есть кому заниматься пушками. Нам же следует заниматься Россией. Пока она еще имеется.

— Это вы о концессиях?

— И о них тоже. Из — за постыдного неумения пользоваться своими богатствами мы вынуждены идти на поклон к заграничным капиталистам. Ради этого мы с таким трудом изгнали своих? Ради чего же? «Чтобы научиться хозяйствовать самим», — говорит товарищ Троцкий. Но мы слишком дорого платим за их уроки. При этом никто не может поручиться, что в таких уроках есть польза. Любому ясно, что ни один капиталист не станет учить своему умению зарабатывать деньги, рискуя лишиться сверхприбылей. Нас просто грабят с молчаливого или шумного одобрения некоторых вчерашних соратников и вождей революции.

Лев Давидович создает трудовые, по сути — рабские, армии и сажает им на шею эксплуататора — капиталиста. По его словам, все оправдывается грядущей мировой революцией, которая сметет таких, с позволения сказать, помощников, как американский миллионер, товарищ Хаммер, и ему подобных. Но мне представляется, что Троцкий переоценивает позитивную роль вмешательства зарубежного капитала в деятельность Коммунистического Интернационала.

Конечно, определенные улучшения внутри страны есть. Нельзя закрывать на них глаза. Но вместе с тем такая практика непоправимо компрометирует первую в мире социалистическую державу в глазах мирового пролетариата.

На заседании ЦК товарищ Троцкий снова требовал ускорить, усилить работу по созданию генератора профессора Дехтерева. И это крайне настораживает. Председатель Реввоенсовета сегодня абсолютно четко заявил, что в качестве подопытных крыс он предлагает использовать подразделения и части трудовой армии.

По его мнению, которое, как известно, разделяют многие члены Центрального комитета партии, такой подход к испытаниям может не только повысить эффективность работы трудармейцев, но и сделать так, чтобы непосильный труд стал в радость. Мы не должны этого допускать. Это путь не к социалистической, а тем более коммунистической республике. Это путь к мировому господству, индустриальному рабству. И диктатуру пролетариата Лев Давидович стремится подменить собственной диктатурой.

Дзержинский вдумчиво поглядел на революционного товарища, которого помнил еще по старой подпольной кличке Коба. Злые языки нашептывали по углам, что старый Виссарион Джугашвили вовсе не мог иметь детей, и вместо него расстарался приехавший в Гори по каким — то своим делам известный путешественник, разведчик и офицер Генерального штаба, Пржевальский. Вероятнее всего, это была пустая выдумка, а то и вовсе чей — то злобный навет, но что мудрить — чем старше становился Иосиф Джугашвили, тем больше походил на известный портрет Пржевальского в генеральском мундире. В моменты, когда Феликс Эдмундович сталкивался с ясным, четко организованным умом своего друга и союзника, ему невольно хотелось верить, что и в жилах Иосифа Джугашвили течет изрядная порция польской шляхетской крови.

— Как вы думаете, товарищ Дзержинский, что мы должны предпринять, чтобы не дать тирану в руки такое грозное оружие?

— Полагаю, мы должны его спрятать.

— Я с вами согласен. А для того, чтобы объяснить повышение секретности, необходимо найти иностранных — и, возможно, белогвардейских шпионов, которые ищут подходы к разработкам нашего секретного оружия.

— Иосиф Виссарионович, это уже сделано. Такой шпион задержан. У него датский паспорт, и в то же время в прошлом он служил в русской армии.

— Очень хорошо. Я знал, что на вас можно положиться. Тогда следует разработать этого шпиона как можно тщательнее. Может быть, даже дать ему подобраться совсем близко. Это позволит нам своевременно вскрыть гнойник и всецело передать обеспечение секретности проекта в руки ОГПУ. Ну и, конечно, партийному контролю.

— Иосиф Виссарионович, я хотел просить у вас содействия…

— Феликс Эдмундович, я всегда готов помочь в хорошем и нужном деле.

— Задержанный офицер служил некогда в Мингрельском гренадерском полку, где командовал батальоном, а затем и полком ваш друг, Борис Михайлович Шапошников.

— Это правда. Он сам только вчера рассказывал мне о боевых действиях на германском фронте.

— Для пользы дела хорошо было бы заручиться его поддержкой в оперативной игре.

— Хорошо, я переговорю с ним. Но помните — во многом он человек старых понятий, и хотя всецело предан революции, лучше не подвергать его офицерскую честь испытаниям. Лучше использовать его втемную. Но если понадобится, рассчитывайте на меня.

— Так и сделаем, Иосиф Виссарионович.

— Расскажите, как вообще идут дела по операции «Картель».

— Исключительно успешно. Как докладывает агент SR–77, ему удалось привлечь для покушения на Брусилова некоего прапорщика, живущего в Праге. Его фамилия Пепел. Бывший актер, человек эмоциональный, творческий, склонный к позе и широким жестам. Наш агент подвел его к мысли, что смерть Брусилова есть законный акт возмездия за кровь расстрелянных в Крыму офицеров. При помощи агентуры Коминтерна этого прапорщика — актера удалось провести на вокзал, переодев в форму путевого обходчика. Когда поезд остановился, и генерал вышел, Пепел выхватил пистолет и произвел два выстрела. Как и предполагалось, не попал. И в прежние — то времена этот артист неважно стрелял, а теперь от волнения… Третьим выстрелом его застрелил полицейский из наших. Во внутреннем кармане рабочей тужурки у горе — террориста лежала прощальная записка, в которой он черным по белому заявляет, что тайная организация «Белая ночь», в которой он состоит, вынесла приговор Брусилову и еще ряду «красных иуд» и будет преследовать и уничтожать их везде, где только возможно.