— А сколько тебе платят?

— За шерсть с одной овцы — пенни. Но приходится таскаться в Глостер и терять целый день, а сейчас весна и в поле полно работы, — пожаловался он, однако голос его звучал весело.

— А что это за деревня? — спросила Алина.

— Пришлые люди называют ее Хантлей, — ответил он. Крестьяне никогда не пользовались названием своей деревни — для них она была просто деревня. Названия — это для чужаков. — А ты кто такая? — поинтересовался он. — Как тебя сюда занесло?

— Я племянница Симона Хантлея, — сказала Алина.

— Да ну! Он сейчас в большом доме. Тебе надо немного вернуться назад. Увидишь тропинку через поле — по ней и иди.

— Спасибо.

Деревня стояла посреди распаханного поля, словно свинья в луже. Вокруг господского дома, который был не намного больше, чем дом преуспевающего крестьянина, теснились два десятка домишек. Казалось, тетушка Эдит и дядюшка Симон действительно жили не слишком богато. На главном дворе собралась группка мужиков, разглядывавших пару коней. Среди них, похоже, был и сам господин в алой мантии на плечах. Алина присмотрелась к нему. Прошло уже двенадцать или тринадцать лет с тех пор, как она видела дядюшку Симона, и все же, наверное, это был именно он. В ее памяти он остался огромным мужчиной, а сейчас выглядел не таким уж и большим, но это потому, что тогда она была совсем малышкой. Его волосы поредели, и появился двойной подбородок.

— А какой высокий в холке… — услышала Алина и узнала его скрипучий, с легким придыханием голос.

Она облегченно вздохнула. С этого момента они будут сыты и обуты, о них будут заботиться — всё, конец черствому хлебу с сухим сыром, ночевкам в сараях и бесконечным, полным опасностей путешествиям. Теперь у нее будут мягкая постель, новое платье и жареное мясо на обед.

Дядя Симон поймал ее взгляд и, не узнав сначала, весело бросил стоявшим рядом крестьянам:

— Посмотрите-ка! К нам пожаловали милашка и юный воин. — Затем что-то промелькнуло в его глазах, и он почувствовал, что это не совсем случайные прохожие. — Эй, а ведь я тебя знаю.

— Да, дядюшка Симон, знаешь, — сказала Алина.

— Свят-свят! — Он подпрыгнул, словно испугавшись чего-то. — Я слышу голос призрака!

Алина не вполне поняла, что он имел в виду, но через минуту дядя Симон подошел поближе и стал в упор разглядывать лицо девушки — казалось, он вот-вот захочет посмотреть ее зубы, как это делают с лошадьми, — а затем проговорил:

— У твоей матери был такой же голосок: будто мед льется из кувшина. Богом клянусь, ты и красивая-то такая же. — Он протянул руку, собираясь погладить ее по щеке, но она резко отпрянула. — Но, вижу, ты такая же упрямая, как и твой проклятый отец. Чаю я, это он послал вас сюда, а?

Алина сжалась от негодования. Ей было больно, что про отца говорили «твой проклятый отец», но, если бы она стала спорить, дядя Симон посчитал бы это еще одним доказательством ее упрямства, поэтому она прикусила язык и покорно промолвила:

— Да, он сказал, что тетушка Эдит позаботится о нас.

— Так вот, он ошибался, — проскрипел дядя Симон. — Тетушка Эдит умерла. Хуже того, из-за позора твоего папаши я потерял половину своей земли, которая отошла этому жирному мошеннику Перси Хамлею. Трудные времена настали. Так что можешь поворачивать и возвращаться в Винчестер. Я не пущу тебя к себе.

Алина опешила. Он казался таким жестоким.

— Но ведь мы твои родственники.

У него хватило приличия, чтобы несколько устыдиться, но его ответ был резок:

— Вы мне не родственники. Вы были племянниками моей первой жены. Но, даже когда Эдит еще была жива, она никогда не встречалась со своей сестрой из-за этого надутого осла, за которого имела несчастье выйти замуж твоя мать.

— Мы будем работать! — взмолилась Алина. — Мы оба готовы…

— Зря стараешься, — перебил ее дядя Симон. — Я отказываю вам.

Алина была потрясена. В его голосе звучала такая непоколебимость, что ей стало ясно: все споры или уговоры бесполезны. За последнее время она пережила столько разочарований и поражений, что теперь почувствовала скорее горечь обиды, чем тоску. Случись такое неделю назад, она бы, наверное, расплакалась. Ей захотелось плюнуть ему в рожу.

— Я тебе это припомню, — зло выпалила она, — когда Ричард станет графом и мы вернем свой замок!

— Да неужели я проживу так долго? — рассмеялся дядя Симон.

Не стоило больше унижаться.

— Пойдем, — сказала Алина брату. — Мы сами позаботимся о себе.

Дядя Симон уже отвернулся и снова принялся рассматривать коня с высокой холкой. Стоявшие там же крестьяне выглядели несколько смущенными. Алина и Ричард пошли прочь.

Когда их уже не могли услышать чужие, Ричард грустно спросил:

— Что же мы теперь будем делать, Алли?

— Мы докажем этим бессердечным людям, что мы лучше их, — решительно проговорила она, хотя и не чувствовала достаточно сил, просто ее переполняла ненависть — ненависть к дяде Симону, к отцу Ральфу, к тюремщику Одо, к разбойникам, к леснику, а больше всего к Уильяму Хамлею.

— Хорошо, что у нас есть немного денег, — снова заговорил Ричард.

Хорошо. Но рано или поздно они кончатся.

— Мы не можем просто взять и потратить их, — рассуждала Алина, шагая по тропинке, что вела к большой дороге. — Если мы их спустим на еду и всякие вещи, то очень скоро снова останемся без пенни в кармане. Мы должны с ними что-то сделать.

— Не понимаю, что именно. Лучше уж купить лошадь.

Она посмотрела на него. Он что, шутит? Нет, лицо Ричарда оставалось серьезным. Он просто не понимал.

— У нас нет ни положения, ни титула, ни земли, — принялась терпеливо объяснять Алина. — Король нам не поможет. Наняться работниками мы не можем — уже пытались в Винчестере, никому мы не нужны. Но мы как-то должны заработать себе на жизнь и сделать из тебя рыцаря.

— Понимаю, — кивнул он, хотя Алина видела, что это не совсем так.

— Нам надо утвердиться в каком-то деле, которое кормило бы нас и, по крайней мере, дало бы возможность заработать достаточно денег, чтобы купить тебе приличного коня.

— Ты хочешь сказать, что мне следует пойти в ученики к ремесленнику?

Алина покачала головой:

— Ты должен стать рыцарем, а не плотником. А мы когда-нибудь встречали человека, который зарабатывал бы себе на жизнь, не занимаясь никаким ремеслом?

— Да, — неожиданно ответил Ричард. — Мэг в Винчестере.

Он был прав. Мэг занималась торговлей шерстью, хотя ремеслу никогда не училась.

Но у нее было место на рынке.

Они прошли мимо рыжего парня, который показал им дорогу к дому дяди Симона. Четыре остриженные овечки паслись в поле, а он сделанной из тростника веревкой завязывал набитые шерстью узелки. Оторвавшись от своей работы, крестьянин помахал им рукой. Вот такие-то люди и привозили шерсть в Винчестер, чтобы продать ее купцам. Но купец должен иметь определенное место для торговых сделок…

Или не должен?

В голове Алины начал созревать план.

Она резко повернула назад.

— Ты куда? — закричал Ричард.

Алина была слишком взволнована, чтобы отвечать ему. Она облокотилась на изгородь.

— Так сколько, ты говоришь, тебе платят за шерсть?