почему люди болеют?» Мать Сесилия отвечала ей, что по грехам; Эдмунд говорил, что этого никто точно не знает. Ни тот ни другой ответ девочку не удовлетворил. Может быть, она все еще ищет ответ — здесь, на кухне Мэтти.
Керис влила жидкость в крошечный кувшинчик, заткнула, туго привязала пробку веревкой, стянув концы узлом, и вручила Гвенде. Та, засовывая снадобье в кожаный кошель на поясе, думала, как же ей заполучить Вулфрика на целый час. Храбро сказала, что может это сделать, но теперь, когда прижимала к себе приворотное зелье, задача казалась практически невыполнимой. Вулфрик начинал проявлять признаки беспокойства, стоило ей лишь заговорить с ним. Все свое свободное время он по возможности проводил с Аннет. Какая же у Гвенды может возникнуть необходимость побыть с ним наедине? «Я покажу тебе гнезда диких уток»? Но куда логичнее показать их отцу. Вулфрик немного наивен, но вовсе не глуп — сразу догадается, что это неспроста. Керис дала Мэтти двенадцать серебряных пенни — двухнедельный заработок Джоби, — и Гвенда поблагодарила:
— Спасибо, Керис. Надеюсь, ты придешь ко мне на свадьбу.
Суконщица рассмеялась:
— Вот это я люблю — полная уверенность!
Подруги вернулись на ярмарку. Гвенда решила для начала выяснить, где остановился Вулфрик. Его семья слишком богата, чтобы пользоваться бесплатным ночлегом в аббатстве. Скорее всего остановились на постоялом дворе. Можно, конечно, ненароком спросить у него или его брата, дескать, просто интересно, какой из постоялых дворов города самый лучший.
Мимо прошел монах, и Гвенда спохватилась, что не зашла к брату. Ей стало стыдно. Отец не навещал Филемона — мужчины ненавидели друг друга уже несколько лет, — но девушка любила брата. Знала, что он хитрый, злой, все время врет, но все-таки любила — ведь дети провели вместе много голодных зим. Обязательно сходит к нему, когда найдет Вулфрика. Но не успели они с Керис дойти до ярмарки, как встретили отца Гвенды.
Джоби стоял возле монастырских ворот, у «Колокола», с человеком в желтой тунике, у которого на спине висел какой-то тюк. На веревке батрак держал коричневую корову. Отец кивнул Гвенде:
— Я нашел корову.
Дочь внимательно ее осмотрела — два года, худая, своенравный взгляд, но вроде здоровая.
— Кажется, ничего, — кивнула она.
— Это Сим Коробейник, — буркнул отец, ткнув большим пальцем в желтую тунику.
Коробейник ходил по деревням, торгуя всякими мелочами — иголками, пряжками, ручными зеркальцами, гребнями. Может, конечно, корова краденая, но отца это не остановит, если цена подходящая. Гвенда спросила:
— А где ты взял денег?
— Вообще-то она не за деньги, — ответил Джоби, отводя глаза.
Гвенда поняла: отец что-то задумал.
— А за что?
— Это как бы обмен.
— И что ты отдаешь ему за корову?
— Тебя.
— Не говори ерунды.
Гвенда не успела договорить, как почувствовала, что на нее набросили веревочную петлю и затянули на теле, так что руки прижались к бокам. Девушка растерялась. Это невозможно. Стала брыкаться, чтобы высвободиться, но Сим еще туже затянул петлю.
— Ну, не бузи, — бросил отец.
Гвенда не могла поверить, что это всерьез.
— Ты что такое говоришь? — недоверчиво спросила она. — Ты не можешь продать меня, дурак.
— Симу нужна женщина, а мне нужна корова, — пожал плечами Джоби. — Очень просто.
Тут Гвенда впервые услышала голос Коробейника:
— Ну и уродка у тебя дочь.
— Но это же смешно! — крикнула пленница.
— Не волнуйся, девочка, — улыбнулся Сим. — Я не сделаю тебе ничего плохого, пока ты будешь хорошо себя вести и делать то, что говорю.
До Гвенды начало доходить, что все всерьез. Мужчины действительно решили поменяться. Ледяная игла ужаса вонзилась ей в сердце, когда она представила возможные последствия.
— Ну хватит шутить, — громко вмешалась Керис. — Немедленно отпустите ее.
Сим не испугался командирского окрика.
— А ты кто такая, чтобы тут приказывать?
— Мой отец — олдермен приходской гильдии.
— Но ты-то нет, — хмыкнул Коробейник. — А если бы и была, у тебя нет власти ни надо мной, ни над моим другом Джоби.
— Вы не можете обменять девушку на корову!
— Почему это? Корова моя, дочь его.
Перебранка привлекла внимание прохожих, люди останавливались и таращились на девушку, связанную веревкой. Кто-то спросил:
— Что случилось?
— Он меняет дочь на корову.
Гвенда заметила, что отец испугался. Хотел все обстряпать по-тихому, но не хватило ума предвидеть реакцию людей. Девушка поняла: прохожие — ее единственная надежда. Керис помахала монаху, который выходил из ворот аббатства.
— Пожалуйста, подойди сюда, рассуди спор. — Суконщица торжествующе посмотрела на Сима. — Аббатство имеет право выносить решение о законности всех сделок, заключающихся на шерстяной ярмарке. Брат Годвин — ризничий. Полагаю, вы признаете его авторитет.
Монах подошел ближе:
— Здравствуй, сестренка Керис. В чем дело?
— Сестренка, вот как, — недовольно проворчал Сим.
Ризничий холодно посмотрел на него.
— О чем бы вы тут ни спорили, я попытаюсь судить справедливо, как служитель Церкви. Надеюсь, вы можете мне довериться.
— Счастлив слышать это, сэр, — подобострастно выгнулся торговец.
Джоби тоже заюлил:
— Я вас знаю, брат. Мой сын Филемон вам очень предан. Вы так добры к нему.
— Хорошо, и довольно об этом. Что здесь происходит?
— Джоби хочет обменять Гвенду на корову, — объяснила Керис. — Скажи ему, что так нельзя.
— Это моя дочь, сэр, ей восемнадцать лет, она девица — значит, я могу с ней поступать как хочу, — захныкал Джоби.
— И все-таки это позорное дело — продавать детей, — покачал головой ризничий.
Джоби решил бить на жалость:
— Ни за что не сделал бы этого, сэр, но только у меня еще трое дома, а я безземельный батрак, мне нечем кормить детей зимой без коровы, а прежняя подохла.
Зеваки одобрительно загалдели. Они-то прекрасно знали всё и про зимнюю нужду, и про крайности, на которые может пойти человек, дабы прокормить семью. Гвенда ослабла от отчаяния. Коробейник заметил:
— Вы можете назвать это позором, брат Годвин, но не грехом.
Сим говорил так, будто знал ответ, и Гвенда поняла, что он произносит эти слова не впервые. С явной неохотой монах признал:
— В Библии есть указание, как следует продавать дочерей в рабство. Книга Исхода, глава двадцать первая.
— Ну вот! — воскликнул Джоби. — Вполне по-христиански.