и тихой — лишь отдельные грубые хижины вдоль дороги, ведущей к усадьбе и церкви, единственной каменной постройке. Усадьба была не больше городского купеческого дома, с жилыми комнатами на втором этаже. Приличные дома еще имели священник и несколько крестьян, но в основном лачуги перегораживала надвое стенка, по одну сторону которой держали скотину, а по другую располагалось помещение, служившее всей семье и кухней, и спальней.

Один из добротных домов принадлежал семье Вулфрика. Запертые двери и закрытые ставни придавали ему заброшенный вид. Осиротевший крестьянин прошел мимо, к другому большому дому, где жила Аннет. Небрежно помахал подружке и с радостной улыбкой свернул во двор нареченной.

Гвенда испытала резкое чувство утраты, как будто кончился хороший сон, но взяла себя в руки и пошла по полю. Благодаря июньским дождям пшеница и ячмень зазеленели, но теперь им нужно солнце, чтобы созреть. Деревенские женщины медленно передвигались вдоль рядов посевов, выдирая сорняки. Некоторые помахали соседке рукой.

Приближаясь к дому, Гвенда разволновалась и разозлилась. Она не видела родителей с того дня, как отец продал ее Симу Коробейнику за корову. Почти наверняка он считал, что дочь еще у Сима. Увидев ее, Джоби потеряет дар речи. Что он скажет? И что она скажет отцу, который предал родную кровь? Девушка была уверена, что мать ничего не знает о сделке. Скорее всего отец наплел ей, что Гвенда, к примеру, сбежала с любовником. Мать придет в бешенство. Гвенде очень хотелось обнять малышей — Кэт, Джоуни, Эрика. Только теперь она поняла, как соскучилась по ним.

Их дом стоял в конце трехсотакрового поля, его загораживали деревья на опушке леса. Он был даже меньше крестьянских лачуг — единственную комнату семья по ночам делила с коровой. Такие дома назывались мазанками: жерди втыкали в землю, переплетали их мелкими веточками, как корзину, а дыры замазывали клейкой смесью ила, соломы и коровьего навоза. В соломенной крыше проделывали отверстие, куда выходил дым из очага на земляном полу. В мазанках жили всего несколько лет, потом их приходилось ставить заново. Сейчас дом показался Гвенде убогим, как никогда. Девушка поклялась себе, что не останется здесь на всю жизнь, каждый год-два рожая детей, большинство из которых умрут от голода.

В сотне ярдов от дома заметила отца — он с кувшином шел ей навстречу по меже. Наверно, направлялся к матери Аннет, Пегги Перкин, которая варила эль на всю деревню. В это время года у отца всегда водились деньги, так как в полях было много работы. Джоби увидел дочь не сразу.

Гвенда внимательно смотрела на его худую фигуру — рубаха до колен, потрепанный колпак, самодельные сандалии, привязанные к ногам соломой. Родитель шел осторожно и одновременно небрежно: он всегда производил впечатление неуверенного чужака, который пытается делать вид, что находится у себя дома. Из-за близко посаженных глаз, большого носа и широкого выступающего подбородка лицо его казалось бугристым треугольником. Гвенда знала, что похожа на него. Отец украдкой глянул на женщин, работавших в поле, как будто не хотел, чтобы те заметили, как он за ними наблюдает.

Подойдя ближе, Джоби оглядел дочь с нехорошим прищуром, быстро опустил глаза и тут же опять поднял. Выставив подбородок, Гвенда твердо смотрела на отца, и на его лице отразилось изумление.

— Ты? Что случилось?

— Сим Коробейник вовсе не коробейник, а разбойник.

— А где он?

— В аду, папочка. Там-то вы с ним и встретитесь.

— Ты что, убила его?

— Нет. — Девушка уже давно решила, что будет врать. — Его убил Бог. Сим шел по кингсбриджскому мосту, и тот рухнул. Бог наказал его за грех. А тебя еще нет?

— Бог милует добрых христиан.

— И это все, что ты можешь мне сказать? Что Бог милует добрых христиан?

— Как ты убежала?

— Напрягла мозги.

Джоби прищурился.

— Умная девочка.

Гвенда подозрительно всмотрелась в лицо отца:

— Какую еще гнусность ты задумал?

— Умная девочка, — повторил он. — Ступай к матери. На ужин получишь кружку эля. — И пошел дальше.

Беглянка нахмурилась. Кажется, отца не очень беспокоило, что скажет мать, когда узнает правду. Может, рассчитывает, что дочь постесняется рассказать ей? Что ж, в таком случае он ошибается.

Кэт и Джоуни играли в грязи перед домом. Завидев Гвенду, они вскочили и бросились к ней. Скип громко залаял. Девушка обняла сестер, вспомнив, как думала, что никогда их больше не увидит; в эту секунду она была страшно рада, что воткнула кинжал в башку Олвина.

Мать на кухне кормила маленького Эрика молоком, придерживая кружку, чтобы не пролить ни капли. Увидев дочь, она вскрикнула от радости, поставила кружку на стол, встала и обняла ее. Гвенда заплакала и, разрыдавшись, уже не могла остановиться. Плакала, потому что Сим вел ее из города на веревке, потому что позволила Олвину взять себя, плакала по всем людям, что погибли на мосту, и потому, что Вулфрик любит Аннет. Когда рыдания несколько поутихли, она смогла проговорить:

— Мама, отец продал меня. Продал за корову, я была у разбойников.

— Это нехорошо, — покачала головой мать.

— Хуже, чем нехорошо! Он подлый, злой… он дьявол.

Мать отстранилась:

— Не говори так.

— Но это правда!

— Он твой отец.

— Отцы не продают детей как скотину. У меня нет отца.

— Джоби кормил тебя восемнадцать лет.

Гвенда в недоумении смотрела на нее.

— Как ты можешь быть так жестока? Он продал меня разбойникам!

— И привел нам корову. Теперь у нас есть молоко для Эрика, хоть у меня и высохла грудь.

Девушка медленно выговорила:

— Ты защищаешь его!

— У меня больше никого нет, Гвенда. Твой отец не принц и даже не крестьянин. Безземельный батрак. Но он делал для нас все, что мог, почти двадцать пять лет. Работал, когда получалось, и воровал, когда приходилось. Благодаря ему выжили и ты, и Филемон, и при попутном ветре он сделает то же самое для Кэт, Джоуни и Эрика. Да, он грешил, но без него нам было бы хуже. Поэтому не называй его дьяволом.

Гвенда онемела. Она едва привыкла к мысли, что отец предал ее. А теперь оказывалось, что мать ничуть не лучше. Девушка растерялась. Это было похоже на то, когда мост ушел из-под ног: она с трудом понимала, что происходит.

Вошел отец с кувшином эля. Снял с полки над очагом три деревянных кружки и весело сказал:

— Ну, давайте выпьем за возвращение нашей непутевой девочки.

После долгой дороги Гвенде хотелось есть и пить. Она взяла кружку и жадно отпила, но, зная подходы отца, спросила:

— Что ты задумал?

— Как тебе сказать… На следующей неделе ярмарка в Ширинге, так?

— И что?

— Ну… можно повторить.

Девушка не поверила своим ушам.

— Повторить что?

— Я тебя продам, ты уйдешь с покупателем, а потом убежишь и вернешься домой. С тобой ведь ничего не случилось?

— Ничего не случилось?!

— А у нас теперь корова за двенадцать шиллингов. Мне ведь почти полгода нужно работать за такие