фигуркой скользнул вниз, увлекая за собой бесполезные стропы и ошметки купола. Падение пилота напомнило Ковалеву вращающийся полет кленового семечка.
На дороге горели две машины технического обеспечения, да в придачу прямым попаданием разнесло тягач, буксировавший гаубицу. Разбитую технику танки первой роты сбросили в кювет, расчищая дорогу.
На танке командира третьей роты Дергачева вспыхнул запасной бак с горючим. Пламя расплылось по борту, стекая к гусеницам. Механик-водитель яростно сбивал огонь куском брезента. На помощь ему бросился экипаж и пехотинцы, вылезшие из кювета. Горстями, касками и саперными лопатками солдаты зачерпывали мягкую землю и швыряли на горящую броню. Злой и красный Дергачев, тоже капитан и орденоносец, убедился, что машина на ходу, и скомандовал экипажу занять свои места.
Медики оказывали помощь раненым. Погибших быстро похоронили в одной из воронок. Убитыми потеряли нескольких пехотинцев и водителя технички. Ковалев восхищенно покачал головой: «Молодцы зенитчики, красавцы. Минимальные потери. Будто не полк, а одна этажерка отбомбилась. Интересно, а наши-то истребители где?»
Капитан спрыгнул на землю и длинно сплюнул. Он никогда бы не позволил ни себе, ни кому-нибудь еще плюнуть на броню своей «сотки».
Над дорогой взвилась сигнальная ракета. В танковых рациях прозвучала команда:
– Продолжить движение! Пошли! Пошли!
В два прыжка капитан взлетел обратно и нырнул в люк.
Танки, покачивая стволами орудий, двинулись дальше, поднимая облака пыли. Танк Ковалева повторил маневр машины лейтенанта Крутова, объезжая огромную воронку. Ямища еще курилась легким парком, в воздухе кисло пахло сгоревшей взрывчаткой. Водители, двигавшиеся следом, в точности повторяли маневр впереди идущих, брезгливо дергая кормой и как бы задирая еще выше длинные пушечные носы, выказывая полное презрение к воронке в частности и всему гитлеровскому войску в целом.
Уральский танковый корпус не потерял во время многокилометрового марша ни одной единицы бронетехники, ни один танк не отстал из-за поломок. Свежий корпус передали в распоряжение 5-й гвардейской танковой армии, однако командарм генерал-лейтенант Ротмистров вводить его в бой не спешил… Между тем на Воронежском фронте дела обстояли из рук вон плохо. Немцы отжали советскую оборону на тридцать – тридцать пять километров, причем на отдельных направлениях угроза прорыва становилась почти реальностью. Второй танковый корпус СС, усиленный 503-м танковым батальоном вермахта, нанес удар чудовищной силы, и стальная лавина устремилась к Прохоровке, деревеньке, найти которую было трудно даже на крупномасштабной карте. Именно здесь, на участке фронта шириной в десять километров, фашисты готовились к решающему прорыву. Им нужно было теперь надавить немного сильнее; они вырвались бы на оперативный простор, и остановить их стало бы невозможно. В Ставке прекрасно понимали цену вопроса, и под Прохоровкой была выставлена для решающей схватки 5-я танковая армия, усиленная двумя корпусами.
В блиндаже было тихо. На деревянном чурбаке у грубо сколоченного стола сидел генерал-лейтенант. Он молча смотрел на тусклую лампочку, питавшуюся от аккумулятора. Такие светильники были непременным атрибутом всех полевых штабов. Генерал-лейтенант перевел взгляд на карту. Синие стрелы, обозначавшие вероятное направление ударов немецких танковых дивизий, сходились, пробиваясь через красные линии нашей обороны.
– Командиров корпусов ко мне через пять минут.
Молодой подполковник с четким пробором на голове вскочил и быстро вышел из блиндажа. Один за другим вошли офицеры, отдавая честь генерал- лейтенанту. Усталые, осунувшиеся, угрюмые лица.
– Всем взять карты, – без предисловий начал командующий армией.
Защелкали открываемые планшеты. Зашуршали карты.
– Найдите населенный пункт Прохоровка.
– Чего ее искать, – громко сказал один из комбригов. – Вон она, рукой подать. Несколько километров.
– Товарищи офицеры, прошу предельного внимания, – зло оборвал его генерал-лейтенант. – Найдите деревню Прохоровка. Что, нашли?
– Так точно!
– Завтра, двенадцатого июля, будем наступать вот здесь. Начало атаки было назначено на десять ноль-ноль. Отставить десять ноль-ноль! В восемь пятнадцать – артиллерийская подготовка, наступление в восемь тридцать!
Офицеры молча стояли у стола. Они ожидали чего угодно, но только не этого. Перенос времени атаки – ладно, хотя десять часов было назначено не просто так, а на основании десятков донесений и рекогносцировок. Бесстрашные, но рассудительные командиры не видели смысла атаковать окопавшегося с немецкой основательностью врага. Наступать придется по чистому полю, укрыться негде. Одно дело – обороняться от наступающего железного тарана, другое – атаковать зарывшиеся в землю «тигры». Соотношение потерь при обороне и при наступлении – цифры хрестоматийные. Но и это еще полбеды. «Тигры» имели превосходную цейссовскую оптику и начинали прицельно подбивать наши танки с дистанции 1500 метров, а тридцатьчетверкам для того же самого нужно было подойти к цели на 500 метров. Тысяча метров разницы означала подбитые в упор советские танки. Т-34 на максимальной скорости должны были мчаться навстречу шквальному огню, чтобы свести на нет это смертельное превосходство в прицельной дальности. Находившиеся в штабном блиндаже командиры бригад прекрасно понимали, что будет утром.
– Разведчики взяли «языка». Подтверждено: перед нами – танковый корпус генерала Хауссера и дивизия «Гросс Дойчланд». Противник серьезный. Учтите: главное – остановить прорыв немцев. Любой ценой! Мы идем на опережающий удар, чтобы они не успели создать сокрушительный перевес.
Генерал-лейтенант внимательно оглядел присутствующих офицеров.
– Задача ясна? – уже немного мягче спросил он. – Вопросы?
Вопросов не было. Командиры свернули карты в планшеты и молча стали расходиться. Полковник Сабельников задержался у выхода:
– Павел Алексеевич, разрешите личный вопрос?
– Да, Алексей?
– Как мы воевали, Павел Алексеевич? Достойно?
– Думаю, что хорошо. Во всяком случае, ты воевал, как надо.
Бригада Сабельникова должна была наступать первой, и комбриг говорил о себе уже в прошедшем времени. Генерал-лейтенант прекрасно понял полковника и тоже не притворялся. Оба никаких иллюзий не имели уже давно. Приказ – остановить. А за ценой никто никогда не стоял.
Рассвет занялся решительно и быстро. В небе одна за другой гасли звезды. В палатке, где расположился экипаж капитана Ковалева, было душно. Тускло светила коптилка, сделанная из гильзы 37-миллиметрового снаряда. Пахло хвоей – танкисты спали на еловом лапнике.
Свернувшись калачиком, дремал заряжающий Марис Эмсис. Рядом с ним лежал механик-водитель Иван Суворин. Недалеко от них, раскинувшись на спине, всхрапывал Виктор Чаликов, радист и стрелок.
Бодрствовал один командир. Обхватив колени руками, он сидел у выхода и смотрел на огонек. Перед боем он всегда плохо спал, пытаясь проработать все варианты, мысленно путешествуя на своей «сотке» по карте. Он знал, что предугадать развитие событий практически невозможно, но ничего не мог с собой поделать. Тем не менее карту будущего поля боя Ковалев без усилий держал в памяти во всех подробностях, с высотами, ориентирами, оврагами и зданиями.
Ковалев вздрогнул: его сознания коснулись певучие звуки трубы. Горнист выводил давно знакомое: «Подыма-а-айся, подыма-а-айся!»
Капитан уже и не помнил, когда в бригаде последний раз подавали сигналы горном. В палатку просунул голову дневальный:
– Товарищ капитан! Комбат вызывает командиров рот.
Ковалев негромко, вполголоса прорычал:
– Подъ-е-ом!
Люди неохотно поднимали головы и, еще не очнувшись ото сна, глядели на командира.
– Ну, что уставились? – добродушно улыбнулся Александр. – Подъем!
– Ясно, – потягиваясь, отозвался Эмсис.
Суворин и Чаликов смотрели на командира молча.
– Хватит спать, ребята. Всем быть наготове. Я – к комбату, – сказал Ковалев, затягивая поверх танкового черного комбинезона ремень с тяжелой кобурой.
– Так бы сразу и сказал. Мотор прогревать?
– С мотором подожди. А вот рацию проверить не забудьте.
– Не забудем, – сонно пробурчал радист, делая попытку снова улечься на пахучий лапник. Получив от Мариса ощутимый тычок в бок, Виктор проснулся окончательно и сел, хмурясь от перспективы возни с осточертевшей рацией.
В палатке комбата уже работали над картой. Доложив о своем прибытии, Ковалев быстро оглядел присутствующих. С потолка на офицеров падал свет электрического фонаря, от чего тени на лицах казались глубокими и резкими. При таком освещении комбат внешне изменился. Лицо осунулось, нос заострился, сильно выпирали скулы. Он походил на ожившего мертвеца. «Привидится такое! – подумал про себя Ковалев. – Надо было выспаться. Нельзя нервы распускать».
Оторвав взгляд от карты, майор Кучин кивком указал капитану на место рядом.
– Товарищи офицеры, – начал комбат, разглаживая ладонью карту, лежавшую на столе. На карте красными стрелами было обозначено будущее продвижение наших танков. – Наша задача – в 8.30 атаковать немецкую танковую группировку в районе деревни Прохоровка. Наш батальон идет во второй
