одновременно статья расходов. Но в такие дни, как сегодня, он словно впервые видел его величие. Мерцающие свечи отражались в золоте подсвечников, монахи в облачениях скользили между древними каменными колоннами, голоса певчих взмывали к высоким сводам. Ничего удивительного, что сотни горожан просто замерли.
Во главе процессии шел Карл. Под пение хора он открыл склеп под главным алтарем и на ощупь достал ковчег. Подняв его высоко над головой, слепец пошел по собору — сама святость, белобородый, незрячий. Захлопнется ли ловушка? Это так просто; Годвину казалось даже, что слишком просто. Шагая в нескольких шагах позади Карла, он кусал губы, стараясь успокоиться.
Прихожан охватил священный ужас. Ризничий не уставал поражаться, как легко манипулировать людьми. Они не могли видеть мощи, а если бы увидели, то не отличили бы их от любых других человеческих останков. Но драгоценный роскошный ковчег, гулкое эхо торжественного пения, единообразные монашеские облачения, гигантские колонны и теряющиеся в сумраке своды, превращавшие всех в карликов, внушали трепет.
Годвин во все глаза наблюдал за Карлом. Подойдя точно под центр западной арки северного придела, слепой резко повернул влево. Симеон внимательно следил, чтобы в случае чего направить старца, но в этом не было необходимости. Хорошо: чем увереннее помощник Антония идет сейчас, тем больше вероятности, что он споткнется в решающий момент.
Считая шаги, Карл дошел точно до продольной оси центрального нефа и, вновь повернув, направился прямо к алтарю. Пение прекратилось, и процессия продолжала путь в торжественной тишине.
Это, наверно, как брести по темноте, думал Годвин. Слепой проделывал этот путь несколько раз в год всю жизнь. Теперь он возглавляет процессию и должен нервничать, но старик выглядел спокойным, лишь едва заметно шевелил губами — считал шаги. Однако Годвин позаботился о том, чтобы спутать ему карты. Опозорится ли Карл? Или нет?
По мере приближения процессии прихожане благоговейно пятились назад. Они знали, что прикосновение к ковчегу может сотворить чудо, но верили также, что любое неуважение к реликвии аукнется роковыми последствиями. Духи усопших витают над своим прахом в ожидании судного дня, и праведники из их числа обладают почти неограниченными возможностями благотворить живым и карать их.
В голове Годвина пронеслось, что святой Адольф может разгневаться на него за то, что сейчас произойдет в Кингсбриджском соборе. Монах содрогнулся от страха, но принялся уговаривать себя, что действует во благо аббатства, где хранятся мощи, и что всеведущий святой, умеющий читать в людских сердцах, увидит его правоту.
Приблизившись к алтарю, Карл замедлил шаги, но не изменил их выверенной длины. Честолюбец затаил дыхание. Поднявшись на ступень, которая, по его подсчетам, должна была привести к помосту, где стоял алтарь, Карл замер. Ризничий завороженно смотрел, боясь, что в самый последний момент, не дай Бог, случится непредвиденное и произойдут какие-нибудь изменения в ритуале.
Затем Слепой уверенно шагнул и наткнулся на передвижной алтарь, оказавшийся на ярд ближе ожидаемого. В тишине раздался глухой удар туфли по полому деревянному возвышению. От неожиданности и испуга старик громко вскрикнул, инерция вынесла его вперед. Годвин возликовал, но лишь на мгновение, затем заговорщика охватил беспредельный ужас.
Симеон бросился поддержать Карла, но слишком поздно. Ковчег выскользнул у того из рук, и толпа ахнула. Драгоценный ларец упал на каменный пол, от удара крышка открылась, и останки святого высыпались. Слепой навалился на тяжелый резной деревянный алтарь, столкнул с помоста, и драгоценная утварь и свечи тоже посыпались на пол. Интриган замер от страха. Это было намного хуже, чем планировалось. Череп прокатился по полу к ногам Годвина.
План сработал — слишком удачно. Ризничий хотел, чтобы Карл упал и все увидели, как слепец беспомощен, но вовсе не собирался осквернять мощи. Онемев от ужаса, виновник происшествия не мог отвести взгляда от черепа на полу. Пустые глазницы, казалось, тоже смотрели на молодого монаха с осуждением. Какая же чудовищная кара ждет его? Сможет ли когда-нибудь загладить эту вину? Но поскольку несчастье не стало для него неожиданным, он пришел в себя раньше остальных. Встав над мощами, Годвин воздел руки и попытался перекричать гул:
— Все на колени! Молиться!
Стоящие впереди опустились на колени, за ними быстро последовали остальные. Нечистый помыслами церковник начал знакомую молитву, к нему присоединились монахи и монахини. Когда пение заполнило собор, заговорщик поднял ковчег, который, судя по всему, не пострадал, затем медленно, торжественно обеими руками взял череп. От страха руки его дрожали, но ризничий удержал святыню. Не прерывая молитвы, поднес череп к ковчегу и поместил на подкладку. Заметив, что Карл пытается встать, Годвин кивнул двум монахиням:
— Проводите помощника аббата в госпиталь. Брат Симеон, мать Сесилия, вы не пойдете с ним?
Он поднял еще один фрагмент останков. Содрогаясь в душе, Годвин сознавал, что больше Карла несет ответственность за случившееся, но его намерения были чисты, и монах все еще надеялся умилостивить святого. В то же время он понимал, что его действия должны произвести самое благоприятное впечатление на присутствующих: в тяжелейшую минуту он все взял на себя — истинный вождь. Однако нельзя, чтобы минута эта затянулась. Нужно скорее собрать останки.
— Брат Томас, брат Теодорик, идите сюда, помогите мне.
Филемон выступил вперед, но Годвин махнул ему рукой: служка не монах, а только принявшие постриг дерзают дотрагиваться до мощей.
Хромая и опираясь на Симеона и Сесилию, Карл вышел из собора, и Годвин остался бесспорным хозяином положения. Подозвав Филемона и служку Ото, он велел им привести в порядок алтарь. Те поставили его на помост. Ото подобрал подсвечники, а Филемон — украшенное драгоценными камнями распятие. Служки почтительно поставили все на алтарь и принялись собирать свечи.
Наконец все фрагменты останков оказались в ковчеге. Годвин опустил крышку, но плотно она не прижималась. Закрыв ее как мог, ризничий торжественно поставил ковчег на алтарь и тут вспомнил, что духовным лидером аббатства — пока — должен быть не он, а Томас. Взял книгу, которую нес Симеон, и передал своему помощнику. Тот сразу все понял, открыл книгу, нашел нужную страницу и начал читать. Монахи и монахини выстроились по обе стороны алтаря, и получилось, что Томас их вел.
Кое-как закончили службу.
Едва выйдя из собора, Годвин опять затрясся. Чуть не случилась катастрофа, но, кажется, все-таки обошлось.
Монахи вошли в аркаду, и стройная процессия распалась. Братья принялись возбужденно обсуждать случившееся. Ризничий прислонился к колонне, пытаясь взять себя в руки и одновременно прислушиваясь. Кто-то сказал, что осквернение реликвии — дурной знак: Бог не хочет, чтобы Карл был аббатом. Именно этого и добивался честолюбец. Но к его ужасу, большинство сочувствовали Карлу. Этого молодой монах вовсе не хотел. Он понял, что, вызвав жалость к Слепому, невольно дал ему преимущество.
Ризничий собрался с духом и поспешил в госпиталь. Ему нужно встретиться с Карлом, пока тот не оправился и не понял, что монахи на его стороне.
Помощник аббата сидел на кровати: рука на перевязи, на голове повязка, бледен, потрясен, каждые несколько секунд лицо его нервно подергивалось. Подле него разместился Симеон, который с неприязнью посмотрел на Годвина и процедил:
— Я полагаю, вы довольны.
Тот пропустил шпильку мимо ушей.
— Брат Карл, вы будете рады узнать, что мощи святого поместили на место с гимнами и молитвами. Святой, несомненно, простит нас за эту трагическую случайность.
Слепой покачал головой:
— Случайностей не бывает. Все предопределено Господом.
Годвин приободрился. Пока все хорошо. Но Симеон думал о том же и попытался остановить Карла: