помощью нескольких воинов я смог бы освободить тебя.

Алина прекрасно понимала, что этого никогда не случится. У Ричарда не было ни возможности, ни опыта, чтобы сколотить отряд для спасения отца, да к тому же он был слишком юн, чтобы повести за собой воинов. Она боялась, что отец обидит Ричарда, облив презрением его предложение, но он лишь проговорил:

— Даже не думай об этом. Если ты ворвешься сюда, я откажусь выйти.

Алина знала, что, коли отец принял решение, спорить с ним бесполезно. Но сердце разрывалось при мысли, что он окончит свои дни в этой вонючей тюрьме. Она подумала, что может еще многое сделать, чтобы хоть как-то скрасить его пребывание здесь.

— Что ж, если ты решил остаться, мы можем вычистить эту келью и принести свежего сена. Мы каждый день будем приносить тебе горячую пищу, достанем свечи и, возможно, Библию, чтобы ты мог ее читать. И еще…

— Прекрати! — отрезал отец. — Вы ничего этого делать не будете. Мои дети не станут проводить жизнь, слоняясь вокруг тюрьмы в ожидании смерти своего старого отца.

К глазам Алины снова подступили слезы.

— Но мы не можем оставить тебя в таком положении!

Он оставил без внимания ее слова, что было его обычным ответом дуракам, пытавшимся с ним спорить.

— У вашей дорогой матушки была сестра, вам она тетя Эдит. Она живет в деревне Хантлей, что на Глостерской дороге. Ее муж рыцарь. Вот туда вы и пойдете.

Алине в голову пришла мысль, что они смогут время от времени навещать отца. И возможно, он разрешит им устроить его поудобнее. Она попыталась вспомнить тетушку Эдит и дядюшку Симона, которых не видела с того дня, когда умерла мама. У нее осталось лишь тусклое воспоминание о хрупкой и робкой женщине и большом и радушном мужчине, который много ел и много пил.

— И они позаботятся о нас? — неуверенно спросила Алина.

— Конечно. Они же ваши родственники.

Алина была не вполне уверена, что это достаточно серьезная причина для того, чтобы скромная семья рыцаря с радостью приняла двух голодных подростков, однако отец сказал, что все будет хорошо, а она ему верила.

— А что потом?

— Ричард станет оруженосцем своего дядюшки и начнет обучаться рыцарскому искусству, а ты до замужества будешь фрейлиной тети.

Алина чувствовала себя так, будто многие мили несла тяжелую ношу и, пока не свалила ее на землю, даже не замечала, как болит спина. Теперь снова все решал отец, и ей казалось, что ответственность последних дней была слишком велика для нее. А его авторитет и способность управлять ходом событий, даже когда он был больным и закованным в цепи, успокаивали и смягчали скорбь, ибо можно вроде бы и не особенно беспокоиться о человеке, который сам всем командует.

А сейчас его тон стал даже еще более повелительным:

— И прежде чем вы покинете меня, я хочу, чтобы вы оба дали клятву.

Алина была потрясена. Ведь отец всегда советовал воздерживаться от клятв. «Давать клятву — значит подвергать душу риску, — обычно говорил он. — Никогда не клянись, пока не будешь уверена, что скорее умрешь, чем нарушишь свой обет». Вот и здесь он оказался из-за того, что дал слово; другие бароны отреклись от своих обетов и признали короля Стефана, а отец остался до конца верен клятве. И теперь он умирал.

— Дай мне твой меч, — сказал он Ричарду.

Ричард обнажил меч и протянул отцу, который, повернув его рукояткой от себя, приказал:

— На колени!

Ричард повиновался.

— Положи руку на эфес. — Отец сделал паузу, словно собираясь с силами, а затем его голос зазвенел, как набатный колокол. — Клянись Всемогущим Господом Богом, и Иисусом Христом, и всеми святыми, что не будет тебе покоя, пока не станешь ты графом Ширингом и господином всех тех земель, коими владел я.

Изумленная Алина следила за происходящим, преисполненная благоговейного страха. Она ожидала, что отец потребует от них расплывчатого обещания — например, всегда говорить правду или быть богопослушными, — так нет же, он ставил перед Ричардом вполне конкретную задачу, задачу, на решение которой могла уйти вся жизнь.

Ричард сделал глубокий вдох и с дрожью в голосе произнес:

— Клянусь Всемогущим Господом Богом, и Иисусом Христом, и всеми святыми, что не будет мне покоя, пока не стану я графом Ширингом и господином всех тех земель, коими владел ты.

Отец вздохнул, будто закончил тяжелую работу. Однако затем вновь увидел Алину. Повернувшись, он направил рукоятку меча на нее.

— Клянись Всемогущим Господом Богом, и Иисусом Христом, и всеми святыми, что будешь заботиться о брате твоем Ричарде до тех пор, пока он не исполнит своего обета.

Чувство обреченности захлестнуло Алину. Значит, это должно было стать ее судьбой: Ричард будет мстить за отца, а она — заботиться о Ричарде. Для нее это тоже миссия отмщения, ибо, если Ричард станет графом, Уильям Хамлей потеряет право наследования. В сознании Алины пронеслась мысль, что никто даже не спросил ее, как она сама хотела бы прожить свою жизнь, но эта дурацкая мысль исчезла так же быстро, как и пришла. Итак, таково ее предназначение. Она не противилась ему, просто она понимала, что наступала роковая минута, что обратной дороги уже не будет и что ее жизненный путь определяется окончательно и бесповоротно. Она дотронулась до рукоятки меча и произнесла клятву, сама удивляясь своему голосу, в котором слышались сила и непреклонная воля:

— Клянусь Всемогущим Господом Богом, и Иисусом Христом, и всеми святыми, что буду заботиться о брате моем Ричарде до тех пор, пока он не исполнит своего обета.

Она перекрестилась. «Все, — подумала Алина. — Я дала клятву, и я скорее умру, чем нарушу ее». Она почувствовала нечто вроде злого удовлетворения.

— Ну вот, — проговорил отец. Его голос снова стал слабым. — Теперь вам никогда больше не надо приходить сюда.

Алина не верила своим ушам.

— Но дядя Симон мог бы иногда привозить нас, чтобы мы убедились, что ты сыт и обогрет…

— Нет, — твердо сказал отец. — У вас есть цель, и вы не будете растрачивать свои силы на визиты в тюрьму.

Она слышала непреклонные нотки в его голосе, но не могла не воспротивиться столь суровому решению.

— Тогда позволь нам прийти еще только раз лишь затем, чтобы принести тебе самое необходимое.

— Мне ничего не надо!

— Ну пожалуйста…

— Нет!

К себе он был не менее жесток, чем к другим. Не в силах что-либо сделать, она зарыдала.

— А теперь идите, — приказал отец.

— Уже?

— Да. Это место отчаяния и смерти. После того как я увидел вас, убедился, что вы живы и здоровы, и вы поклялись возвратить то, что я потерял, я удовлетворен. Единственное, что может разрушить мое счастье, — это видеть, как вы теряете время на посещения тюрьмы. Идите же.

— Нет, папа! — взмолилась Алина, хотя и знала, что все уговоры бесполезны.

— Послушай. — Его голос смягчился. — Я прожил славную жизнь, и вот я умираю. Я уже исповедался и готов предстать перед вратами вечности. Молитесь за спасение моей души. Ступайте.

Алина наклонилась и поцеловала отца в лоб. Ее слезы окропили его щеки.

— Прощай, мой дорогой отец, — прошептала она и встала.