– О, да, – сказал он. – А потом – бум!

Она выглянула наружу. Стояла густая тьма – в поле зрения не видно ни звезд, ни судовых огней. Погода заметно ухудшилась.

– Вы дрожите, – сказал первый помощник. – Холодно?

– Да, – сказала она, хотя колотило ее не из-за погоды. – Когда поднимется полковник Ростов?

– Он просил разбудить его в пять часов.

– Думаю, что попробую вздремнуть еще часик.

Она спустилась в радиорубку. В ней находился Александр.

– Вам тоже не спится? – спросила она его.

– Да. Я послал спать напарника.

Она пригляделась к радиоаппаратуре.

– Разве вы не слушаете больше «Штромберга»?

– Передача прекратилась. То ли они нашли маяк, что ли судно затонуло. Мы думаем, что они потопили его.

Сев, Сузи вытащила бутылку водки и открутила пробку.

– Выпейте. – Она протянула ему бутылку.

– Вам холодно?

– Немного.

– У вас руки дрожат. – Он взял у нее бутылку и, поднеся к губам, сделал большой глоток. – Ну, спасибо. – поблагодарил он Сузи, возвращая ей бутылку.

Сузи тоже отпила для храбрости. Это была крепкая русская водка, которая обожгла ей горло, но оказала свое воздействие. Закрутив пробку, она подождала, пока Александр повернулся к ней спиной.

– Расскажите мне о жизни в Англии, – обратился Александр к ней. – Это правда, что бедняки голодают, пока богачи толстеют и наживаются?

– Голодают не очень многие, – сказала она. Повернись, черт возьми, да повернись же. Я не могу сделать это, стоя лицом к тебе. – Но существует большое неравенство.

– И существуют разные законы для богатых и бедных?

– Есть пословица: «И богатым и бедным закон запрещает воровать хлеб и спать под мостом».

Александр засмеялся.

– В Советском Союзе все равны, но у некоторых есть кое-какие привилегии. Теперь вы будете жить в России?

– Не знаю. – Сузи снова открыла бутылку и протянула ему.

Сделав большой глоток, он вернул ее.

– В России у вас не будет таких нарядов.

Время стремительно улетучивалось, и ей придется приступить к делу. Она встала, чтобы перенять бутылку. Куртка ее распахнулась на груди. Стоя перед ним, она запрокинула голову, чтобы отпить из бутылки, зная, что теперь он уставился на ее поднявшуюся грудь. Она позволила ему основательно приковаться к ней взглядом, а затем, перехватив бутылку за горлышко, со всей силой спустила ее ему на макушку.

От звука удара ее передернуло. Он изумленно уставился на нее. Она подумала: ты же должен потерять сознание! Но глаза его оставались открытыми. Что делать? Сжав зубы, она еще раз ударила его.

Глаза его закрылись, и он обмяк на стуле. Сузи еле успела отпрянуть от его дернувшихся ног. Когда он свалился со стула, голова его гулко стукнулась о палубу, заставив Сузи слегка вздрогнуть, но в то же время она подумала: еще лучше, он окончательно и надолго отключился.

Она подтащила его к шкафу. Она тяжело дышала от страха и от возбуждения. Из кармана джинсов она вытащила двойной моток веревки, которую нашла на корме. Она связала Александру ноги и, перевернув его на живот, скрутила руки за спиной.

Она должна засунуть его в шкаф. Сузи посмотрела на дверь. О, Господи, только бы никто не зашел. Она засунула в проем шкафа его ноги, а затем попыталась приподнять его бесчувственное тело. Он был очень грузным. Она почти усадила его, но, когда попыталась еще приподнять его и засунуть в шкаф, выскользнул у нее из рук. Она попыталась снова подхватить его сзади, пропустив руки под мышками и приподнимая его. На этот раз получилось лучше: вес радиста лег ей на грудь, и ей удалось подтащить его. Ей придется залезть в шкаф вместе с ним, уложить его, а потом как-то выбраться из-под него.

Теперь он находился в сидячем положений, с согнутыми коленями, подошвы его упирались в стенку шкафа, а спина – к противоположной стенке. Она проверила веревки: не развяжутся. Но он же может закричать, придя в себя! Она огляделась в поисках тряпки, из которой можно сделать кляп и засунуть ему в рот. На глаза ей ничего не попалось. Она не могла оставить рубку и отправиться на поиски, потому что он каждую минуту мог придти в себя. Единственное, что ей пришло на ум – это ее трусики.

Ей казалось, что она освобождается от них целую вечность. Ей пришлось скинуть тяжелые сапоги, стянуть джинсы, спустить трусики, натянуть джинсы, влезть в сапоги, затем смять нейлон в тугой комок и засунуть в рот пленнику.

Ей не удалось закрыть дверцу шкафа. Господи! Мешал оттопыренный локоть Александра. Связанные руки касались дна шкафа и в этой скрюченной позиции торчали наружу. Как бы она ни толкала и ни прижимала дверь, локоть мешал ей. Наконец она сама залезла в шкаф и положила его чуть на бок, чтобы он привалился в угол. Локоть больше не мешал ей.

Несколько секунд она смотрела на него. Как долго люди остаются без сознания? Она не имела представления об этом. Она понимала, что для верности стоило нанести ему еще один удар, но боялась убить его. Все же взяла бутылку и даже вскинула ее над головой, но в последний момент нервы отказали, и, опустив бутылку, она просто захлопнула дверцу шкафа.

Сев на панель, она перевела стрелку на «Передачу», выбрав ту рацию, которая уже была настроена на волну «Копарелли» и склонилась к микрофону.

– Вызываю «Копарелли», ответьте, пожалуйста.

Она ждала. Ничего.

– Вызываю «Копарелли», ответьте, пожалуйста.

Молчание.

– Черт бы тебя побрал, Нат Дикштейн, да говори же со мной. Натаниель!